время было рабочее. Но потом заметил, что состав толпы непрерывно меняется, хотя численность остается более-менее постоянной. Подъезжали машины, водители спрашивали, что случилось, ненадолго присоединялись к зевакам и отбывали восвояси. Неудивительно: смотреть, по сути дела, было не на что. Тем не менее, раввин не мог заставить себя отойти от окна. Он опустил жалюзи и прикрыл ставни, чтобы его не было видно со стоянки. Машину раввина охранял полицейский в мундире, отгонявший особенно любознательных наблюдателей. Репортеры и фотографы уже прибыли на место преступления, и раввин гадал, скоро ли они явятся к нему в кабинет, чтобы взять интервью. Он понятия не имел, как с ними разговаривать, не знал, следует ли ему принять их всех скопом. Может, лучше направить эту братию к мистеру Вассерману, который, в свою очередь, отошлет репортеров к поверенному, занимавшемуся правовым обеспечением деятельности храма? С другой стороны, отказ обсуждать случившееся, вероятно, вызовет подозрения.
Наконец раздался стук в дверь. Но пришли не репортеры, а полицейские. Высокий человек со слезящимися глазами объявил, что он - лейтенант Дженнингс, и добавил:
- Стенли сказал, что вы здесь.
Раввин молча указал пришельцу на кресло.
- Мы хотели бы отогнать вашу машину в полицейский гараж, рабби, чтобы как следует осмотреть её, - сказал Дженнингс.
- Разумеется, лейтенант.
- У вас есть поверенный, рабби?
Раввин покачал головой.
- Разве он мне нужен?
- Э... может, я и не должен вам этого говорить, но мы хотели бы сделать все по-свойски, как друзья. Будь у вас поверенный, он мог бы посоветовать вам отказаться сотрудничать с нами, если вы не хотите этого делать. Разумеется, в таком случае мы без труда выправим судебное постановление.
- Все в порядке, лейтенант. Если вы считаете, что, отогнав мою машину в город, приблизитесь к разгадке этой потрясающей истории, то действуйте.
- Если у вас есть ключи...
- Разумеется, есть, - раввин отцепил ключи от лежавшей на столе связки. - Вот этот - от замка зажигания и "бардачка", а этот - от багажника.
- Я выдам вам расписку.
- В этом нет нужды.
Подойдя к окну, раввин увидел, как лейтенант садится в его машину и уезжает, и с удовольствием отметил, что изрядная часть толпы отбыла вместе с ним.
Несколько раз в течение дня он пытался дозвониться жене, но линия была занята. Раввин позвонил в контору мистера Вассермана, и ему сообщили, что президент ушел и сегодня уже не вернется.
Тогда раввин раскрыл одну из лежавших на столе книг, пролистал, сделал пометку на карточке, заглянул в другую книгу, тоже что-то отметил. Спустя пять минут он с головой погрузился в свои изыскания.
Зазвонил телефон. Оказалось, это Мириам.
- Я два или три раза пытался дозвониться тебе, но было занято, сказал ей раввин.
- Я положила трубку на стол, - объяснила Мириам. - Едва ты ушел, все начали трезвонить, спрашивать, слышали ли мы новость. Хотели знать, могут ли они что-нибудь сделать для нас. Кто-то даже сказал, что тебя арестовали. Тогда-то я и сняла трубку. Но телефон начал потрескивать, и я подумала, что, может, у кого-то важное дело, и надо опять положить трубку на рычаг. Тебе кто-нибудь звонил?
- Никто, - раввин усмехнулся. - Наверное, не хотят признавать, что готовы разговаривать с местным врагом общества номер один.
- Не надо, прошу тебя! Это не тема для шуток. Что мы будем делать, Дэвид?
- Делать? А зачем что-то делать?
- Ну, понимаешь, звонил мистер Вассерман, приглашал пожить у них.
- Но это же глупо, Мириам. Сегодня саббат, и я надеюсь провести его в собственном доме, за собственным столом. Не волнуйся, все будет хорошо. Я вернусь к ужину, а потом отправлюсь на службу, как всегда.
