А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Поэтому японцы устраивают демпинг стали, телевизоров, потребительской электроники, компьютерных чипов, частей машин и никто их не останавливает. Мы потеряли эти индустрии. Японские компании и японское правительство нацеливаются на специфические отрасли и захватывают их. Индустрию за индустрией, год за годом. Пока мы рассиживаем и разглагольствуем о свободной торговле. Однако свободная торговля не имеет смысла, если она не является честной торговлей. А японцы вообще не верят в честную торговлю. Знаете, есть резоны в любви японцев к Рейгану. Они прибарахлились во время его президентства. Во имя свободной торговли он весьма широко расставил наши ноги."
«Почему американцы этого не понимают?», спросил я. Коннор засмеялся: «Почему они едят гамбургеры? Такие уж они есть, кохай.»
Женский голос послышался из редакции: «Какой-то Коннор здесь? Вам звонят из отеля „Четыре Сезона“.»
Коннор посмотрел на часы и поднялся. «Извините.» Он вышел в редакцию.
Через стекло я видел, как он говорил по телефону и что-то записывал. «Понимаете», сказал Рон, «все это продолжается. Почему японская фотокамера в Нью-Йорке дешевле, чем в Токио? Везешь ее полмира, платишь импортные пошлины и стоимость распространения - и она все-таки дешевле? Как такое возможно? Японские туристы покупают собственные продукты здесь, потому что здесь они дешевле. И одновременно американские товары в Японии стоят на семьдесят процентов дороже, чем здесь. Почему американское правительство не станет жестче? Я не знаю. Часть ответа находится там.» Он указал на монитор: благообразный мужчина говорил на фоне бегущей строки. Звук был приглушен. «Видите типа? Это Дэвид Роулингс, профессор бизнеса в Стэнфорде, специалист по тихоокеанским проблемам. Он типичен. Сделай-ка погромче: он как раз может говорить о МайкроКон.» Я повернул ручку громкости и услышал, как Роулингс говорит: «…мне кажется, что американский подход совершенно иррационален. Кроме всего прочего, японские компании обеспечивают американцев рабочими местами, в то время как американские компании перемещают рабочие места за границу, лишая их собственного народа. Японцы не могут понять, чем, собственно, мы недовольны?»
Рон вздохнул: «Типичное дерьмо.»
На экране профессор Роулингс продолжал: «Мне кажется, что американский народ весьма неблагодарен за помощь, полученную от иностранных инвесторов.»
Рон засмеялся: «Роулингс входит в группу, которую мы называем „Целователи хризантем“. Эксперты-академики, которые проводят японскую пропагандистскую линию. На самом деле, у них нет большого выбора, потому что для работы им нужен доступ в Японию, а если они начнут ее критиковать, их контакты с Японией немедленно засохнут и двери для них закроются. И даже в Америке японцы пошепчут в некоторые уши, что обидевшей их личности нельзя доверять и что их взгляды устарели. Или хуже - что они расисты. Любой, кто критикует Японию - расист. Весьма быстро академики начнут терять возможности выступлений и свою работу консультантами. И они хорошо знают, что происходило с их коллегами, которые выбивались из ряда, и поэтому не станут совершать такую ошибку.»
Коннор вернулся в комнату и спросил: «В продаже МайкроКон есть что-нибудь незаконное?»
«Конечно», сказал Рон. «Но все зависит от того, что решит делать Вашингтон. Акаи Керамикс уже завоевала шестьдесят процентов американского рынка. МайкроКон даст ей фактическую монополию. Если бы Акаи была американской компанией, то правительство блокировало бы продажу на основе антитрестовского законодательства. Но так как Акаи не американская компания, то продажу не исследовали тщательно. В конце концов, продать ее, вероятно, позволят.»
«Вы хотите сказать, что японская компания может обладать монополией в Америке, а американская компания нет?»
«В наши дни таков обычный результат», сказал Рон. «Американские законы часто способствуют продаже наших компаний иностранцам. Так Мацушита купила Юниверсал Студиос. Юниверсал выставлялась на продажу много лет подряд. Несколько американских компаний пытались купить ее, но не смогли. В 1980 ее пыталась купить компания Вестингауз. Не прошло: нарушено антитрестовское. RCA пыталась - не прошло: конфликт интересов. Но когда выступила Мацушита, против вообще не нашлось законов. Недавно наши законы изменились. По нынешнему закону RCA могла бы купить Юниверсал, но назад не отмотаешь. Просто, МайкроКон - это самый последний пример сумасшествия американских правил.»
