Гэйтскилл мгновенно превратился в осторожного юриста.
— Ситуацию можно тщательно проверить, — сказал он. — Данное завещание, безусловно, аннулирует все предыдущие. Мистер Леонидис, будучи в полном уме и здравии, подписывал при большом количестве свидетелей документ, который искренне считал этим вот завещанием. Хм-м. Очень интересно.
Тавернер взглянул на часы.
— Боюсь, я задерживаю ваш ленч, — сказал он.
— Вы не останетесь на ленч, инспектор? — спросил Филип.
— Спасибо, мистер Леонидис, но мне еще нужно встретиться с доктором Грэем.
Филип повернулся к поверенному:
— А вы останетесь, мистер Гэйтскилл?
— Благодарю вас, Филип.
Все поднялись со своих мест. Я незаметно пробрался к Софии.
— Мне уйти или остаться? — тихо спросил я. Фраза прозвучала смешно, как название викторианской песенки.
— Думаю, можешь уйти, — ответила она.
Я незаметно выскользнул из гостиной вслед за Тавернером.
В коридоре болталась Джозефина. У нее был страшно довольный вид.
— Полицейские — дураки! — сообщила она.
Из гостиной вышла София.
— Чем ты тут занималась Джозефина?
— Помогала Нэнни на кухне.
— А я полагаю, ты подслушивала.
Джозефина скорчила сестре гримасу и удалилась.
— С этим ребенком, — вздохнула София, — хлопот не оберешься.
Глава 11
Я вошел в кабинет отца в Скотленд-Ярде и застал там Тавернера, завершающего изложение скорбной повести.
— И что мы имеем? — говорил он. — Я вывернул всех в доме наизнанку — и к чему пришел? — Да ни к чему. Ни у кого никаких мотивов. В деньгах никто не нуждается. Единственное, в чем можно уличить жену Леонидиса и ее молодого человека, — это в том, что последний смотрел на нее бараньими глазами, когда та наливала ему кофе.
— Ну-ну, Тавернер, — вмешался я, — я могу несколько разнообразить вашу информацию. — Можешь? Итак, мистер Чарлз, что же удалось узнать вам?
Я сел, закурил, откинулся на спинку стула и выдал:
— Роджер Леонидис с женой собирались уехать за границу в следующий вторник. У Роджера с отцом произошел бурный разговор в день смерти старика. Старый Леонидис обнаружил какой-то непорядок в делах фирмы сына, и Роджер признал себя виновным.
Тавернер побагровел.
— Откуда, черт побери, ты узнал это? — осведомился он. — Если эта информация идет от слуг...
— Не от слуг, — сказал я. — От личного агента.
— То есть?
— И должен заметить, что, в полном соответствии с канонами детективной литературы, он — или, верней, она, или даже оно — во всех отношениях превзошло полицию... Кроме того, — продолжал я, — мой частный сыщик наверняка держит про запас еще кое-какие сведения.
Тавернер открыл рот и снова закрыл. Он хотел задать сразу так много вопросов, что не знал, с какого начать.
— Роджер! — наконец произнес он. Значит, у Роджера рыльце в пушку, да?
Теперь, когда я все выложил, у меня стало как-то нехорошо на душе. Мне понравился Роджер Леонидис. Я вспомнил его уютную, располагающую к приятному отдыху комнату, благодушие и дружелюбие стеснительного великана и понял, что совсем не хочу пускать по его следу гончих псов правосудия. Можно предположить, конечно, что информация Джозефины не заслуживала доверия, но мне почему-то так не казалось.
— Значит, тебе сказал это ребенок? — спросил Тавернер. — Девочка, похоже, в курсе всех происходящих в доме событий.
Эти сведения — в случае их достоверности — в корне меняли ситуацию. Если Роджер действительно, как предполагала Джозефина, совершил крупную растрату в фирме и если старик обнаружил злоупотребления сына, последнему было важно заставить старого Леонидиса молчать и скрыться из Англии до того, как правда откроется. Возможно, Роджер оказался перед необходимостью преступного действия.
Было решено безотлагательно сделать запрос о положении дел в фирме Роджера Леонидиса.
— Ну и шум поднимется, — сказал мой отец. — Это ведь огромный концерн с миллионным оборотом.
