Ни итальянский народ, ни итальянская армия не хотели принимать в ней участия. Вспомните, когда английские войска разгромили в Северной Африке итальянцев, весь мир обошла фотография, запечатлевшая многотысячную колонну пленных. Ее конвоировали всего-навсего трое англичан. День был настолько жарким, что охрана поручила нести винтовки пленникам. По-моему, факт достаточно убедительный. Разумеется, за свои кровные интересы итальянцы, как и любой другой народ, будут сражаться. Но эта война развязана Германией, и они не хотят быть пушечным мясом. В принципе, они даже недолюбливают немцев и настрое вы, скорей, пробритански. Лучше, чем кто-либо, об этих настроениях знает итальянское командование. Наиболее дальновидные генералы с самого начала войны предвидели, что Германия ее проиграет, — Петерсен оглядел присутствующих. — Конечно, мы с вами так не думаем. Но в данный момент это к делу не относится. Важно другое: итальянцы жаждут переговоров с англичанами и американцами, результатом которых станет либо капитуляция, либо объединение с недавними противниками. Итальянцы могут повернуть свои штыки против немцев.
— Вы говорите очень убедительно, Петер, — сказал Метрович. — Откуда у вас такая уверенность?
— У меня есть доступ к серьезным источникам информации. Я работаю в постоянном тесном контакте с немцами и с итальянцами. Вы знаете, что я частый гость по ту сторону Адриатики. Итальянская и немецкая разведки совершенно не доверяют друг другу. У генерала Гранелли, главы итальянской разведки и непосредственного шефа упомянутого мною майора Киприано, несносный и злобный нрав, но трезвый и ясный ум. Он, как никто Другой, владеет ситуацией. Так вот генерал не со мневается в том, что немцы будут разбиты, и не хочет лететь вместе с ними в тартарары. Гранелли осведомлен о том, что мне известны его планы. Я представляю для него определенную угрозу, поскольку могу вслух заявить о своих опасениях. Поэтому он дважды собирался меня уничтожить, хотя в последний момент менял решение. Логика событий подсказывает, что обязательно будет и третья попытка. Мне надо поскорей убраться, пока Киприано или кто-нибудь другой не появился здесь, конечно под видом лояльного союзника, и не поспособствовал несчастному случаю. Но главное — я хочу опередить Гранелли и обезвредить его шпиона до того, как он начнет действовать.
— Шпиона? — Харрисон изумленно потряс головой. — Вы говорите загадками, Петер.
— У моей загадки по-детски простая разгадка. Если немцы проиграют войну, кто разделит с ними горечь поражения?
— Ага! — воскликнул Харрисон.
— Именно «ага», как вы выразились. Все, кто воевал на стороне Германии, включая и нас, четников. Будь вы на месте Гранелли, с его профессиональным навыком трезво смотреть в будущее, к какой из югославских противоборствующих сторон примкнули бы?
— Мой Бог! — вскричал слегка ошарашенный Харрисон и оглядел собеседников. Все, в том числе и Ранкович с Метровичем, выглядели если не ошеломленными, то задумавшимися. — Ваши слова должны означать, что этот Гранелли и его майор Киприано работают рука об руку с партизанами? Этот Киприано — искусный двойной агент?
Петерсен вздохнул, потер рукой подбородок, кинул взгляд на Харрисона, долил в стакан немного вина и ничего не ответил.
После столь неожиданного вывода хозяина дома беседа сама собой потухла. Харрисон и оба офицера-четника остались погруженными в раздумья. Зарина и Лоррейн всем своим видом показывали, что их неприязнь к Петерсену не только не исчезла, а вспыхнула с новой силой. Алекс и Михаэль, как обычно, молчали. На этот раз к ним присоединились даже такие признанные «мастера разговорного жанра», как Джакомо и Джордже...
Радиорубку Петерсена по комфорту и роскоши было невозможно сравнить с резиденцией Харрисона. Хижина была тоже достаточно велика, но всю ее обстановку составляли три кровати, три стула и небольшой кухонный шкафчик. Крохотная каморка, где стоял радиопередатчик, отделялась от комнаты занавеской.
