Наши ученые решили привить всем способность принимать и передавать мысли без слов. Начинали с обучения детей чуть ли не с рождения. Часто случалось так, что ребенок понимал и произносил слова позже, чем напрямую общался с мозгом родителей. Через несколько поколений способность эта стала наследственной, отпала необходимость учить людей такому способу общения. У вас он, кажется, называется телепатией? Значение человеческой речи заметно уменьшилось. Люди замолчали, количество книг сократилось, театры и кинозалы опустели, телевизоры вообще перестали включать. Дело в том, что науке удалось разработать некое устройство, записывающее мысли, ну, скажем, на магнитную ленту и передающее их по проводам. Включаешь утром аппарат, а оттуда бесшумно потоком льются мысли, хотя бы того же диктора, и рождаются в твоем мозгу одна картина за другой. Ты «видишь» так же отчетливо, как если бы сам побывал, например, на уборке урожая или присутствовал при запуске космического корабля. Хочешь — включи магнитофон! Поставил кассету с записью книги, и все ее содержимое как бы перекачивается в твой мозг. Разумеется, разговаривать мы не разучились, и книги у нас сохранились. Конечно же, слова, эти кирпичики речи, совершенно упразднить нельзя, хотя на первых порах и предпринимались подобные попытки. Подчас слова незаменимы. Так, в большом городе без указателей и соответствующих надписей ориентироваться просто невозможно. Но из повседневного общения между людьми слова почти совершенно исчезли… Я вас не утомил, Николай Николаевич?
— Нет, нет! Что вы! Продолжайте, это очень интересно.
Командир улыбнулся.
— И все же я вас утомил. Вы ведь голодны, не так ли? Можете не отвечать, я и так знаю.
Он был трижды прав: я был голоден как волк.
— Да я вообще-то не прочь…
— Да вы не стесняйтесь, Николай Николаевич! Кухня у нас отменная! Любопытно небось отведать, что едят представители иной цивилизации? Пойдемте в ресторан, заодно осмотрите наш звездолет. Ведь вам как инженеру это наверняка будет интересно.
Дверь бесшумно отворилась, и командир звездолета повел меня по длинным коридорам, чем-то напомнившим мне родной НИИ. Я осознал наконец всю неординарность ситуации, и любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами. Новый знакомый водил меня по кораблю, обстоятельно рассказывая об устройстве различных механизмов и приборов. Коридоры, лестницы, лифты, многоместные каюты обслуживающего персонала… Я подметил, что большую часть звездолета занимали помещения для отдыха экипажа. Помимо комфортабельных персональных кают, я увидел просторную библиотеку, кинозал, парк-оранжерею, плавательный бассейн.
— Досугу у нас уделено особое внимание, — сказал командир, читая мои мысли. — А как же иначе?! Ведь мы иногда годами не покидаем звездолет. Почти вся жизнь многих членов экипажа проходит здесь, в космосе. Взять хотя бы меня. Корабль — мой дом.
Я кивал, соглашаясь. И тут одна мысль вдруг пришла мне на ум.
— А как же невесомость? Она здесь совсем не чувствуется.
— Искусственная гравитация, — коротко ответил командир. — Это вы должны знать.
— Да, да, что-то такое слышал, — пробормотал я, хотя не имел понятия, что это за штука.
Мы двинулись дальше по коридору, освещаемому призрачным зеленоватым светом. Звук шагов глушили мягкие пластиковые ковры. Идти было легко и приятно. Пахло фиалками.
Корабль словно вымер.
— А где же люди?
Командир звездолета улыбнулся.
— Сейчас время обеда. Все в ресторане. Кстати, ждут нас.