— Если фирма действительно обанкротилась, то ситуация проясняется, — сказал Тавернер. — Отец вызывает к себе сына. Роджер с перепугу признается в растрате. Бренда Леонидис в это время находится в кино. Роджеру требуется только из комнаты Аристида пройти в ванную, опорожнить пузырек с инсулином и наполнить его эзерином — и все дела. Или это могла сделать его жена. По возвращении с работы она ходила на ту половину дома, якобы за оставленной там трубкой мужа. Но при этом она могла подменить инсулин на эзерин до прихода Бренды. Клеменси абсолютно хладнокровна и вполне способна на подобный поступок.
Я кивнул.
— Да, скорее всего, это сделала Клеменси. У нее хватило бы выдержки. Вряд ли Роджеру Леонидису пришло в голову отравлять отца таким образом — в этом фокусе с эзерином чувствуется работа женского ума.
— Среди отравителей встречается очень много мужчин, сухо заметил мой отец.
— И все равно, мне кажется, Роджер — не того типа человек. Может быть, они с женой действовали в сговоре.
— Итак, мы имеем вариант леди Макбет, — подытожил отец после ухода Тавернера. Клеменси Леонидис показалась тебе похожей на эту героиню, Чарлз?
— Не особенно, — ответил я. — Леди Макбет была по сути своей алчной женщиной. Клеменси Леонидис не такая. Непохоже, чтобы она стремилась к обладанию чем-либо.
— Но ведь она может страстно желать безопасности мужа?
— Это да. И она может быть...Жестокой.
Каждый из нас жесток по-своему — вот что говорила София.
Я поднял глаза и встретился взглядом со Стариком.
— О чем ты задумался, Чарлз?
Но я не ответил ему.
На следующий день меня вызвали в Скотленд-Ярд, и в кабинете отца я обнаружил инспектора Тавернера.
У последнего был очень довольный и возбужденный вид.
— Фирма Леонидиса по поставкам на мели, — сообщил отец.
— Разорится с минуты на минуту, — добавил Тавернер.
— Вчера вечером курс их акций действительно резко упал, — сказал я. — Но сегодня утром положение вроде бы поправилось.
— Нам пришлось наводить справки очень осторожно, — сказал Тавернер. — Никаких прямых вопросов. Чтобы не вызвать панику и не встревожить нашего готового к отъезду джентльмена. Но полученная нами из некоторых секретных источников информация абсолютно недвусмысленна. Фирма по поставкам находится на грани краха. Она не в состоянии выполнить взятые на себя обязательства. Дело в том, что в продолжении многих лет управление фирмой осуществлялось из рук вон плохо.
— То есть виноват Роджер Леонидис?
— Да. Он там главный, как ты знаешь.
— И он тратил деньги фирмы...
— Нет, это вряд ли, — покачал головой Тавернер. — То есть, может, он и убийца, но не мошенник. По правде говоря, с деловой точки зрения он просто...
Дурак. У него нет ни капли здравого смысла. То он башку очертя бросается в какие-то сомнительные мероприятия, то колеблется и отступает перед самыми выгодными сделками. Он облекает властью людей, менее всего способных защищать интересы фирмы. Роджер — недалекий, простодушный парень и всегда доверял всяким проходимцам. В общем, во все времена и во всех случаях он вел себя неправильно.
— Да, такие люди иногда встречаются, — сказал отец. — И они не столько глупы, сколько плохо разбираются в людях. И обуреваемы жаждой деятельности в самые неподходящие моменты.
— Бизнес не для таких, — заметил Тавернер.
— И Роджер никогда и не стал бы заниматься бизнесом, не окажись он сыном Аристида Леонидиса.
— Когда старик передал предприятие во владение сыну, оно процветало. Это была настоящая золотая жила! И новый владелец мог просто сидеть себе сложа руки, пока дела шли своим чередом.
— Ну нет, — отец покачал головой. — Никакое предприятие не может функционировать само по себе. Всегда должны приниматься какие-то решения: одного уволить, другого принять... Разные нюансы внутренней политики. Роджер Леонидис же во всех случаях принимал неверные решения.