- А что ты делаешь сейчас?
- Работаю над статьей о маймонидах.
- Неужели это так срочно?
Раввин уловил напряженные нотки в её голосе и простодушно спросил:
- А чем ещё мне заниматься?
13
На вечернюю службу явилось раз в пять больше народу, чем обычно, и это немало огорчило членов сестричества, которые приготовили угощение и накрыли стол в трапезной.
Памятуя о причинах столь неожиданного рвения, раввин тоже не слишком обрадовался росту численности прихожан. Он сидел на возвышении возле священного ковчега и угрюмо размышлял. В конце концов Дэвид решил, что ни словом не обмолвится о вчерашней трагедии. Сделав вид, будто изучает молитвенник, он на самом деле исподлобья разглядывал прихожан, никогда прежде не посещавших пятничную вечернюю службу, и улыбался, лишь когда в храм входил кто-нибудь из завсегдатаев. Так он давал им понять, что знает: они действительно пришли помолиться, а не утолить пошлое любопытство.
В числе завсегдатаев были и Шварцы, коль скоро Майра занимала пост председательницы сестричества. Обычно они сидели сзади, в шестом или седьмом ряду, но сегодня супруги разделились: Бен уселся на облюбованное место, а Майра подошла ко второму ряду, где сидела супруга раввина, и устроилась по соседству. Наклонившись к Мириам, Майра похлопала её по плечу и что-то шепнула на ухо. Миссис Смолл сначала застыла, потом кое-как выдавила улыбку.
Наблюдавший эту сценку раввин был тронут проявленным председательницей сестричества участием, тем паче что он никак не ожидал ничего подобного. Но по зрелом размышлении понял: Мириам хотят подбодрить, и этот жест Майры - проявление сочувствия к женщине, муж которой попал под подозрение. Вот вам и ещё одно объяснение роста числа прихожан. Некоторые, вероятно, явились сюда в надежде, что он заведет речь об убийстве, другие хотели посмотреть, не загорится ли на воре шапка. Стало быть, промолчать нельзя: это может создать неверное впечатление и навести на мысль, что он боится затрагивать щекотливую тему.
Дэвид не упомянул о прискорбном происшествии в своей проповеди, но, когда служба близилась к завершению, произнес такие слова:
- Прежде чем скорбящие поднимутся с мест и прочтут поминальную молитву, позвольте напомнить вам об её истинном значении.
Прихожане встрепенулись, подались вперед и навострили уши. Наконец-то дождались!
- Бытует убеждение, - продолжал раввин, - что, читая Кадиш, мы отдаем дань памяти усопшему, которого любили. Если вы внимательно изучите эту молитву или её английский перевод на соседней странице, то заметите, что в ней нет ни единого упоминания о смерти и душе почившего. Это, скорее, утверждение веры в бога, его могущество и величие. В чем же тогда заключается значимость этой молитвы? Почему именно её читают скорбящие? И почему Кадиш произносится в полный голос, когда большинство наших молитв читается шепотом? Быть может, сам способ вознесения молитвы дает нам ключ к пониманию её смысла. Это молитва не за души усопших, а за души живых. Это заявление человека, только что понесшего тяжелую утрату, заявление, в котором человек утверждает, что по-прежнему верит в бога. Тем не менее, в нашем народе продолжает бытовать убеждение в том, что Кадиш - суть долг, который мы воздаем умершим, а поскольку еврейская традиция сообщает обычаю силу закона, я тоже скажу Кадиш вместе со скорбящими. Скажу ради человека, который не был нашим прихожанином, даже не придерживался нашей веры. Человека, о котором мы мало что знаем, но трагическая гибель которого волею судеб коснулась каждого из членов нашей конгрегации...
По пути из храма домой Дэвид и Мириам почти не разговаривали. Только возле двери раввин, наконец, нарушил молчание.
- Я заметил, что миссис Шварц всячески стремилась выказать сочувствие.
- У неё добрая душа, Дэвид, и она хотела помочь, - ответила Мириам. Ох, Дэвид, эта история может выйти нам боком.
