А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Пришлось встать, ополоснуть лицо и поменять сорочку. Голова гудела, глаза не раскрывались, и Валентин протянул мне плоскую походную фляжку — откуда он ее достал, уму не постижимо! Я отхлебнул раз, другой, мне полегчало, и на душе уже не было так тошно: а вдруг приятель прав и все образуется?
Императорское географическое общество помещалось в роскошном особняке с беломраморными колоннами у входа. Оробев, я вступил под гулкие своды. Мне не так страшно было под пулями, как здесь, когда я представил, что буду говорить графу.
К нам подошел чиновник:
— Его сиятельство ждут. Пойдемте, господа, я проведу вас.
Понизив голос, я спросил Даргомыжского:
— Откуда граф знал, что мы придем?
— Не волнуйся, я все устроил. С утра заехал сюда и добился аудиенции. Ты же мой друг, а друзей в беде не бросают. Верно? — он подмигнул, и в этот миг, словно лопнул железный обруч, давивший мне на виски.
Чиновник довел нас до высоких, украшенных золоченой резьбой дверей и, приоткрыв их, исчез. Мы вошли в огромный кабинет, где за массивным столом сидел граф Кобринский, действительный член Императорского географического общества.
При виде нас он поднялся со своего места.
— Прошу садиться, господа! — рядом с его столом стояли гнутые стулья, на которые мы и опустились.
Повисла пауза. Насладившись ею (как мне показалось), граф обратился к моему визави:
— Поручик, я премного благодарен вам за то, что вы приложили столько усилий и приняли деятельное участие в судьбе вашего друга, но мне хотелось бы остаться с штабс-капитаном наедине.
Даргомыжский постарался ничем не выразить своего удивления. Он резво вскочил, кивнул, щелкнул каблуками и удалился, печатая шаг.
Кобринский подождал, когда за поручиком закрылась дверь, и повернулся ко мне:
— Ну, сударь, вы уже осведомлены о размерах вашего карточного долга? Увы… Сожалею, но вчера не было никакой возможности втолковать вам о предосудительности вашего поведения. Сидите, сидите… Нам нужно о многом поговорить.
— Я отдам, извольте не сомневаться, ваше сиятельство. Займу, найду, упрошу. Карточный долг — долг чести!
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь, — пробормотал он, пытливо глядя на меня. — И когда вы, милостивый государь, собираетесь вернуть мне долг?
Не выдержав его взгляда, я стушевался:
— Дайте мне время, ваше сиятельство. Слово офицера…
— А вот времени у меня и нет, голубчик, — ответствовал граф, устало откинувшись на спинку кресла. — Стар я — отсрочку давать. Не могу, никак не могу. Извольте платить по счетам. Как вы сказали — долг чести?
— Мне нужна неделя, две, и я соберу, отдам… — я понимал, что несу чушь, но мне так хотелось вырваться из-под цепкого взгляда этого старика, что я попросту не отдавал себе отчета в том, что говорю.
— Не сможете вы, Николай Иванович, собрать деньги. Ни за неделю, ни за две. И честь свою порушить тоже не захотите. Что тогда? Пулю в лоб? Нет, мой дорогой, нельзя такими бравыми молодцами бросаться — оскудеет Россия, — он встал, обошел стол и положил мне руку на плечо. — Ну, полно, полно, не расстраивайтесь так. Из каждого положения можно найти выход. Даже из самого безвыходного.
Я уж было, ничтоже сумняшеся, подумал, что граф Кобринский собирается простить мне долг, и воспрянул духом.
— Хочу предложить вам одно дело, дорогой Николай Иванович.
— Всецело к вашим услугам, ваше сиятельство. Только прикажите!
Граф вернулся на свое место и пристально посмотрел мне в глаза:
— Дело, которое я хочу поручить вам, требует особой секретности и деликатности. О нем не должна будет знать ни одна живая душа! Вам понятно, штабс-капитан?
— Да, ваше сиятельство, я понимаю.
— Насколько мне известно, вы сейчас находитесь в отпуске? Так вот: вы его прервете и вернетесь в Москву. Там вы подадите рапорт вашему командованию о переводе вас в N-ск, а я прослежу, чтобы ваш рапорт удовлетворили.
