По большому счету, для аналитика принципиально не важна цель разработки. Главное - найти способ ее достижения. И тут можно оперировать как точными мерами - тоннами, киловаттами или миллионами рублей, так и отвлеченными категориями вплоть до эмоций.
Толмачев и его коллеги искали решение. А потом к операции подключались не только интеллектуальные и материальные ресурсы Управления, но и самые разные эксперты, в том числе работники Центробанка и Министерства финансов. Как правило, их не посвящали в названия конкретных банковских и биржевых структур и объемы операций - эксперты тоже решали отвлеченные задачи. Но обезличенность отдельских программ не снижала эффективности их экспертных оценок.
Постепенно от наблюдения за общей ситуацией на экономическом фронте отдел начал переходить к активным действиям - полностью контролирующим процесс либо ограничивающим некоторые его параметры. Так партизаны, понаблюдав из засады за прохождением воинских эшелонов противника и сменой караула на мосту, начинают рубить линию сигнализации и уничтожать постовых, прежде чем заминировать железнодорожное полотно.
Свержение "Примабанка" было первой крупной ходкой взрывников полковника Кардапольцева из темного леса на простор рельсовой войны. А Толмачев и его коллеги по аналитической группе разрабатывали на основе своих наблюдений маршруты саперов и мощность зарядов взрывчатки.
Гога запустил принтер и в нетерпении защелкал пальцами, наблюдая, как медленно выползает лист распечатки.
- Корреляция пишется с двумя "эр", а ты влепил две "эль", - укорил его Толмачев. - Торопыга!
- Ништяк, - сказал Олейников хладнокровно. - Полковнику это до лампочки. Зато мы грамотно изложили принцип самой корреляции для такого рода задачи. Интересно, нам премию выпишут?
Толмачев не выдержал и засмеялся.
- А чо? - поднял брови Гога. - С нашей помощью государство поимеет бабок - и-их! Всю Красную площадь можно заставить "Мерседесами". Ну, хоть на один мы заработали?
- Заработали, - успокоил его Толмачев. - Ты будешь по четным числам ездить на нем, а я - по нечетным.
6
"По результатам изучения полученных материалов, как сообщил ИТАР-ТАСС Центр информации общественных связей Генеральной прокуратуры, возбуждено уголовное дело по фактам производства и реализации так называемой "красной ртути".
Предстоят допросы Г. Э. Бурбулиса, руководителя концерна "Промэкология" Садыкова О. Ф. и других сотрудников администрации Президента России, а также должностных лиц правительства, принимавших решения по вопросам финансовых операций и сделок с "красной ртутью".
Генеральная прокуратура предложила правительству России представить официальное заключение относительно степени ущерба, нанесенного государству в результате реализации программы "Урожай-90", и определить круг должностных лиц, причастных к осуществлению данной программы".
"По следу "красной ртути".
"Труд",
1993, 23 апреля.
- Теплую рубашку положить? В серую клеточку?
- Как хочешь, Лизок, - благодушно сказал из ванной Седлецкий. - Мне все равно.
Он упаковывал бритвенный прибор. Ему действительно было все равно чемодан, который собирала Елизавета Григорьевна, не уедет дальше вещевого склада Управления. Лишь белье да носовые платки заберет из него Седлецкий, отправляясь на юг. По легенде он - преуспевающий коммерсант из подмосковного города Химки, провинциал, недавно пробившийся поближе к столице. Скромных байковых рубашек не носит. Уже не носит.
Вчера три часа убили на сборы с инструктором группы внедрения. Перетрясли сотню костюмов.
А потом вдумчиво выбирали обувь.
- Лошадь смотрят по зубам, а вора по копытам, - заметил инструктор, не в первый раз снаряжавший Седлецкого. - Рекомендую французские туфли с пряжками. Дорого и вальяжно. Это, Алексей Дмитриевич, как визитка. А в запас возьмите итальянские мокасины. Будете их с джинсами носить. Вообще молодежь к джинсам одевает кроссовки, но мы с вами не молодежь. Мокасины это консервативно, солидно. А к джинсам заверните вот этот ремешок. Настоящая сбруя американского рейнджера. Больших бабок стоит у деловых людей.
Седлецкий положил в чемодан пакет с бритвой, застегнул ремешки с замками.