- Я тоже склоняюсь к такому заключению, - согласился раввин.
В их доме заливался телефон.
14
Впрочем, благочестивые устремления возродились ненадолго, и уже в субботу утром религиозный пыл прихожан иссяк: на службе, как обычно, присутствовало человек двадцать. Вернувшись домой, раввин застал там поджидавшего его Лэнигана.
- Не хотелось бы мешать вашему саббату, - извиняющимся тоном молвил начальник полиции, - но и прерывать расследование тоже не хочется. У полицейских не бывает выходных.
- Ничего страшного. Наша вера разрешает жертвовать ритуалом, если происходит нечто непредвиденное.
- Мы почти закончили осмотр вашей машины, и завтра кто-нибудь из ребят пригонит её. А если вам случится быть в городе, можете забрать её сами.
- Прекрасно.
- Если можно, давайте обсудим наши находки, - Лэниган извлек из чемоданчика несколько целлофановых пакетиков с черными пометками. - Так, посмотрим... Вот это добро было найдено под передним сиденьем, - он вывалил содержимое мешочка на письменный стол. Россыпь монет, квитанция об оплате ремонта машины, выписанная несколько месяцев назад, конфетный фантик, маленький календарик с еврейскими и англо-саксонскими знаменательными датами и капроновая шапочка.
Раввин с любопытством оглядел все это.
- Да, наше добро, - сказал он. - Во всяком случае, шапочку я узнаю, она принадлежит моей жене. Но вам лучше справиться у нее.
- Мы уже спрашивали.
- Не могу с уверенностью утверждать, что мелочь и фантик тоже наши, но мне доводилось пробовать такие конфеты. Календарик мой. Разные учреждения и фирмы издают их в еврейский Новый год. Я получаю такие десятками, - раввин выдвинул ящик стола. - Вот ещё один.
- Хорошо, - Лэниган сложил хлам в мешочек и опростал на стол второй пакет. - Это было в мешке для мусора под приборной доской.
Несколько смятых салфеток с пятнами губной помады, палочка от "эскимо" в шоколаде и пустая сигаретная пачка.
- Ничего необычного, - заметил раввин.
- Ваша супруга пользуется такой помадой?
Раввин улыбнулся.
- Почему бы вам не спросить ее?
- Мы спрашивали, - сказал Лэниган. - Ответ - да.
Он опустошил третий мешочек. Вещи из "бардачка": смятая коробка с салфетками, трубочка губной помады, несколько дорожных карт, молитвенник, карандаш, прозрачная шариковая ручка, полдюжины чистых карточек, двухбатареечный фонарик и скомканная пачка сигарет.
- Похоже, все наше, - сказал раввин. - Наверное, теперь я смогу даже распознать помаду. Помнится, я обронил замечание в том духе, что она стоила бы целое состояние, будь все эти самоцветы настоящими. Видите, какая инкрустация? А жена заплатила всего доллар или полтора.
- Такие тюбики продаются тысячами. Вы не можете знать наверняка, что этот принадлежит вашей супруге.
- Да, но, если это не её помада, значит, мы имеем дело с весьма маловероятным совпадением.
- Совпадения случаются, рабби. Девушка пользовалась такой же помадой. Впрочем, совпадение не слишком-то примечательное. Марка довольно распространенная, а цвет очень идет блондинкам.
- Значит, девушка была блондинкой?
- Да, блондинкой. На фонарике нет отпечатков пальцев, рабби.
Раввин задумался.
- Кажется, последний раз я включал его, чтобы посмотреть, ровно ли Мириам наложила помаду. После этого я, разумеется, протер фонарик.
- Ну что ж, остается содержимое пепельниц. В той, что на спинке сиденья, нашли заляпанный помадой окурок. В пепельнице на приборной доске штук десять окурков сигарет той же марки, и все в помаде. Надо полагать, их оставила ваша супруга. Сами-то вы некурящий.
- Даже будь иначе, едва ли мои окурки были бы вымазаны помадой.
- Ну, вот и все. Мы пока оставим эти вещи у себя.
- Пожалуйста. Как продвигается расследование?
