А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Поверь мне".
Он так и назвал его - Жоржес. Никогда до этого Жорик не слышал подобной вариации своего имени. Хотя, если быть точным, по паспорту он был Георгием.
Задвинув дверь купе, Жора Прокудин посмотрел на себя в зеркало. Этим утром он вроде бы действительно смахивал на иностранца Жоржеса, чем на самого себя: оплывшее лицо с мешками на подглазьях, растрепанные смоляные кудри, синяя щетина на щеках и вокруг пересохших, потрескавшихся губ. И только нос, слишком широкий, слишком утолщенный на конце, типичный русский картошечный нос, портил облик иностранца. Закрыв его пальцами, Жора изучил себя уже точнее в новом амплуа и подумал, что если он срубит этот приз на два арбуза, то обязательно сделает пластическую операцию. А то его найдут только по одному носу.
Дверь вместе с зеркалом уехала влево, и Жоре Прокудину почудилось, что он все еще спит. В коридоре красовалась до боли знакомая физиономия Топора. Его свернутый нос хотелось потрогать. Почему-то казалось, что пальцы вместо носа нащупают лишь воздух.
- Не ждал? - шмыгнув, спросил Топор.
Ощущение реальности все еще не появилось. Призраки и герои ночных сновидений тоже умеют разговаривать.
- Короче, мы с тобой, - опять шмыгнув, объявил Топор и швырнул спортивную сумку на вторую полку.
- Я его к утру уговорила, - возникли справа от гнутого носа Топора краснющие губы Жанетки. - Он согласился.
На ее белобрысой голове было накручено из тонких косичек нечто похожее на макраме вокруг горшка с цветком. Только вместо цветка из этого горшка свешивались еще более тонкие косички. В целом это походило на нечто среднее между извержением вулкана и взрывом на макаронной фабрике. А белоснежная челка, закрывавшая лоб, вплоть до смоляных бровей, навевала ощущение ледника, над которым как раз и ожил бешеный вулкан.
- На, - подставила она Жоре Прокудину напудренную и напомаженную щеку. - Целуй. С тебя за мою доблестную работу еще три процента к моей доле...
Поцелуй, а точнее, касание губами чего-то схожего с куском сливочного масла наконец-то вернуло ощущение реальности. В снах не бывает сливочного масла.
- Ты что, в бочке с пивом спал? - почти угадала она.
- А как вы это... Я ж билеты сдал...
Топор сел на жесткий диванчик, попрыгал, утрамбовал его, и пояснил:
- Я кинул червонец кассирше, чтоб запросила, какие три места сданы на этот поезд за ближайший час. Я ж знаю, что ты всегда впритык приезжаешь...
- А разве я говорил номер поезда? - тоже сел Жора Прокудин.
- Однозначно не говорил. За сутки в Приморск идут три поезда, но удобнее всех туда приходит именно этот. Точно?
- А с чего ты взял, что я куплю все купе, а не три места?
- А зачем тебе лишний свидетель?
- Ладно, - не сдавался Жора. - А как я мог взять четыре билета сразу, как ты говоришь, на целое купе, если сейчас билеты продают только с паспортом...
- Так ты же сам вчера сказал, что у тебя есть три фальшивых паспорта. И один из них - женский.
- Я говорил? - изумился Жора Прокудин.
- Ну не я же!
- Да?
- Да!.. Если б у нас хоть один лишний паспорт был, я бы тоже четвертое место в купе докупил...
Мягким кошачьим движением Жанетка задвинула дверь купе, провернула защелку, полюбовалась на свою прическу в зеркале, отыскала в ней заметный лишь ей изъян, пальчиком устранила его, сделав косичковое макраме в тысячу раз лучше, и небрежно попросила:
- Покажь книжку сыскаря.
- И ты мне не веришь? - попытался сделать напряженное лицо Жора Прокудин, но пивная отечность и без того натянула кожу до барабанной прочности.
- Ты ее чего, проглотил, что ли?
- Я бумагой не питаюсь.
Безмолвный Топор задернул шторки, опустил черную брезентовую заслонку, и в купе стало темнее, чем в самую пасмурную погоду. Воздух стал плотным и тяжелым. Каждый вздох ощущался легкими.
- Не перестраховуйся, - попрекнула его Жанетка.
- А если Босс мелькнет? - не согласился с ней Топор.