Через минуту мы вошли в ресторан. В канделябрах горели свечи. Камин отбрасывал слабый свет на дубовые панели, покрывающие стены. На небольших столиках — изящные хрустальные вазы с голубыми розами…
Около двадцати человек, среди которых было и несколько женщин, молча ели. При нашем появлении все встали и склонили головы в вежливом поклоне. Командир обвел зал пристальным взглядом и громко произнес:
— Николай Николаевич Нерусский, первый человек с Земли, которому суждено посетить нашу планету. Прошу любить и жаловать. А это, — обратился он ко мне, обводя рукой зал, — наша команда.
— Они что, понимают по-русски? — удивился я. Командир усмехнулся.
— Они понимают мои мысли, а слова предназначены для вас…
Едва мы уселись, неведомо откуда выпорхнул официант и в мгновение ока уставил стол дымящимися кушаниями. Застучали вилки, экипаж продолжил прерванную трапезу. Никто, казалось, не обращал внимания на гостя с Земли.
— Угощайтесь, Николай Николаевич! Вам понравится. У нас отменные повара. Все из натуральных продуктов. Кстати, по части спиртного никаких запретов…
— А можно? — недоверчиво спросил я, почувствовав потребность промочить горло.
— Отчего же нет!
— А что у вас есть?
— Все! И наши напитки, и ваших, земных, хватает… Коньяк? Водка? А может, рейнвейн?
— Водки, пожалуйста. «Золотое кольцо»…если можно.
Как по мановению волшебной палочки, на столе возникла поллитровка со знакомой этикеткой.
— Московского розлива, — прокомментировал командир.
Обед был неземным и в прямом, и в переносном смысле. Никогда прежде я не ел с таким удовольствием.
— За наше знакомство! — провозгласил он, подняв рюмку с водкой. Я ответил тостом за дружбу всех планет и миров.
— Продолжим нашу беседу, — сказал командир после того, как мы несколько утолили голод. — Теперь вы, уважаемый Николай Николаевич, надеюсь, понимаете, каким образом я отчитал своего бортинженера? Вон он, кстати, сидит. Мне вовсе необязательно было терзать и его, и ваш слух не совсем благозвучными словосочетаниями. Еще по одной? Ваше здоровье!.. Понимаете, Николай Николаевич, если вы хотите скрыть свои мысли, стоит лишь заблокировать мозг обычным мысленным приказом — и никто уже не в состоянии будет проникнуть в тайники вашего сознания. Многие так и делают. И правильно. У нас хватает любопытных, получающих удовольствие от копания в.чужих мыслях… Ваше здоровье!..
Откуда-то сверху полились чарующие звуки, и мысли мои сразу приняли иное направление.
— Но, согласитесь… э-э… как вас… — начал было я, но запнулся.
— Какой же я осел! — хлопнул себя по лбу командир. — Я же не представился!.. Арнольд Иванович, — привстав, церемонно произнес он. — Ради бога извините, дражайший Николай Николаевич!
— Арнольд Иванович? Гм…
— Это земной аналог моего имени. Мое настоящее имя слишком сложно для вашего языка. Вообще-то у меня несколько имен, для каждой планеты, населенной разумными существами, — свое. Для вас я Арнольд Иванович… Так что вы хотели сказать мне?
— Согласитесь, Арнольд Иванович, человеческий голос может быть так прекрасен. У нас, на Земле, столько великолепных певцов. Они наша радость, наша гордость. А вы молчите, лишаете себя такой прелести! Голос помогает передать тончайшие интонации, оттенки настроения… Вы, рационалисты, ради выгоды забываете о прекрасном. Как красива речь поэта или оратора! Вы упомянули о языковом барьере. Однако и здесь вы правы лишь наполовину. Положим, я не знаю итальянского, но с каким удовольствием слушаю оперы Россини на его родном языке. Ваши слова напомнили мне бытовавшие в начале века рассуждения о том, что с появлением кинематографа отомрет театр, а фотография вытеснит живопись. И все же театр и живопись процветают. И будут существовать вечно. Это искусство, а искусство нужно и тем, кто его создает, и тем, для кого оно создается.
Арнольд Иванович захлопал в ладоши и рассмеялся.
