- Вляпался! - вслух повторял он. - Ой, как я вляпался!
Глава 8
Муравьев несколько раз прослушал запись бесед Блинова с Дроновым и Соловьевым, выключил магнитофон и попросил секретаршу принести кофе себе и Веревкину.
- Она в надежном месте? - спросил Веревкин.
- Да, - ответил начальник, - считай, на другой планете. Давай, что ли, покурим твоих?
- Вот тебе и кодирование. - Beревкин положил на стол сигареты и зажигалку. - Выброшенные деньги. - Они закурили. - Одно хорошо, - добавил помощник, теперь опять в кабинете можно будет курить.
- Нельзя. Сегодня - исключение.
А кодироваться, дружище, есть смысл, когда боишься, что умрешь именно от курения. А когда знаешь, что в конце тебя ждет нечто иное, то какой смысл кодироваться?
Вошла секретарша. Увидев дымовую завесу, воскликнула:
- Виктор Степанович! Опять? Как же так? А я мужу вас в пример ставила.
- И правильно делала, - сказал Муравьев, отвернувшись к окну.
- Как же правильно, когда вы только месяц выдержали?
- А я и кодировался на один месяц. Мужу привет.
Когда секретарша ушла, Веревкин спросил:
- Отчего такой мрачный? Просто так или причины?
- Причины... Они на каждом углу.
Чертовски жаль, что они в разговоре, - Муравьев кивнул на магнитофон, - ни разу не произнесли её имя.
Объект да объект! Солдафоны чертовы! И этот охранник... Но я, собственно, ожидал, что он толком ничего не знает. Как он вообще? Вы его не сильно помяли?
- Мы его и не трогали. Привезли в затопленный подвал на Первомайскую, пристегнули к трубе и сказали, что так и оставим по колено в воде.
Пусть крысы с тобой разбираются.
Тут он и завопил.
- Не артачился?
- Нет, сразу на все согласился. В то же утро послание Дронову написал.
Все, как мы тогда разработали: если, мол, не прижмешь Блинова, то оба будете иметь бледный вид. Вот... Ждем результатов. Дронов, конечно, уже связался с Блиновым. Но как? То ли через третьи лица, то ли ещё как, но у нас пока тихо. Просто депутат сегодня с утра умотал куда-то, и все.
- Позвони-ка своим "дальнобойщикам", - доставая из пачки новую сигарету, сказал Муравьев.
- Нет смысла. Если что, они сами выйдут на связь.
Для Муравьева начались часы томительного ожидания. Обильный кофе и непрерывное курение привело его в состояние какого-то нервного похмелья, но коньяку не хотелось. Послали молодого сотрудника за шампанским.
Почти ежечасно из разных концов Москвы звонил Соколов и докладывал об очередном разговоре с родственниками захваченного омоновца - система обратной связи была такова, что Дронов мог передать о своем решении только через родственников своего подчиненного. Но ни подполковник, ни депутат не подавали признаков жизни.
"Блинов сейчас в панике, - рассуждал Муравьев, - он понимает, на какую сумму придется ему раскошелиться".
Только через день поступили нужные сообщения. "Дальнобойщики" доложили, что Блинов появился дома и отдает своим людям какие-то распоряжения: куда-то за кем-то их посылает. А следом в агентство явился сам Соколов. Блинов согласен на переговоры, оставил номер своего домашнего телефона.
Выдержав определенную паузу, сняв прослушивание с квартиры депутата, Муравьев позвонил из телефона-автомата. Он представился посредником в делах Марии Мироновой и поинтересовался, какой вариант встречи устроил бы депутата. Блинов, ожидавший, что ему тут же начнут диктовать условия, от такой корректности растерялся, подумал и начал дипломатично:
- Расклад интересов таков, что вам опасаться за свою жизнь в данном случае не приходится. В отличие, скажем, от меня. Поэтому я предпочел бы встретиться у меня дома. Надеюсь, адрес называть вам не нужно.
Условия таковы: в квартиру вы придете один, без оружия. Ваши люди должны остаться в машине. По-моему, все логично. Если с вами что-то случится, ваши люди замуруют меня в собственной квартире.
- Это точно, - сказал Муравьев.