Я спросил: «Но что скажут о продаже МайкроКон американские компьютерные компании?»
Рон ответил: «Американским компаниям эта продажа не нравится. Однако, они совсем не против.»
«Почему?»
«Потому что американские компании уже ощущают слишком большую зарегулированность со стороны правительства. Сорок процентов американского экспорта перекрывается правилами безопасности. Правительство не позволяет компьютерным компаниям продавать в Восточной Европе. Холодная война закончилась, однако правила еще существуют. А японцы и немцы продают такие продукты, как бешеные. Поэтому американцы хотят меньшей зарегулированности и рассматривают любую попытку блокировать продажу МайкроКон как вмешательство правительства.»
Я сказал: «Все-таки по мне в этом мало смысла.» «Согласен», сказал Рон. «Похоже, американские компании в течении нескольких лет будут прикончены. Потому что, если Япония станет единственным источником машин, производящих чипы, то они окажутся способными удержать эти машины от американских компаний.»
«И они это сделают?»
«Они делали такое прежде», сказал Рон. "Ионные излучатели и другие машины. Но американским компаниям не удается собраться вместе. Они мелочно ссорятся между собой. А японцы покупают компании высокой технологии со скоростью примерно одну в десять дней. И так все последние шесть лет. Нас просто обезглавливают. Но правительство не обращает внимания, потому что есть нечто, называемое КИИСШ - Комитет по иностранным инвестициям в Соединенные Штаты - и он следит за продажей ВТ-компаний. Если не считать, что реально КИИСШ не делает ровно ничего. Из последних пятисот продаж только одна была заблокирована. Компания за компанией идет на продажу и никто в Вашингтоне не говорит «бу». В конце концов сенатор Мортон понял и сказал:
«Остановитесь на минутку». Но никто его не послушал."
«Продажа состоится в любом случае?»
«Так говорят сегодня. Японская пропагандистская машина работает мощно, вырабатывая благоприятное паблисити. Они прилипчивы. Они на верхушке всего. Именно всего…»
В дверь постучали, потом голову просунула блондинка. «Извини, что мешаю, Рон», сказала она, «но Кей только что получил звонок от лос-анджелесовского представителя ЭнЭйчКей, японского национального телевидения. Он хочет знать, почему наш репортер оскорбляет Японию.»
Рон нахмурился: «Оскорбляет Японию? О чем он толкует?» «Он заявляет, что наш репортер сказал в эфир: „Проклятые японцы забирают нашу страну“.»
«Ну, не надо», сказал Рон. «Никто не мог такого сказать - в эфире. И кого они обвиняют?»
«Ленни. В Нью-Йорке. На бэкхоуле», сказала женщина.
Рон поерзал в кресле. «О-хо-хо», сказал он. «Ты проверила ленты?»
«Ага», сказала она. "Сейчас проверяют загрузку в главной операторской.
Но я уверена, что это правда."
«Черт.»
Я спросил: «Что такое бэкхоул?»
«Наш корм со спутника. Мы каждый день подбираем отрывки из Нью-Йорка и Вашингтона и повторяем их. Всегда есть примерно по минутке до и после, которые в эфир не идут. Мы их вырезаем, но сырые передачи сможет принять любой с частной тарелкой, кто охотится за нашим сигналом. И кое-кто этим занят. Мы предупреждаем таланты быть поосторожнее перед камерой. Но в прошлом году Луиза расстегнула блузку и прикрепила микрофон - и нас затрахали звонками со всей страны.»
Зазвонил телефон на столе Рона. Он послушал немного и сказал: «Окей. Я понимаю», и положил трубку. «Проверили ленту. Ленни говорил в камеру перед началом и сказал Луизе: „Если мы не поумнеем, чертовы японцы завладеют страной“. В эфир не пошло, но он это сказал.» Рон уныло покачал головой. «Парень из ЭнЭйчКей знает, что мы это не выпустили?» «Ага. Но он говорит, что передачу могли поймать и протестует на этом основании.»