— Браво, Николай Николаевич! Браво! Положили на обе лопатки. Вы правы, тысячу раз правы. Человеческий голос должен жить, в этом я с вами совершенно согласен. Были и у нас перегибы. Кое-кто ратовал за то, чтобы полностью упразднить живую речь как пережиток прошлого. Но восторжествовала точка зрения так называемых умеренных, совпадающая с вашей. Живая речь необходима как один из элементов эстетического воспитания человека. У нас есть и опера, и эстрада, и фольклор. В конце концов у нас поняли: нужно рациональное сочетание обеих форм общения, они должны не исключать, а дополнять друг друга… А вы молодец! — подмигнул Арнольд Иванович, раскрасневшийся от выпитого. — Прямо в точку попали… Еще по одной?..
Время шло. Я чувствовал себя великолепно, и сам не заметил, как закурил. Спохватившись, я хотел было загасить папиросу, но Арнольд Иванович остановил меня:
— Курите, курите. Я рад, что вы чувствуете себя здесь столь непринужденно. Теперь-то вы убедились, что я вам не враг?
Я кивнул.
— Я рад, что смог заслужить ваше доверие. Буду просто счастлив, если заслужу вашу дружбу.
Мы обменялись крепким рукопожатием. Мировым мужиком оказался этот Арнольд Иванович!
— Рукопожатие двух миров, — прокомментировал этот факт командир.
Обед подошел к концу. Члены экипажа начали покидать ресторан, молча кивая на ходу командиру и мне. Вскоре мы остались вдвоем. Арнольд Иванович широко зевнул и сказал:
— Мы в полете уже два с половиной часа. Через тридцать минут будем на месте.
— Так скоро?! — удивился я. Арнольд Иванович пожал плечами.
— Да в общем-то мы близкие соседи. Каких-нибудь двадцать парсеков.
— Сколько?!
— Мы ведь летим со сверхсветовой скоростью. Понимаете, что это значит?
— Н-нет… — пробормотал я.
— То-то. Ну что такое три часа? Пустяк. Для нас слетать на Землю — все равно, что для вас съездить в местную командировку. Все рассчитано по минутам, трасса изучена досконально, кораблем управляет автоматика… — Арнольд Иванович на мгновение задумался. — Помню, когда я сдавал экзамены на права пилота, мне достался учебный полет в Пятнадцатую галактику, к малоизученной планете с кристаллическими формами жизни. Целых четыре месяца в пути!.. Да-а, давненько это было… Э-эх, летит времечко…
Мой затуманенный алкоголем мозг соображал туго. Я замотал головой, пытаясь стряхнуть дурман. Сознание того, что я, старший инженер Нерусский Н.Н., опережая свет, несусь сквозь звездные миры навстречу неизвестности, леденило душу. Хорошее настроение мигом улетучилось.
— Опять вы за свое, — укоризненно покачал головой Арнольд Иванович. — Я же обещал вам: все будет хорошо. Или вы мне не верите?
— Я домой хочу, — жалобно, словно заблудившийся щенок, заскулил я.
— Да будете вы дома. Клянусь. Всему свое время.
Я тупо уставился в пустую тарелку. Командир порывисто поднялся.
— Вставайте! Пора собираться.
Через полчаса корабль плавно опустился на родной космодром.
Глава 4
Большое Колесо встретило нас духотой. И полным невниманием к моей персоне. По простоте душевной я рассчитывал, что будут толпы восторженных инопланетян, приветственные речи, обилие цветов, шампанское. Но ничего подобного. Все было обыденно и подозрительно по-земному.
Космодром представлял собой огромное поле, на котором, словно гигантские шахматные фигуры, стояли космические аппараты. Группки существ, описывать которых я не берусь, занимали места в готовых к отлету кораблях или, наоборот, выгружались из только что прибывших. Рядом с нашим звездолетом плюхнулась, подняв столб пыли, старая космическая колымага. Из нее вытекли три бесформенных существа и, хлюпая по взлетно-посадочной полосе, подались в сторону небольшого серого здания у кромки летного поля. Туда же повел меня Арнольд Иванович, не менее моего озадаченный отсутствием встречающих. Он поминутно извинялся, озираясь по сторонам.