Утром следующего дня" Муравьев открыл тяжелую дубовую дверь и вошел в знакомый сумрачно-роскошный подъезд. Охранники Блинова, не удовлетворившись отданным им пистолетом, тщательно обыскали Муравьева, осмотрели каждую складку на его одежде.
- Видите ли, - объяснил депутат этот обыск, - я не заинтересован, чтобы содержание нашей беседы вышло за пределы моего дома.
Он проводил сыщика в кабинет, указав одной рукой на кресло, а другой - на столик с коньяком и закуской.
- С утра воздержусь, - сказал Муравьев, кладя ногу на ногу и закуривая. Приступим?
Он четко и коротко изложил "условия Мироновой". Для того чтобы разойтись без негативных последствий, депутат должен ей компенсировать физический и моральный урон.
А именно...
- Понимаете? - Муравьев заострил внимание Блинова на своих последних словах. - За одни ваши проделки с её похищением вы достойны приличного срока. Вы хоть осознаете, что вы с ней сделали? Она до сих пор не может понять, что сейчас, осень или весна.
- Ужасно, ужасно, - пробормотал депутат.
- Мы не знаем истинных мотивов ваших поступков, да, по правде сказать, они нас мало волнуют. Речь о другом.
- Назовите конкретно условия, - нетерпеливо перебил Блинов.
- Мария Олеговна решила не обременять себя заботами по продаже своих акций, недвижимости... Она предлагает перевести на счет, который я вам назову, половину оценочной стоимости.
- Половину! - воскликнул Блинов. - Она в самом деле сошла с ума.
- Не исключено. Надеюсь, нет нужды напоминать, чья здесь заслуга?
- Нет, это ужасно... Нет, это просто немыслимо! - говорил Блинов, пересаживаясь к компьютеру. - Взгляните! - Он нервно защелкал клавишами. - Вот сумма её недвижимости и ценных бумаг. Вы понимаете, что у этих цифр нет трех нулей?
- Догадываюсь.
- Тогда вы должны догадаться, что при всем своем желании я не смогу достать эту сумму, даже деленную пополам. Двадцать процентов от силы.
И то в течение полугода.
- Так можно все потерять, - сказал Муравьев.
- Господи, но вы-то в здравом уме, неужели и вам не понятно, что такие условия невыполнимы?
- Давайте вместе подумаем, как выйти из тупикового положения, - дружеским, искренним тоном предложил Муравьев.
- Как-то все это странно, - промолвил Блинов. - Когда-то Мария утверждала, что большие деньги её не интересуют.
- Вот когда она так утверждала, - холодно возразил Муравьев, - тогда и надо было решать дела полюбовно, а не морить человека в одиночке.
Торг продолжался около двух часов. Блинов периодически пригубливал коньяк, закусывал лимоном, Муравьев же курил сигарету за сигаретой. Оба говорили спокойно, размеренно, взвешивая каждое слово.
В конце концов сошлись на одной трети. На тридцати трех и трех десятых процента.
- И три в периоде, - добавил пунктуальный сыщик. - При таких нулях это немало!
- Курочка по зернышку, - усмехнулся Блинов, уткнувшись в экран компьютера, барабаня пальцами по столу. - Но меня все же интересует, есть ли гарантия, что потом вы оставите меня в покое? Я ведь даже не знаю, кто вы, как вас зовут и кто за вами стоит.
- Тот, кто за нами, - сказал Муравьев, легко опустив первые три вопроса, он тоже ничего об этом не знает. Он узнает об этом только в случае, если вы начнете вилять. Тогда все.
- Приходится вам верить, - не скрывая некоторой обреченности, сказал депутат.
- А я надеюсь на ваше умение все считать, - сказал сыщик, переписывая цифры с экрана в записную книжку. - Поверьте, вы потеряли самое малое из того, что могли потерять.
Правда, у меня нет полной уверенности, что Мария Олеговна согласится со сроками. Четыре месяца, это извините...
- Оставьте вы её ради Бога! - не сдержался Блинов. - Что я, не понимаю, что она здесь вообще ни при чем! - Тут же взяв себя в руки, добавил: - Видите, первый солидный взнос будет уже через пару недель.
Но... - Тут Блинов о чем-то задумался, выпил ещё одну рюмку. - У меня есть условие. Я переведу деньги только после личной встречи с Мироновой. Я должен быть абсолютно уверен, что она в курсе всего этого. Чтобы не получилось потом: "Я знать ничего не знаю".