- Ну ты совсем стал пугливым! Мозгов ему не хватит просечь, куда мы сваливаем.
- Ты его не знаешь, - опять шмыгнул носом Топор. - Я с ним когда базарю, так он все мои слова заранее знает. Может, он мысли читает...
- А чего тут такого! - удивилась она. - У тебя так слов в башке мало, что я их тоже все знаю.
- Ну, ты это... Однозначно...
Черную шторку он все-таки отпустил, и пружины со скрежетом подняли ее. Сразу захотелось побольше вдохнуть воздуха.
- Слушай, Жорик, у меня терпение не беспредельно! - уткнула кулаки в бока Жанетка. - Если я своими глазами эту книжечку не увижу, я из поезда вываливаю! Еще три минуты в запасе есть. А?
- А так ты мне не веришь?
- Уже две с половиной...
- Ладно... Встань, Топор, - пнул он ботинком по его белоснежным кроссовкам.
Из черного пластикового чемодана, с грохотом вытащенного из-под сидения, после долгих раскопок Жора Прокудин все-таки вынул на белый свет пухлую, с перекореженными страницами книжечку.
- Ты что, постирал ее в ванной? - удивилась Жанетка.
- Уронил. В пиво.
- А несет мочей.
- Да ладно тебе!
- Тут же все расплылось! - возмутилась она.
- У него ручка была чернильная. Если б шариковая...
- А где про адрес?
- Вот... На этой страничке, - с видом знатока сразу отыскал запись Жора Прокудин.
Строка с адресом смотрелась мазком художника-абстракциониста. Читались лишь слова "Finita la comedia!". Для того, чтобы разобрать остальное, требовалось орлиное зрение. Или аппаратура милицейского эксперта.
- Я и так наизусть помню, - защитился Жора Прокудин.
Приморск, улица Пэ эр тире я...
- Чего-чего? - не поняла Жанетка.
- Ну, сокращение там... Улица не полностью написана, а только две первые буквы и последняя: пэ, эр и я. Через тире... Потом идет нумерация: дом, значит, семнадцать, квартира шестьдесят четыре, под фамилией Сергеева.
- И это адрес? - возмутилась под толчок поезда Жанетка. - Что это за улица, Пэ-эр-я? С таким началом и концом на "я" их может быть штук сто!
- Всего семь, - под второй толчок поезда, перешедший в медленное плавное движение, устало объявил Жора Прокудин. - Привокзальная, Приморская, Приветная, Привольная, Проезжая, Прибойная и Просторная. У меня карта города есть. Я еще вчера проверил. К тому же Проездная и Приветная очень короткие улицы. На них может и не быть семнадцать домов. И потом учтите, в доме есть квартиры. Значит, он многоэтажный. А по плану города две улицы - Прибойная и Просторная - находятся на окраине Приморска. Скорее всего, это частные дома.
- Ну ты череп! - восхитился Топор. - Не-е, ты точно умнее
Босса! Давай за успех дела выпьем!
Он вырвал из спортивной сумки пузатую бутылку коньяка. Герб социалистической Армении сиял золотом и напоминал медаль, которой наградили именно эту бутылку.
- Разливай! - обрадовался Жора.
В голове набатом гудели вчерашние градусы. Стук поездных колес в смеси с этим набатом вызывал тошноту. Хотелось вырвать прямо на жесткие сиденья купе. Но Жора Прокудин никогда не рвал. Жанетка так и говорила: "Кто рвет, алкашом не станет", и он иногда с ужасом думал о том, что закончит той же русской болезнью, что и отец.
Три алюминиевых стаканчика из дежурного набора Топора потяжелели от налитого коньяка. Жанетка посмотрела на них с вызовом, но все же сдалась:
- Ладно. По первой с вами выпью. А потом меня не трогайте. Я спать хочу.
Ни Топор, ни Жора спорить не стали. Когда в мужской компании появляется женщина, она всегда становится командиром. Даже если явно не будет это выказывать. А солдатам всегда хочется избавиться от командира.
Жанетка после тридцати граммов армянского произведения искусства забралась на второй ярус, при желтом свете ночника попыталась прочесть пару страниц, но так ничего и не прочла, сунула книжечку под подушку, свернулась калачиком, и по-детски, черным-черно, бесчувственно-бесчувственно заснула.