— Хороши, нечего сказать, — ворчал он. — Не могли встречу организовать. «Дело первостепенной важности!» — передразнил он кого-то. — Хорошо дело и хороша важность, коли никто даже пальцем не шевельнул…
И тут на космодром вылетел длинный, сверкающий черным лаком автомобиль.
— Ну наконец-то, — облегченно вздохнул Арнольд Иванович.
Автомобиль остановился возле нас, из него выпрыгнул молодой человек в распахнутом пальто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— Нет, нет! Что вы! Продолжайте, это очень интересно.
Командир улыбнулся.
— И все же я вас утомил. Вы ведь голодны, не так ли? Можете не отвечать, я и так знаю.
Он был трижды прав: я был голоден как волк.
— Да я вообще-то не прочь…
— Да вы не стесняйтесь, Николай Николаевич! Кухня у нас отменная! Любопытно небось отведать, что едят представители иной цивилизации? Пойдемте в ресторан, заодно осмотрите наш звездолет. Ведь вам как инженеру это наверняка будет интересно.
Дверь бесшумно отворилась, и командир звездолета повел меня по длинным коридорам, чем-то напомнившим мне родной НИИ. Я осознал наконец всю неординарность ситуации, и любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами. Новый знакомый водил меня по кораблю, обстоятельно рассказывая об устройстве различных механизмов и приборов. Коридоры, лестницы, лифты, многоместные каюты обслуживающего персонала… Я подметил, что большую часть звездолета занимали помещения для отдыха экипажа. Помимо комфортабельных персональных кают, я увидел просторную библиотеку, кинозал, парк-оранжерею, плавательный бассейн.
— Досугу у нас уделено особое внимание, — сказал командир, читая мои мысли. — А как же иначе?! Ведь мы иногда годами не покидаем звездолет. Почти вся жизнь многих членов экипажа проходит здесь, в космосе. Взять хотя бы меня. Корабль — мой дом.
Я кивал, соглашаясь. И тут одна мысль вдруг пришла мне на ум.
— А как же невесомость? Она здесь совсем не чувствуется.
— Искусственная гравитация, — коротко ответил командир. — Это вы должны знать.
— Да, да, что-то такое слышал, — пробормотал я, хотя не имел понятия, что это за штука.
Мы двинулись дальше по коридору, освещаемому призрачным зеленоватым светом. Звук шагов глушили мягкие пластиковые ковры. Идти было легко и приятно. Пахло фиалками.
Корабль словно вымер.
— А где же люди?
Командир звездолета улыбнулся.
— Сейчас время обеда. Все в ресторане. Кстати, ждут нас.
Через минуту мы вошли в ресторан. В канделябрах горели свечи. Камин отбрасывал слабый свет на дубовые панели, покрывающие стены. На небольших столиках — изящные хрустальные вазы с голубыми розами…
Около двадцати человек, среди которых было и несколько женщин, молча ели. При нашем появлении все встали и склонили головы в вежливом поклоне. Командир обвел зал пристальным взглядом и громко произнес:
— Николай Николаевич Нерусский, первый человек с Земли, которому суждено посетить нашу планету. Прошу любить и жаловать. А это, — обратился он ко мне, обводя рукой зал, — наша команда.
— Они что, понимают по-русски? — удивился я. Командир усмехнулся.
— Они понимают мои мысли, а слова предназначены для вас…
Едва мы уселись, неведомо откуда выпорхнул официант и в мгновение ока уставил стол дымящимися кушаниями. Застучали вилки, экипаж продолжил прерванную трапезу. Никто, казалось, не обращал внимания на гостя с Земли.