- Логично, - сказал Муравьев. - Через две недели созвонимся, договоримся о встрече. Кстати, будьте любезны, соберите Марии Олеговне коечто из вещей. Не забудьте шубу и другие теплые вещи, зима на носу. Не забудьте положить паспорт и четыре пластиковые карточки. Это заметно упростит мою задачу убедить Миронову принять ваши условия.
- Наши условия, - заметил депутат, выходя из кабинета.
Пока Блинов собирал вещи Марии, Муравьев прикидывал, как бы поэффектнее с ним расстаться. Он также думал, не сделал ли он ошибку, позволив растянуть на такой срок выплату всей суммы, да и первого взноса тоже? С другой стороны, прикидывал Муравьев, пусть этот стервец созреет, пусть успокоится, смирится со своей участью, и тогда все должно пройти как по маслу. А сейчас, черт его знает, что он выкинет в таком состоянии.
Появился хозяин квартиры, поставил к ногам Муравьева два огромных баула. Сыщик легко поднялся из кресла, прошелся по кабинету, сделав долгую паузу. Простите за нравоучения, - сказал он, - но положение обязывает ещё раз предупредить: никаких финтов. Наши люди есть и в вашем "ОКО", и даже в "Раю"... Пройдемте на вашу великолепную кухню, где вы как истый москвич проводите большую часть домашнего времени.
На кухне Муравьев снял настенную телефонную трубку, достав перочинный ножик, вскрыл её, вынул "жучок".
- Прошу принять в знак особого к вам доверия.
Блинов протянул руку и, ссутулившись, долго разглядывал на ладони крошечный прибор.
- Когда? - глухо спросил он.
- Вы часто бываете в разъездах, - уклончиво ответил сыщик.
- И это, конечно, не все, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал депутат.
Психологический ход превзошел ожидания Муравьева. Тем более что, жертвуя "жучком", он ничего не терял: наблюдение за квартирой надо было снимать окончательно. Он отсекал своих сотрудников от этого супердоходного дела.
Собрав телефонную трубку, Муравьев тут же набрал пейджинговый номер Малкова и передал:
- Машину к подъезду.
Это был заключительный аккорд.
И, выйдя на улицу, Муравьев с удовлетворением думал: "Сама судьба послала мне журналистов с такой тачкой".
Он знал, что сейчас Блинов наблюдает за ним с балкона.
Часть III
Глава 1
Тощая лошадь, выбиваясь из сил, тащила телегу по раскисшей дороге.
В телеге лежали три рюкзака, ящики с образцами, лопаты, кирка и геологические молотки. Толик и Вовик, студенты-практиканты, шли по разные стороны от телеги и устало поругивали дорогу, сырую погоду и слабосильную, готовую в любой момент рухнуть в грязь, Серафиму. Наталья шла сзади, слушала скрип колес, ворчание ребят и думала о том, что за десять дней этого бесконечного маршрута ей сегодня, как никогда, хочется упасть на солому в телегу, закутаться в плащ и забыться. Еще никогда ей так не мешали идти длинные полы брезентового дождевика, никогда не казались столь неподъемными облепленные суглинком сапоги.
"Отчего такая усталость? - думала девушка. - Наверное, потому, что все надоело". Надоела бродячая жизнь, отсыревшие спальники, надоели дожди, бесконечные ночные тревоги и редкие нищие деревеньки. Но главное, надоела полная неопределенность в собственной жизни... Действительно, стоило ли бросать дом, бабушку, чтобы вот так скитаться по свету? Дома, конечно, было невесело, но и здесь тоже не лучше. И неизвестно, как все сложится дальше.
Будущее пугало Наталью. В последнее время ей постоянно казалось, что впереди её ждет нищета и полное одиночество. В сотый раз она перебирала в уме все детали их ссоры с начальником партии и в сотый же раз приходила к безнадежному выводу, между ними все кончено.
Несомненно все кончено. Иначе зачем бы он послал её в этот дикий многодневный маршрут? "Толик и Вовик - дело другое, - размышляла Наталья, они лица заинтересованные, им материал для дипломов нужен, а меня за что?"
До контрольного срока оставалось два дня, не считая сегодняшнего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26