«Черт», сказал Рон. «Значит они следят даже за нашим бэкхоулом. О, боже. Что хочет делать Кейт?»
«Кейт сказал, что устал предостерегать нью-йоркские таланты. Он хочет, что бы это уладил ты.»
«Хочет, чтобы я позвонил этому типу из ЭнЭйчКей?» «Говорит, решай, как знаешь, но у нас соглашение с ЭнЭйчКей на получасовое ежедневное шоу и он не хочет рисковать. Он думает, что ты должен извиниться.»
Рон вздохнул. «Теперь мне надо извиняться за то, чего вообще не выпущено в эфир. Черт побери все это!» Он взглянул на нас. «Парни, мне надо работать. Что-нибудь еще?»
«Нет», сказал я. «Удачи.»
«Да, парни», сказал Рон, «нам всем нужна удача. Знаешь, ЭнЭйчКей стартовала Глобальную Сеть Новостей с начальным капиталов в миллиард долларов. Они наступают на СиЭнЭн Теда Тернера по всему миру. И если история чему-нибудь учит…» Он пожал плечами. «Поцелуйте на прощение американское медиа.»
Уходя, я услышал, как Рон говорит по телефону: «Господин Акасака? Здесь Рон Левин из ЭйЭфЭн. Да, сэр. Да, господин Акасака. Сэр, я хочу выразить мое глубокое сожаление за то, что наш репортер сказал через спутник…» Мы закрыли за собой дверь и вышли.
«Куда теперь?», спросил я.
* * *
Отель «Четыре Времени Года» предпочитали звезды и политики и у него был изящный вход, однако мы поставили машину за углом у служебного входа. У грузового люка стоял громадный грузовик и работники кухни выгружали картонки с молоком. Мы ждали здесь минут пять, Коннор поглядывал на часы. Я спросил: «Зачем мы здесь?»
«Исполняем решение Верховного Суда, кохай.»
Из грузового люка вышла женщина в служебном костюме, огляделась и помахала. Коннор помахал в ответ. Она снова исчезла. Коннор достал бумажник и вытащил пару двадцаток.
«Одна из первых истин, чему я научился как детектив», сказал Коннор, «то, что персонал отеля чрезвычайно полезен. Особенно когда в наши дни полиция имеет так много ограничений. Мы не можем войти в номер отеля без ордера. А если войдем, то все, что найдем при обыске, будет неприемлемо для суда, верно?»
«Верно.»
«Однако, горничные входить имеют право. Носильщики, уборщицы, комнатный сервис - все могут входить.»
«У-гу.»
«Поэтому, я поддерживаю контакты во всех больших отелях.» Он открыл дверцу. «Я только на секунду.»
Он подошел к грузовому люку и ждал. Я стучал пальцами по рулевому колесу. Мне вспомнились слова песни:
I changed my mind, this love is fine.
Goodness, gracious, greet balls of fire.
Из грузового люка вышла горничная в форме и быстро переговорила с Коннором. Он достал деньги. Она держала что-то золотистое в ладони. Он не притронулся, только взглянул на это и кивнул. Она сунула это в свой карман. Тогда он отдал ей деньги. Она ушла.
You shake my nerves and you rattle my brain.
Too much love drives a man insane.
You broke my will, but what a thrill…
Из грузового люка вышел носильщик, держа на вешалке голубой мужской костюм. Коннор задал вопрос и носильщик, прежде чем ответить, взглянул на часы. Потом Коннор согнулся и на близком расстоянии уставился на нижние края пиджака. Он расстегнул на вешалке жилет и изучил брюки. Носильщик унес первый костюм и вынес на грузовую платформу второй - голубой в полосочку. Коннор повторил инспекцию. Казалось, он что-то нашел на пиджаке и аккуратно соскреб это в небольшой прозрачный пакет. Потом он заплатил носильщику и вернулся в машину.
Я спросил: «Проверяем сенатора Роу?»
«Проверяем сразу несколько вещей», сказал он, «и да, сенатора Роу тоже…»
«У помощника Роу вчера в кармане были белые трусики, однако Черил носила черные.»
«Это верно», сказал Коннор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52