Я не верил собственным ушам. Покинуть Санкт-Петербург, вернуться в Москву и по своей воле перевестись в N-ск?! В это захолустье между Саратовом и Воронежем! Мне даже неизвестно, где находится этот самый N-cк. Но делать было нечего. Несмотря на гнев, обуревавший меня, я понимал, что нахожусь во власти старого графа и вынужден ему покориться.
— А что мне нужно будет сделать в этом городе? — спросил я, скрывая досаду.
— Прекрасно! — граф Кобринский слабо улыбнулся. — Вы сразу поняли, что вам придется чем-то заняться. Но не беспокойтесь, особенно трудного задания вы не получите.
Внезапно дверь приоткрылась и некий чиновник заглянул к нам в кабинет.
— Занят! — громовым голосом рявкнул его сиятельство.
Чиновник испуганно юркнул за дверь, а я удивился — не такой он слабый и старый, каким хочет казаться.
— Итак, вернемся к теме нашего разговора, дорогой Николай Иванович. Вы поняли верно, что в N-ск поедете не просто так. Там живет вдова одного нашего чиновника, члена Императорского географического общества. По некоторым сведениям, этот чиновник утаил секретные документы, принадлежащие обществу, увез их к себе на родину, в N-ск, где и скончался. Задание, возлагаемое на вас, будет следующим: нужно близко познакомиться с вдовой и найти этот документ. Взять, перлюстрировать, словом — поступить по обстоятельствам.
Тут я не смог сдержаться.
— Я офицер и…
— Сядьте, штабс-капитан. Сядьте и успокойтесь. И подумайте о своем карточном долге. Или вы выполняете то, что я вам сказал, или завтра же возвращайте деньги. Я не намерен ждать.
— Но то, что вы предлагаете мне, бесчестно!
— А пользоваться служебным положением не бесчестно? А утаивать и скрывать секретные документы, необходимые для развития науки и прогресса, — не бесчестно? Если бы этот чиновник не скончался столь внезапно, мы бы явились к нему с обыском, и дело с концом. Но тут дама, вдова… Кто знает, что она сделала с документами? Может, сожгла или выбросила? А вы разузнаете и тем самым спасете для России сведения, представляющие огромную научную и историческую ценность.
Полина, представь мое состояние. Я тогда ничего не знал ни о тебе, ни о твоем благородном муже, мне нужно было лишь выплатить карточный долг. И я согласился. Прошу, не презирай меня, не отдаляй от себя, повторяю: я ничего не знал… Граф представил мне твоего мужа вором и бесчестным негодяем.
— Вы поедете в N-ск, штабс-капитан. Устроитесь, обживетесь и через неделю пойдете с визитом к Елизавете Павловне — она устраивает «четверги», на которых присутствует все местное общество. Там будет и вдова, госпожа Авилова Аполлинария Лазаревна. Вы с ней познакомитесь и завоюете ее расположение. Далее действуйте по обстоятельствам.
— Что за документ я должен найти? — спросил я графа, так как до сих пор он ни словом не обмолвился о том, что именно мне придется разыскивать?
— Личный дневник Владимира Гавриловича Авилова, написанный им по возвращении из путешествия по Африке.
— А что, личные дневники также считаются казенным имуществом и подлежат сдаче в архив? — удивился я.
Граф Кобринский строго посмотрел на меня и отчеканил:
— В этом дневнике описаны государственные тайны самого конфиденциального рода. И если он попадет в ненадлежащие руки, то ущерб Российской империи окажется огромен. Теперь понятно, насколько важное задание поручается вам исполнить? — Я кивнул. — И ни в коем случае вы никому не должны рассказывать о нашем с вами разговоре. Ни единой душе. Иначе лучше просто отправляйтесь на поиски денег, — он не преминул напомнить мне еще раз, каким образом я удостоился столь высокого поручения.
— Но почему вы, ваше сиятельство, поручаете это дело мне — до вчерашнего вечера не известному вам человеку? Вы бы могли обратиться в тайную полицию, и профессионалы сделали бы все, как надо. А вдруг я вас обману и в одночасье сбегу с этими документами, которые, впрочем, мне совершенно не нужны, или ещ, е чего доброго, не справлюсь с возложенным на меня заданием?