- После нашей вчерашней встречи мы немало выяснили. Врач не обнаружил никаких следов изнасилования, но зато сделал весьма интересное открытие: девушка была беременна.
- Может быть, она состояла в браке?
- Этого мы не знаем. Среди её бумаг не было брачного свидетельства, но в сумочке, найденной в вашей машине, лежало обручальное кольцо. Миссис Серафино считала, что девушка одинока, но, если она состояла в тайном браке, страх потери места ни за что не позволил бы ей довериться своей нанимательнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Наконец раздался стук в дверь. Но пришли не репортеры, а полицейские. Высокий человек со слезящимися глазами объявил, что он - лейтенант Дженнингс, и добавил:
- Стенли сказал, что вы здесь.
Раввин молча указал пришельцу на кресло.
- Мы хотели бы отогнать вашу машину в полицейский гараж, рабби, чтобы как следует осмотреть её, - сказал Дженнингс.
- Разумеется, лейтенант.
- У вас есть поверенный, рабби?
Раввин покачал головой.
- Разве он мне нужен?
- Э... может, я и не должен вам этого говорить, но мы хотели бы сделать все по-свойски, как друзья. Будь у вас поверенный, он мог бы посоветовать вам отказаться сотрудничать с нами, если вы не хотите этого делать. Разумеется, в таком случае мы без труда выправим судебное постановление.
- Все в порядке, лейтенант. Если вы считаете, что, отогнав мою машину в город, приблизитесь к разгадке этой потрясающей истории, то действуйте.
- Если у вас есть ключи...
- Разумеется, есть, - раввин отцепил ключи от лежавшей на столе связки. - Вот этот - от замка зажигания и "бардачка", а этот - от багажника.
- Я выдам вам расписку.
- В этом нет нужды.
Подойдя к окну, раввин увидел, как лейтенант садится в его машину и уезжает, и с удовольствием отметил, что изрядная часть толпы отбыла вместе с ним.
Несколько раз в течение дня он пытался дозвониться жене, но линия была занята. Раввин позвонил в контору мистера Вассермана, и ему сообщили, что президент ушел и сегодня уже не вернется.
Тогда раввин раскрыл одну из лежавших на столе книг, пролистал, сделал пометку на карточке, заглянул в другую книгу, тоже что-то отметил. Спустя пять минут он с головой погрузился в свои изыскания.
Зазвонил телефон. Оказалось, это Мириам.
- Я два или три раза пытался дозвониться тебе, но было занято, сказал ей раввин.
- Я положила трубку на стол, - объяснила Мириам. - Едва ты ушел, все начали трезвонить, спрашивать, слышали ли мы новость. Хотели знать, могут ли они что-нибудь сделать для нас. Кто-то даже сказал, что тебя арестовали. Тогда-то я и сняла трубку. Но телефон начал потрескивать, и я подумала, что, может, у кого-то важное дело, и надо опять положить трубку на рычаг. Тебе кто-нибудь звонил?
- Никто, - раввин усмехнулся. - Наверное, не хотят признавать, что готовы разговаривать с местным врагом общества номер один.
- Не надо, прошу тебя! Это не тема для шуток. Что мы будем делать, Дэвид?
- Делать? А зачем что-то делать?
- Ну, понимаешь, звонил мистер Вассерман, приглашал пожить у них.
- Но это же глупо, Мириам. Сегодня саббат, и я надеюсь провести его в собственном доме, за собственным столом. Не волнуйся, все будет хорошо. Я вернусь к ужину, а потом отправлюсь на службу, как всегда.
- А что ты делаешь сейчас?
- Работаю над статьей о маймонидах.
- Неужели это так срочно?
Раввин уловил напряженные нотки в её голосе и простодушно спросил:
- А чем ещё мне заниматься?
13
На вечернюю службу явилось раз в пять больше народу, чем обычно, и это немало огорчило членов сестричества, которые приготовили угощение и накрыли стол в трапезной.