— Угощайтесь, Николай Николаевич! Вам понравится. У нас отменные повара. Все из натуральных продуктов. Кстати, по части спиртного никаких запретов…
— А можно? — недоверчиво спросил я, почувствовав потребность промочить горло.
— Отчего же нет!
— А что у вас есть?
— Все! И наши напитки, и ваших, земных, хватает… Коньяк? Водка? А может, рейнвейн?
— Водки, пожалуйста. «Золотое кольцо»…если можно.
Как по мановению волшебной палочки, на столе возникла поллитровка со знакомой этикеткой.
— Московского розлива, — прокомментировал командир.
Обед был неземным и в прямом, и в переносном смысле. Никогда прежде я не ел с таким удовольствием.
— За наше знакомство! — провозгласил он, подняв рюмку с водкой. Я ответил тостом за дружбу всех планет и миров.
— Продолжим нашу беседу, — сказал командир после того, как мы несколько утолили голод. — Теперь вы, уважаемый Николай Николаевич, надеюсь, понимаете, каким образом я отчитал своего бортинженера? Вон он, кстати, сидит. Мне вовсе необязательно было терзать и его, и ваш слух не совсем благозвучными словосочетаниями. Еще по одной? Ваше здоровье!.. Понимаете, Николай Николаевич, если вы хотите скрыть свои мысли, стоит лишь заблокировать мозг обычным мысленным приказом — и никто уже не в состоянии будет проникнуть в тайники вашего сознания. Многие так и делают. И правильно. У нас хватает любопытных, получающих удовольствие от копания в.чужих мыслях… Ваше здоровье!..
Откуда-то сверху полились чарующие звуки, и мысли мои сразу приняли иное направление.
— Но, согласитесь… э-э… как вас… — начал было я, но запнулся.
— Какой же я осел! — хлопнул себя по лбу командир. — Я же не представился!.. Арнольд Иванович, — привстав, церемонно произнес он. — Ради бога извините, дражайший Николай Николаевич!
— Арнольд Иванович? Гм…
— Это земной аналог моего имени. Мое настоящее имя слишком сложно для вашего языка. Вообще-то у меня несколько имен, для каждой планеты, населенной разумными существами, — свое. Для вас я Арнольд Иванович… Так что вы хотели сказать мне?
— Согласитесь, Арнольд Иванович, человеческий голос может быть так прекрасен. У нас, на Земле, столько великолепных певцов. Они наша радость, наша гордость. А вы молчите, лишаете себя такой прелести! Голос помогает передать тончайшие интонации, оттенки настроения… Вы, рационалисты, ради выгоды забываете о прекрасном. Как красива речь поэта или оратора! Вы упомянули о языковом барьере. Однако и здесь вы правы лишь наполовину. Положим, я не знаю итальянского, но с каким удовольствием слушаю оперы Россини на его родном языке. Ваши слова напомнили мне бытовавшие в начале века рассуждения о том, что с появлением кинематографа отомрет театр, а фотография вытеснит живопись. И все же театр и живопись процветают. И будут существовать вечно. Это искусство, а искусство нужно и тем, кто его создает, и тем, для кого оно создается.
Арнольд Иванович захлопал в ладоши и рассмеялся.
— Браво, Николай Николаевич! Браво! Положили на обе лопатки. Вы правы, тысячу раз правы. Человеческий голос должен жить, в этом я с вами совершенно согласен. Были и у нас перегибы. Кое-кто ратовал за то, чтобы полностью упразднить живую речь как пережиток прошлого. Но восторжествовала точка зрения так называемых умеренных, совпадающая с вашей. Живая речь необходима как один из элементов эстетического воспитания человека. У нас есть и опера, и эстрада, и фольклор. В конце концов у нас поняли: нужно рациональное сочетание обеих форм общения, они должны не исключать, а дополнять друг друга… А вы молодец! — подмигнул Арнольд Иванович, раскрасневшийся от выпитого. — Прямо в точку попали… Еще по одной?..