Он нахмурился:
— Что ж, придется удовлетворить ваше бесцеремонное любопытство. Мне казалось, что вы ухватитесь за мое предложение, дабы избежать выплат по карточному долгу, а вы еще вопросы задаете, — Кобринский покачал головой, и на лице его отразилось недовольство. — Найти подобного вам человека нетрудно, только дело следует решить безотлагательно, а сие весьма проблематично. Обращаться в тайную полицию значило бы привлечь внимание сильных мира сего, чего мне пока не хочется. Вы же человек не известный, оконфузитесь — невелика беда… Это не означает, впрочем, что вам позволено пренебрегать своими обязанностями, — строго добавил он, — о каждом вашем шаге мне станет известно, поверьте.
Выдвинув ящик стола, граф достал и протянул мне конверт:
— Деньги на расходы до Москвы, а потом до N-ска. На первое время вам хватит. Только не вздумайте играть в карты! — Я снова кивнул. — В конверте также лежит почтовый адрес, на который вы будете писать отчеты и, в случае необходимости, перешлете перлюстрированные страницы. Все, можете идти. С Богом, штабс-капитан, и помните, у вас в руках шанс спасти или погубить Россию.
С этим напутствием я откланялся и вышел из кабинета действительного члена Императорского географического общества, графа Викентия Григорьевича Кобринского.
(рука устала писать, но я не оставлю — продолжу завтра)
* * *
Аполлинария Лазаревна, вы можете меня ругать, презирать, ненавидеть, отказать мне от дома. Но я не видел иного выхода из создавшегося положения! Кем для меня, московского жителя, была некая вдова, наверняка, не первой молодости, в чепце и шали, из захолустного N-ска, а ее муж к тому же — государственный преступник, которого только смерть спасла от заслуженного наказания? Я уверил себя, что делаю благое дело. На душе стало покойно и весело — ведь мне удалось выйти из затруднительного положения. В моей душе даже утвердилась благодарность к графу, оказавшемуся человеком новейших, прогрессивных взглядов, несмотря на возраст и положение.
В таком настроении я уже вечером воротился в Москву. В полку очень удивились моему возвращению, а когда я подал рапорт о переводе в N-ск, то даже всерьез принялись отговаривать. Но никаким уговорам я не потворствовал, твердо стоял на своем и, спустя некоторое время, ехал в N-ск, простившись с белокаменной.
Приняли меня в новом полку радушно, полковник Лукин, старый вояка, усач и любитель горячительного, определил мне мои обязанности, надо сказать, весьма несложные, и, я, дождавшись четверга, отправился к Елизавете Павловне с визитом.
Я попал в зеленую гостиную, украшенную шпалерами с растительным орнаментом. По стенам были расставлены глубокие кресла, в некоторых из них посапывали носом древние старички. В освещенном углу сидели две дамы, окруженные выводком девиц на выданье. Увидев меня, дамы, словно по команде, прекратили говорить и уставились во все глаза. Поклонившись им издали, я остался стоять возле зеленой портьеры, а навстречу мне уже спешила хозяйка салона, госпожа Бурчина Елизавета Павловна.
— M-r Somoff! Filez, filez! — радостно воскликнула она, протягивая мне руку для поцелуя. — Я так рада, что вы посетили меня. Надеюсь, вам здесь понравится, и вы не забудете дорогу в этот дом, всегда радушный к гостям. — Мне ничего не осталось, как щелкнуть каблуками и произнести несколько подобающих случаю слов.
Елизавета Павловна обладала небольшим ростом, приятной полнотой и находилась в том возрасте, когда «мамашей» ее еще рано было называть, а «чарующей нимфой» уже поздно. Глядя на нее, я мысленно уже покорился судьбе, так как представил тебя, Полина, на ее месте и спрашивал себя, сможет ли такая дама, как мадам Бурчина, позволить себе увлечься мною.
Успокоившись, я стал прохаживаться по гостиной, ронять при разговоре несколько слов и вести себя, как усталый столичный бонвиван, волею рока занесенный в глухую провинцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35