Топор и Жора Прокудин между первой и второй стопками открыли проводнице и отдали билеты, между пятой и шестой открыли вторично, думая, что им наконец-то подсадили пассажира, но вместо пассажира в купе бесцеремонно зашел худенький неряшливый парень в клетчатой рубашке, мычанием изобразил из себя немого, сбросил на сиденье пачку порнографических журналов и ушел, оставив после себя запах отсыревших тряпок.
- Чего это он? - не понял Топор.
- Продает, - отрыгнув, ответил Жора Прокудин.
Изучив все журналы от корки до корки, Топор вынес окончательную рецензию:
- У Жанетки тело лучше. Однозначно. У нее, знаешь, какое от кайфа лицо красивое! А у этих, как ни корячатся, оргазма в натуре не получается. Смотри сам.
Он показал самую крупную фотографию. У девицы действительно было такое лицо, будто ей вырывали зуб. Мужик и то смотрелся веселее. Огурчик, а не мужик.
Под грохот двери немой возник второй раз. На боку у него висела
коричневая сумка почтальона, плотно набитая такими же журналами.
Запах отсыревших тряпок стал медленно пропитывать воздух купе.
Коньячный аромат в испуге забился на верхние полки. По скучным
лицам мужиков немой понял, что его товар никого не интересует и здесь, сгреб глянцевых баб под мышку, посмотрел на спящую с открытым ртом Жанетку и вышел. Когда он исчез, Жоре Прокудину по-пьяному почудилось, что на следующей станции им точно подсадят пассажира, и он точно окажется немым.
- Топор, разливай! - приказал он. - Без меня не пей! - и нетвердой походкой двинулся к проводнице.
Сонной пучеглазой тетке в синей железнодорожной форме он показал темно-красную "корочку" ФСБ, командировочное удостоверение с грозной впечаткой "для выполнения спецзадания" и потребовал никого к ним не подселять. Тетка с испугу согласилась, хотя от ее согласия зависело не так уж много, и первому налила Жоре свежезаваренный чай.
Но, видимо, заварка оказалась все-таки не настолько свежей и крепкой, потому что после вынесения окончательного приговора бутылке коньяку они заснули на своих полочках нижнего яруса еще более крепкими детскими снами, чем Жанетка.
А разбудил их вкрадчивый шепот все той же пучеглазой проводницы:
- Товарищи чекисты, уже десять минут как Приморск. Выходить, значится, пора...
Жора Прокудин очнулся первым. В купе воняло спиртом, мужским потом и еще чем-то кислым. Казалось, что где-то в метре от них сгнил ящик с помидорами.
В проходе между сиденьями, прямо на грязном коврике, спал Топор.
Во сне он дергал правой рукой, будто без остановки швырял мячики в лица соперников. Хотя возможно, что он добавлял стопку за стопкой, и коньяк в сновидении оказывался намного вкуснее того, чем был наяву.
- Вставайте, товарищ капитан, - наугад брякнула проводница.
- Майор, - поправил ее Жора и только теперь понял, почему его
так удивил спящий на ковре у его ног Топор.
Его сиденье было поднято и закреплено на стопоре. Качнувшись, Жора привстал и с холодком в душе увидел, что багажный ящик пуст. Несмотря на боль в голове и нестерпимую кислую вонь он точно помнил, что именно под Топором, именно в его багажном ящике лежал его черный пластиковый чемодан.
- Вставай... Ну ты чего?! - затормошил он Топора.
- Пш-шел вон... Од-но-знач-но, - ответил любитель поспать на грязных вагонных ковриках.
Рука Жоры Прокудина сама рванула вверх сиденье, на котором он спал. Там должна была лежать его спортивная сумка. Но ничего, кроме пыли, в ящике не было.
Страх и ярость подбросили Жору. Он вспрыгнул на борта ящиков, локтями уперся в полки верхнего яруса и ощутил, что страх становится слабее и слабее, а ярость все сильнее и сильнее. На левой полке тоже не было спортивной сумки Топора. На правой со счастливым лицом спала Жанетка.
- Обокрали, твари! - упав в проход, еле устоял на ногах Жора Прокудин.
Топор по-лошадиному лягнулся во сне, больно попав ему по лодыжке.
Но Жора Прокудин не заметил этой боли. Он с жалостью, которую не испытывал даже в день, когда умерла бабушка, подумал о семи тысячах долларов, исчезнувших в черном пластиковом чемодане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67