— Я опечален и взволнован, — сказал Джордже, — глубоко взволнован. — Он налил в большую кружку вина и разом отхлебнул половину, видимо, для того, чтобы показать всю глубину своего волнения. — Нет, «опечален» все же более подходящее слово. Осознать, что чья-то жизнь потерпела крах, — слишком горькая пилюля, чтобы проглотить ее, не запивая. Урон, который наносится достоинству и самолюбию, невозможно восполнить. То, что вы сказали, Петер, меня потрясло.
— Понимаю, — посочувствовал Петерсен. — Я ощутил то же самое...
Джордже как будто не слышал его.
— Вы не забыли те дни, когда были моим студентом в Белграде?
— Кто это может забыть? Как можно забыть колючие университетские тернии? Этот опыт останется на всю жизнь.
— Помните правила, те вечные постулаты, которые я всегда проповедовал? Благородство, честность, искренность, чистота помыслов, открытость серда — они прямо противоположны хитрости и лжи. Помните, как мы шли сквозь тьму этого мира, освещая себе дорогу пламенем истины?
— Да, Джордже.
— Я конченный человек.
— Простите, Джордже.
Глава 7
...Их было шестеро, и у всех свирепые физиономии. Характерами они обладали явно тоже не ангельскими. Все шестеро до странного походили друг на друга: выше среднего роста, поджарые, широкоплечие, одетые совершенно одинаково — брюки военного покроя, заправленные в высокие альпийские сапоги, теплые куртки цвета «хаки» без каких-либо знаков различия и такого же защитного цвета кепи. И вооружены они были одинаково: автоматы в руках, пистолеты в поясных кобурах, из-за голенища правого сапога у каждого торчал широкий охотничий нож. Лица смуглые, а взгляды спокойные и внимательные. Опасные люди.
...Когда вечером следующего дня компания в прежнем составе вновь собралась у Харрисона, входная дверь неожиданно распахнулась и внутрь ворвались трое людей с автоматами. Следом за ним влетели еще трое. Их появление оказалось настолько неожиданным, что даже мысль о сопротивлении никому не пришла в голову.
— Меня зовут Черны, — сказал один из мужчин, самый низкий и коренастый. — Сейчас по очереди вы достанете свое оружие и положите его на пол. Начнем с вас, — Черны кивнул на Метровича.
Через минуту все оружие, по крайней мере видимое глазу, лежало на полу. Черны поманил пальцем Лоррейн.
— Соберите пистолеты и положите их на журнальный столик. Надеюсь, у вас хватит ума, чтобы не воспользоваться им.
Лоррейн и не думала о чем-либо подобном. Руки ее так тряслись, что она с трудом сумела собрать оружие. Когда пистолеты легли на стол, Черны спросил, обращаясь к ней и Зарине:
— А вы, юные леди, вооружены?
— У дам нет оружия, — сказал Петерсен, — гарантирую это. Если вы найдете у них или в их вещах оружие, можете меня расстрелять.
Черны взглянул на него почти с усмешкой. Он сунул руку за пазуху и достал из внутреннего кармана бумажный лист.
— Ваше имя?
— Петерсен.
— А, майор Петерсен. Вы возглавляете список. Судя по одежде девушек, при себе оружия они не имеют. Но почему вы так убежденно говорите об их вещах?
— Я осматривал их.
Девушки на мгновение замерли и обменялись негодующими взглядами. Черны слегка улыбнулся.
— Вам следовало их предупредить. Хорошо, насчет девушек я вам верю. Но если кто-нибудь из мужчин вдруг решил припрятать оружие и я это обнаружу, то лично застрелю любого, — тон Черны не оставлял никакого сомнения в том, что он исполнит свою угрозу.
— Нет нужды прибегать ко всем этим унизительным процедурам, — жалобно сказал Джордже. — Я сдаюсь, — толстяк вынул из-под рубашки «вальтер», протянул его Черны и ткнул Алекса локтем под ребра. — Не будь глупцом. Не думаю, что у этого парня есть чувство юмора.
Алекс нахмурился и, повторив действия Джордже, швырнул пистолет на журнальный столик.
— Спасибо, — Черны вновь заглянул в свой список. — Вы, конечно, тот самый профессоре. Номер два в нашем списке, — он перевел взгляд на Алекса. — А вы, догадываюсь, числитесь в нем под третьим номером. Здесь написано: «Алекс, наемный убийца». Краткая, но исчерпывающая характеристика. Запомним ее. — Черны повернулся к одному из своих людей: — Эдвард, обыщи одежду на вешалке. Может, там что-то осталось.