- Присядем на дорожку...
Они уселись на диване в кабинете, среди множества книг и старой мебели. Весеннее солнце лежало на вытертом бухарском ковре, а легкие кремовые занавески тихо побрякивали кольцами от порывов свежего воздуха в полуоткрытое окно.
- Лизок, не переживай, - сказал Седлецкий, обнимая жену за плечи. Доеду - позвоню. А если в горы уйдем, телеграмму дам. Не переживай.
- Я не переживаю, - сказала Елизавета Григорьевна. - Я давно не переживаю, Алеша... Мне только кажется, что тебе пора заканчивать со своими экспедициями.
- Вот те раз! - удивился Седлецкий. - Это еще почему?
- Так мне кажется, - с неожиданной твердостью повторила Елизавета Григорьевна.
Седлецкий внимательно посмотрел на жену. Она никогда не была красавицей, но до сорока трех лет сохранила миловидность, свежую кожу и не расплылась, как некоторые. А вот эту резкую вертикальную морщинку между бровями он заметил впервые. Может, некогда было особенно приглядываться к собственной жене, а может, солнце виновато - безжалостное, как прожектор, весеннее солнце.
- В последнее время ты почти не публикуешься, - сказала Елизавета Григорьевна. - Раньше после поездок у тебя статьи выходили - и в журналах, и в сборниках.
- Ну, мамуля, - улыбнулся Седлецкий. - Я ж теперь, как правило, руковожу экспедициями. На собственные изыскания времени не хватает. Билеты, размещение людей, кормежка, то да се... Контакты с местным руководством. И все на мне!
- Подожди, Алеша... Ты всегда уезжаешь на Кавказ, когда там обостряется обстановка. Что делать тебе, иранисту, например, в Абхазии, куда ты летал зимой? И вообще, какая научная экспедиция, если стреляют? Тем более в институте началась сессия. Не странно ли?
- А чего тут странного - я же шпион! - захохотал Седлецкий.
- Вполне допускаю, - холодно сказала Елизавета Григорьевна. - Только зачем тебе это? Не хватает признания? Денег? Скучно в институте? Или дома?
- Ладно, - хлопнул по коленкам Седлецкий. - Чудной разговор получается. Слишком много вопросов, Лизок. Вернусь - поговорим.
В передней, к его облегчению, хлопнула входная дверь. Радостно завизжала Мальвина. Значит, дочь заявилась.
- Ой, чуть не опоздала - ты уже на чемодане!
Курсовое собрание затеяли. А я оторвалась.
- Что ты сделала, филолог?
- Оторвалась! А почему вы грустные?
- Расстаемся же, - через силу улыбнулся Седлецкий. - Иди поцелуемся. Что привезти? Аленький цветочек?
- Ничего не надо. Лучше сам побыстрей приезжай.
Он понял, что дочь стала совсем взрослой. Подхватил чемодан, шагнул в коридор. Мальвина, словно чуя разлуку, заскулила и уткнулась ему в колени.
- А пирожки? - выглянула из кухни теща. - Еще минутку, Алексей, только остынут. Если сейчас завернуть - упреют.
Ну-с, дождался пирожков. Любящий муж, заботливый отец, образцовый зять, отбывающий в научную командировку. По традиции, дальше двери не провожали. Очень удобно. Захлопнул тяжелую, обитую старым дерматином дверь - и свободен.
И уже в дороге! Ему не хватает, продолжал он на лестнице мысленный спор с женой, дороги. Не хватает вот таких внезапных выездов. Опасности не хватает, от которой в крови начинает гудеть адреналин!
Он попросил остановить разгонную машину Управления неподалеку от прохода на пригородные платформы. Когда с очередной электрички густо повалил народ, прихватил чемодан с сумкой и растворился в толпе. Он не рассчитывал, что кто-то из институтских наткнется на него здесь, в вечерней толчее Курского вокзала. А если и наткнется - не сразу узнает. Однако береженого Бог бережет. К своему поезду подошел за несколько минут до отправления.
На платформе заканчивалось расставание. Люди торопливо целовались. В некоторых купе уже на ночь устраивались. Два потных кавказца заталкивали в тамбур последние мешки с московскими покупками. От вагона-ресторана отвалил пустой дребезжащий кар.