— Это точно, — подтвердил инспектор Тавернер. — Он лояльный малый: держал на работе самых никчемных людей — просто из симпатии или жалости. А иногда ему в голову взбредали разные дикие идеи, которые он непременно пытался воплотить в жизнь, несмотря на связанные с этим огромные расходы. — Но ничего противозаконного! — уточнил отец. — Абсолютно ничего противозаконного.
— Тогда почему он пошел на убийство? — спросил я. — Может быть, Роджер Леонидис не мошенник и не подлец, а просто дурак, — сказал Тавернер. — Это дела не меняет — или почти не меняет. Единственное, что могло спасти фирму по поставкам от краха, — это колоссальная сумма денег, полученная к... — он заглянул в записную книжку, — к следующей среде, самое позднее.
— Именно такая сумма, какую он получит — или рассчитывает получить — по завещанию отца?
— Совершенно верно.
— Но он не сможет получить ее наличными.
— Да. Но ему откроют кредит! Это одно и то же.
Мой старик покивал.
— А не проще было бы просто обратиться за помощью к старому Леонидису? — предположил он.
— Думаю, Роджер так и сделал, — сказал Тавернер. — И именно этот разговор девчонка и подслушала. Старик наверняка наотрез отказался выбрасывать деньги на ветер. Наверняка.
Я подумал, здесь инспектор Тавернер, похоже, прав. Аристид Леонидис отказался финансировать постановку пьесы для Магды, считая, что спектакль не будет иметь успеха. И последующие события доказали его правоту. Он всегда был щедр по отношению к своей семье, но не собирался вкладывать деньги в сомнительные предприятия. А фирме Роджера требовались тысячи или даже сотни тысяч. Старик отказал сыну наотрез, и единственной возможностью избежать банкротства для Роджера оставалась смерть отца.
Да, мотив, конечно, достаточно серьезный.
Отец взглянул на часы.
— Я попросил его подойти сюда. Он должен быть здесь с минуты на минуту.
— Роджер?
— Да.
— «Приходи ко мне на ужин мухе говорил паук»? — пробормотал я. Тавернер казался несколько шокированным.
— Мы сразу же введем его в курс дела, — сурово сказал он мне.
Сцена была готова к началу действия, стенографистка сидела за столом в углу. Вскоре зазвенел звонок, и несколькими минутами позже в кабинет вошел Роджер Леонидис.
Он вошел энергичной и несколько неуклюжей походкой и тут же наткнулся на стул. Как прежде, он напомнил мне огромного дружелюбного пса, и я тут же решил для себя совершенно определенно, что инсулин на эзерин заменил не этот человек. Этот обязательно разбил бы пузырек, расплескал лекарство на пол или как-нибудь еще испортил бы все дело. «Нет, — решил я, — Роджер, конечно, был посвящен в план преступления, но исполнителем задуманного являлась Клеменси».
Роджер говорил без умолку:
— Вы хотели видеть меня? Вы обнаружили еще что-нибудь? Привет, Чарлз! Сначала не заметил вас. Очень мило с вашей стороны присутствовать здесь. Но, пожалуйста, скажите мне...
Такой славный, такой по-настоящему симпатичный человек. Но многие убийцы казались славными симпатичными людьми, как говорили впоследствии их ошеломленные друзья. Чувствуя себя Иудой, я приветственно улыбнулся.
Мой отец держался подчеркнуто холодно, был сдержан и официален. Он произносил гладкие, привычные фразы: «Показания... Даны без принуждения... Можете требовать присутствия вашего адвоката...»
Роджер Леонидис отмел в сторону все эти традиционные формулы характерным для него нетерпеливым жестом.
Я заметил слабую сардоническую улыбку на губах инспектора Тавернера и прочитал его мысли:
«Эти парни всегда так уверены в себе. Они не могут ошибаться. Они такие умные!» Я сел в уголке, не привлекая к себе внимания.
— Я просил вас прийти сюда, мистер Леонидис, — говорил мой отец, — не для того, чтобы сообщить вам нечто новое, а для того, чтобы услышать нечто новое из ваших уст — то, о чем вы умолчали накануне.
Роджер Леонидис страшно удивился:
— Умолчал?! Но я рассказал вам все — абсолютно все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28