— Вам незачем обыскивать всю одежду, — сказал Петерсен. — Моя куртка висит с левого края. В нижнем кармане — «люгер».
— Вы благоразумны, — заметил Черны.
— Я тоже профессионал.
— Знаю. Я вообще, знаю о вас достаточно много. Точнее, мне много о вас рассказывали. — Черны посмотрел на пистолет, который подал ему Эдвард. — Не подозревал, что на вооружении королевской югославской армии — бесшумные «люгеры».
— Мне подарил приятель.
— Разумеется. В списке еще пять фамилий, — Черны взглянул на Харрисона. — Вы, должно быть, капитан Джеймс Харрисон.
— Почему им должен быть именно я?
— Во всей Югославии только один офицер носит монокль. А вы, стало быть, Джакомо. Здесь только имя — Джакомо.
— Обычный вопрос.
— Пробел в описании. Джакомо улыбнулся.
— Оно приукрашено?
— Нет, совершенно точное. Остался, стало быть, Михаэль фон Караян. Теперь девушки, — Черны взглянул на Лоррейн. — Вы Лоррейн Чемберлен.
— У вас есть и мое описание?
— Зарина фон Караян поразительно похож на своего брата, — снисходительно объяснил Черны. — Так, все перечисленные в списке пойдут с нами.
— Можно задать вопрос? — осведомился Джордже.
— Нет.
— С вашей стороны это невежливо и нечестно, — уныло произнес Джордже. — А что, если я хочу в туалет?
— Понимаю, вы большой шутник, — холодно сказал Черны. — Остается надеяться, что чувство юмора не покинет вас, когда мы прибудем на место. Майор, вы несете персональную ответственность за поведение каждого члена вашей группы.
Петерсен усмехнулся.
— Если кто-нибудь попытается бежать, вы меня расстреляете?
— Я бы не советовал воспринимать мои слова столь прямолинейно, майор.
— А как мне к вам обращаться? — спросил Петерсен. — Майор Черны? Капитан Черны?
— Капитан, — коротко ответил тот. — Но я предпочитаю, чтобы ко мне обращались — Черны. Кстати, с чего вы взяли, что я офицер?
— Навряд ли за важными преступниками послали бы новобранца.
— Никто не утверждает, что вы преступники. Пока. — Черны взглянул на офицеров-четников. — Ваши фамилии?
— Майор Метрович, — представился тот, — а это — майор Ранкович.
— Слышал о вас. — Черны вновь повернулся к Петерсену. — Пусть ваши люди захватят с собой свои вещи.
— Славно, — сказал Джордже.
— Что именно? — тотчас спросил Черны.
— То, что приказываете взять нам с собой свои вещи. Значит, пока не собираетесь нас расстреливать.
— Быть шутником — достаточно скверно, а уж устраивать клоунаду... — Черны посмотрел на Петерсен а. — Чьи вещи здесь?
— Пятерых. Мои вещи и вещи двух этих джентльменов, — Петерсен кивнул на Джордже и Алекса, — находятся в другом помещении, в пятидесяти метрах отсюда.
— Славко, Сава, — обратился Черны к стоящим у двери солдатам, — возьмите Алекса и принесите вещи. Но сперва тщательно обыщите его, а по дороге не спускайте с него глаз. Помните о его основной специальности. — На миг лицо Алекса приняло такое выражение, что прозвучавшая реплика приобрела еще большую актуальность. Черны взглянул на часы. — Не спешите, осмотрите все хорошенько. У нас в запасе сорок минут.
Менее чем через полчаса все вещи были уже уложены и запакованы.
— Знаю, что задавать вопросы нельзя, — сказал Джордже. — А сделать заявление можно? Черт, это тоже вопрос. Тогда вот так: я желаю сделать заявление.
— Что вы хотите? — спросил Черны.
— У меня пересохло в горле.
— Пейте.
— Спасибо, — Джордже откупорил бутылку и одним махом осушил полный стакан вина.
— Попробуйте теперь вон из той бутылки, — предложил Черны.
Джордже прищурился, сдвинул брови, но с видимым удовольствием выполнил предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31