Памятуя о причинах столь неожиданного рвения, раввин тоже не слишком обрадовался росту численности прихожан. Он сидел на возвышении возле священного ковчега и угрюмо размышлял. В конце концов Дэвид решил, что ни словом не обмолвится о вчерашней трагедии. Сделав вид, будто изучает молитвенник, он на самом деле исподлобья разглядывал прихожан, никогда прежде не посещавших пятничную вечернюю службу, и улыбался, лишь когда в храм входил кто-нибудь из завсегдатаев. Так он давал им понять, что знает: они действительно пришли помолиться, а не утолить пошлое любопытство.
В числе завсегдатаев были и Шварцы, коль скоро Майра занимала пост председательницы сестричества. Обычно они сидели сзади, в шестом или седьмом ряду, но сегодня супруги разделились: Бен уселся на облюбованное место, а Майра подошла ко второму ряду, где сидела супруга раввина, и устроилась по соседству. Наклонившись к Мириам, Майра похлопала её по плечу и что-то шепнула на ухо. Миссис Смолл сначала застыла, потом кое-как выдавила улыбку.
Наблюдавший эту сценку раввин был тронут проявленным председательницей сестричества участием, тем паче что он никак не ожидал ничего подобного. Но по зрелом размышлении понял: Мириам хотят подбодрить, и этот жест Майры - проявление сочувствия к женщине, муж которой попал под подозрение. Вот вам и ещё одно объяснение роста числа прихожан. Некоторые, вероятно, явились сюда в надежде, что он заведет речь об убийстве, другие хотели посмотреть, не загорится ли на воре шапка. Стало быть, промолчать нельзя: это может создать неверное впечатление и навести на мысль, что он боится затрагивать щекотливую тему.
Дэвид не упомянул о прискорбном происшествии в своей проповеди, но, когда служба близилась к завершению, произнес такие слова:
- Прежде чем скорбящие поднимутся с мест и прочтут поминальную молитву, позвольте напомнить вам об её истинном значении.
Прихожане встрепенулись, подались вперед и навострили уши. Наконец-то дождались!
- Бытует убеждение, - продолжал раввин, - что, читая Кадиш, мы отдаем дань памяти усопшему, которого любили. Если вы внимательно изучите эту молитву или её английский перевод на соседней странице, то заметите, что в ней нет ни единого упоминания о смерти и душе почившего. Это, скорее, утверждение веры в бога, его могущество и величие. В чем же тогда заключается значимость этой молитвы? Почему именно её читают скорбящие? И почему Кадиш произносится в полный голос, когда большинство наших молитв читается шепотом? Быть может, сам способ вознесения молитвы дает нам ключ к пониманию её смысла. Это молитва не за души усопших, а за души живых. Это заявление человека, только что понесшего тяжелую утрату, заявление, в котором человек утверждает, что по-прежнему верит в бога. Тем не менее, в нашем народе продолжает бытовать убеждение в том, что Кадиш - суть долг, который мы воздаем умершим, а поскольку еврейская традиция сообщает обычаю силу закона, я тоже скажу Кадиш вместе со скорбящими. Скажу ради человека, который не был нашим прихожанином, даже не придерживался нашей веры. Человека, о котором мы мало что знаем, но трагическая гибель которого волею судеб коснулась каждого из членов нашей конгрегации...
По пути из храма домой Дэвид и Мириам почти не разговаривали. Только возле двери раввин, наконец, нарушил молчание.
- Я заметил, что миссис Шварц всячески стремилась выказать сочувствие.
- У неё добрая душа, Дэвид, и она хотела помочь, - ответила Мириам. Ох, Дэвид, эта история может выйти нам боком.
- Я тоже склоняюсь к такому заключению, - согласился раввин.
В их доме заливался телефон.
14
Впрочем, благочестивые устремления возродились ненадолго, и уже в субботу утром религиозный пыл прихожан иссяк: на службе, как обычно, присутствовало человек двадцать. Вернувшись домой, раввин застал там поджидавшего его Лэнигана.
- Не хотелось бы мешать вашему саббату, - извиняющимся тоном молвил начальник полиции, - но и прерывать расследование тоже не хочется. У полицейских не бывает выходных.