Мирзоев оказался на месте - у единственного в составе спального вагона. Седлецкий несколько мгновений наблюдал за напарником. Модный костюм сидит мешком, а спина все равно прямая. Сразу видно - бывший вояка. По легенде Мирзоев был прапорщиком ВДВ. Уволился из армии и теперь служит охранником у предпринимателя. То есть у Седпецкого.
- Билеты не потерял?
- Обижаешь, босс... - повернулся Мирзоев. - Ну, Алексей Дмитриевич! Вы просто Бельмондо... Наша проводница сразу западет.
- Уже познакомился? Вот пусть она на тебя и западает. Чемоданчик прихвати - обслужи хозяина.
Через полчаса, когда поезд вырвался в гулкую тьму подмосковных перелесков, они накрыли стол.
Уютно было в чистом купе, казавшемся просторным без верхних полок. Мирзоев достал грузинский коньяк, порезал лимон, вскрыл банку красной икры. А Седдецкий вывалил пирожки и палку салями.
- Теща сказала - пирожки нельзя держать в пакете. Упреют.
- С чем? - принюхался Мирзоев. - С печенкой и луком. Тогда не упреют. Не успеют.
За окном мелькали дальние огни. Изредка с шумом проносился встречный поезд - цепь освещенных стекол и застывшие под светом, словно в стопкадре, фигуры. Тоненько дребезжал безработный подстаканник.
- Меня жена раскрыла, - вздохнул Седлецкий, когда бутылка наполовину опустела. - Она меня вычислила, Турсун. Столько лет за нос водил... Даже когда в Афгане работал.
- Мне хорошо, - откликнулся Мирзоев. - У меня никого нет.
- Что ж тут хорошего! - буркнул Седдецкий.
И они долго молчали, рассеянно глядя в темное окно.
- Мама была, - сказал наконец Мирзоев. - Нестарая еще - шестьдесят два... А меня в рейде потеряли. Ну, сообщили: смертью храбрых. Она и умерла. С тоски, думаю. Я даже на похороны не успел. Сестра давно замужем, почти не видимся.
- Пора уходить из конторы, - задумчиво сказал Седлецкий.
- Жены испугался?
- С женой разберемся. Она-то поймет. О другом думаю в последнее время, Турсун... Я в Иране начинал. Потом - Афган. Потом дома стал работать - в Шаоне, в Закавказье. Теперь мы с тобой едем, брат, на российский юг. На российский уже!
Сегодня - Ставрополь. А завтра? Ростов? Это ж моя родина! А послезавтра? Где явки будем закладывать? В Серпухове?
- Мне все равно, - медленно сказал Мирзоев. - Могу и в Серпухове работать. Хороший город, зеленый. Тихий, главное...
- А мне не все равно! Вот мы едем... Сделаем работу - наши нынешние воеводы усидят. Сберегут свои драгоценные задницы. Кого спасать собираемся, Турсун? Может, с помощью Ткачева нормальные мужики к рулю придут?
- Не надейся, - сказал Мирзоев. - Какой же ты наивный... А еще профессор! Нет их больше, нормальных мужиков. Ткачев - первая сволочь. Он и поможет встать к рулю, как ты изящно выразился, такой же точно сволочи. И вообще, я на политические темы не говорю. С твоим настроением лучше сесть в обратный поезд.
Седлецкий плеснул коньяка, усмехнулся:
- За нас с вами и за хрен с ними, брат! Мой обратный поезд давно, к сожалению, ушел.
Тут очень вовремя появилась проводница - разбитная блондинка в тесноватой для ее пышных форм ф о р м е и принесла два стакана крепчайшего чая, хоть его на железных дорогах перестали давать даже разбавленный донельзя.
- Как заказывали, мущщины! - застреляла глазками.
И коньячку махнула, не упорствуя в добродетели, и бутерброд с икоркой навернула, и пирожкам с печенкой честь воздала. И ногу на ногу закинула отработанным движением, радушно демонстрируя круглые молочные колени. Мирзоев, однако, дал ей понять, что вопрос о коленях они поднимут несколько позже, и проводница с сожалением вернулась к исполнению основных обязанностей.
- Чувствую, придется мне ночевать в одиночестве, - подмигнул Седлецкий напарнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51