Время шло. Я чувствовал себя великолепно, и сам не заметил, как закурил. Спохватившись, я хотел было загасить папиросу, но Арнольд Иванович остановил меня:
— Курите, курите. Я рад, что вы чувствуете себя здесь столь непринужденно. Теперь-то вы убедились, что я вам не враг?
Я кивнул.
— Я рад, что смог заслужить ваше доверие. Буду просто счастлив, если заслужу вашу дружбу.
Мы обменялись крепким рукопожатием. Мировым мужиком оказался этот Арнольд Иванович!
— Рукопожатие двух миров, — прокомментировал этот факт командир.
Обед подошел к концу. Члены экипажа начали покидать ресторан, молча кивая на ходу командиру и мне. Вскоре мы остались вдвоем. Арнольд Иванович широко зевнул и сказал:
— Мы в полете уже два с половиной часа. Через тридцать минут будем на месте.
— Так скоро?! — удивился я. Арнольд Иванович пожал плечами.
— Да в общем-то мы близкие соседи. Каких-нибудь двадцать парсеков.
— Сколько?!
— Мы ведь летим со сверхсветовой скоростью. Понимаете, что это значит?
— Н-нет… — пробормотал я.
— То-то. Ну что такое три часа? Пустяк. Для нас слетать на Землю — все равно, что для вас съездить в местную командировку. Все рассчитано по минутам, трасса изучена досконально, кораблем управляет автоматика… — Арнольд Иванович на мгновение задумался. — Помню, когда я сдавал экзамены на права пилота, мне достался учебный полет в Пятнадцатую галактику, к малоизученной планете с кристаллическими формами жизни. Целых четыре месяца в пути!.. Да-а, давненько это было… Э-эх, летит времечко…
Мой затуманенный алкоголем мозг соображал туго. Я замотал головой, пытаясь стряхнуть дурман. Сознание того, что я, старший инженер Нерусский Н.Н., опережая свет, несусь сквозь звездные миры навстречу неизвестности, леденило душу. Хорошее настроение мигом улетучилось.
— Опять вы за свое, — укоризненно покачал головой Арнольд Иванович. — Я же обещал вам: все будет хорошо. Или вы мне не верите?
— Я домой хочу, — жалобно, словно заблудившийся щенок, заскулил я.
— Да будете вы дома. Клянусь. Всему свое время.
Я тупо уставился в пустую тарелку. Командир порывисто поднялся.
— Вставайте! Пора собираться.
Через полчаса корабль плавно опустился на родной космодром.
Глава 4
Большое Колесо встретило нас духотой. И полным невниманием к моей персоне. По простоте душевной я рассчитывал, что будут толпы восторженных инопланетян, приветственные речи, обилие цветов, шампанское. Но ничего подобного. Все было обыденно и подозрительно по-земному.
Космодром представлял собой огромное поле, на котором, словно гигантские шахматные фигуры, стояли космические аппараты. Группки существ, описывать которых я не берусь, занимали места в готовых к отлету кораблях или, наоборот, выгружались из только что прибывших. Рядом с нашим звездолетом плюхнулась, подняв столб пыли, старая космическая колымага. Из нее вытекли три бесформенных существа и, хлюпая по взлетно-посадочной полосе, подались в сторону небольшого серого здания у кромки летного поля. Туда же повел меня Арнольд Иванович, не менее моего озадаченный отсутствием встречающих. Он поминутно извинялся, озираясь по сторонам.
— Хороши, нечего сказать, — ворчал он. — Не могли встречу организовать. «Дело первостепенной важности!» — передразнил он кого-то. — Хорошо дело и хороша важность, коли никто даже пальцем не шевельнул…
И тут на космодром вылетел длинный, сверкающий черным лаком автомобиль.
— Ну наконец-то, — облегченно вздохнул Арнольд Иванович.
Автомобиль остановился возле нас, из него выпрыгнул молодой человек в распахнутом пальто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16