- Ничего страшного. Наша вера разрешает жертвовать ритуалом, если происходит нечто непредвиденное.
- Мы почти закончили осмотр вашей машины, и завтра кто-нибудь из ребят пригонит её. А если вам случится быть в городе, можете забрать её сами.
- Прекрасно.
- Если можно, давайте обсудим наши находки, - Лэниган извлек из чемоданчика несколько целлофановых пакетиков с черными пометками. - Так, посмотрим... Вот это добро было найдено под передним сиденьем, - он вывалил содержимое мешочка на письменный стол. Россыпь монет, квитанция об оплате ремонта машины, выписанная несколько месяцев назад, конфетный фантик, маленький календарик с еврейскими и англо-саксонскими знаменательными датами и капроновая шапочка.
Раввин с любопытством оглядел все это.
- Да, наше добро, - сказал он. - Во всяком случае, шапочку я узнаю, она принадлежит моей жене. Но вам лучше справиться у нее.
- Мы уже спрашивали.
- Не могу с уверенностью утверждать, что мелочь и фантик тоже наши, но мне доводилось пробовать такие конфеты. Календарик мой. Разные учреждения и фирмы издают их в еврейский Новый год. Я получаю такие десятками, - раввин выдвинул ящик стола. - Вот ещё один.
- Хорошо, - Лэниган сложил хлам в мешочек и опростал на стол второй пакет. - Это было в мешке для мусора под приборной доской.
Несколько смятых салфеток с пятнами губной помады, палочка от "эскимо" в шоколаде и пустая сигаретная пачка.
- Ничего необычного, - заметил раввин.
- Ваша супруга пользуется такой помадой?
Раввин улыбнулся.
- Почему бы вам не спросить ее?
- Мы спрашивали, - сказал Лэниган. - Ответ - да.
Он опустошил третий мешочек. Вещи из "бардачка": смятая коробка с салфетками, трубочка губной помады, несколько дорожных карт, молитвенник, карандаш, прозрачная шариковая ручка, полдюжины чистых карточек, двухбатареечный фонарик и скомканная пачка сигарет.
- Похоже, все наше, - сказал раввин. - Наверное, теперь я смогу даже распознать помаду. Помнится, я обронил замечание в том духе, что она стоила бы целое состояние, будь все эти самоцветы настоящими. Видите, какая инкрустация? А жена заплатила всего доллар или полтора.
- Такие тюбики продаются тысячами. Вы не можете знать наверняка, что этот принадлежит вашей супруге.
- Да, но, если это не её помада, значит, мы имеем дело с весьма маловероятным совпадением.
- Совпадения случаются, рабби. Девушка пользовалась такой же помадой. Впрочем, совпадение не слишком-то примечательное. Марка довольно распространенная, а цвет очень идет блондинкам.
- Значит, девушка была блондинкой?
- Да, блондинкой. На фонарике нет отпечатков пальцев, рабби.
Раввин задумался.
- Кажется, последний раз я включал его, чтобы посмотреть, ровно ли Мириам наложила помаду. После этого я, разумеется, протер фонарик.
- Ну что ж, остается содержимое пепельниц. В той, что на спинке сиденья, нашли заляпанный помадой окурок. В пепельнице на приборной доске штук десять окурков сигарет той же марки, и все в помаде. Надо полагать, их оставила ваша супруга. Сами-то вы некурящий.
- Даже будь иначе, едва ли мои окурки были бы вымазаны помадой.
- Ну, вот и все. Мы пока оставим эти вещи у себя.
- Пожалуйста. Как продвигается расследование?
- После нашей вчерашней встречи мы немало выяснили. Врач не обнаружил никаких следов изнасилования, но зато сделал весьма интересное открытие: девушка была беременна.
- Может быть, она состояла в браке?
- Этого мы не знаем. Среди её бумаг не было брачного свидетельства, но в сумочке, найденной в вашей машине, лежало обручальное кольцо. Миссис Серафино считала, что девушка одинока, но, если она состояла в тайном браке, страх потери места ни за что не позволил бы ей довериться своей нанимательнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29