Сара разделывается с бутылкой вина – господи, она умеет пить – и заказывает следующую.
– Меня вы толком еще не расспрашивали, – замечает она. – По-настоящему.
– Не очень-то учтиво превращать свидание в допрос.
– А это свидание?
– Нет, если вам не хочется.
Мы одновременно улыбаемся, и Сара, склонившись через стол, чмокает меня в лоб. После чего откидывается назад, так что ее платье туго обтягивает грудь. Сочные холмы вздымаются над вырезом, соски встают по стойке смирно, и я ощущаю странное желание… дотронуться до них? Невероятно. Я начинаю думать о кипе счетов, ожидающих меня в Лос-Анджелесе, и недозволенные мысли разлетаются и скрываются из виду.
– Не возражаю, если мы займемся этим прямо сейчас, – продолжает Сара. – Спрашивайте все, что вам нужно спрашивать. Не хочу, чтобы вы думали обо мне неправильно или, наоборот, не думали обо мне правильно.
– Вы полагаете, что я веду дело мистера Макбрайда. Раймонда. Это не так – не совсем так, – но достаточно близко к истине.
– Понятно.
– И вам не тяжело говорить о нем? – Обычно мне плевать на чувства свидетелей – я вспоминаю того надоедливого Компи, Суареса, и меня начинает тошнить, – но время от времени позволяю себе отступить от правил.
– Спрашивайте, – кивает Сара.
Подходит официант со второй бутылкой вина, и Сара накатывает себе полный бокал, не озаботившись предварительно изучить этикетку, понюхать пробку или сделать пробу.
Без записной книжки под рукой я вынужден полагаться на память:
– Как долго вы были знакомы с мистером Макбрайдом? До того, как…
Она задумывается, прежде чем дать ответ:
– Несколько лет. Два, может быть, три года.
– И как вы познакомились?
Взор ее туманится, а пальцы бесцельно теребят вырез платья, отчего я все сильнее, сильнее и сильнее напрягаю свое внимание.
– На том благотворительном мероприятии, – наконец произносит она. – За городом.
– За каким городом?
– За городом. То есть на природе. Лонг-Айленд, мне кажется, а может, Коннектикут.
Неважно.
– И Раймонд выступал в роли хозяина?
– Он и его… жена… – В последнем слове проскальзывает изрядная враждебность, чуть ли не опалившая воздух. – Все происходило в их загородном доме.
Вопросы сыплются все быстрее и быстрее, просто отскакивают от моего слегка подраненного языка:
– Как вы там оказались?
– Мой агент взял меня с собой. Это было благотворительное мероприятие. А я занималась благотворительностью.
– Но вы не помните, в чем именно заключалась благотворительность?
– Верно. – Она прижимает к носу палец одной руки и тычет в меня пальцем другой. Пьяный жест, однако привлекательный.
– Ясно. Вот так вы завели дружбу с богатым и знаменитым…
– Главным образом богатым… Я, по-моему, вообще никого из этих знаменитостей в глаза не видела.
– Я просто так выразился. Итак, тем вечером вы познакомились с Раймондом…
– Днем, – поправляет она, и я согласно киваю. – Там затянулось надолго, если мне не изменяет память. Я приехала сразу после полудня, а уехала только на следующий день. Все остались ночевать.
– И вы сразу почувствовали влечение друг к другу?
– Я бы не сказала, что сразу, но что-то такое возникло. На самом деле, весь день мы прекрасно общались с его женой. Но уже на следующее утро мы с ней друг друга возненавидели.
Зарегистрируем.
– Той ночью вы спали с Раймондом?
Я прямо слышу звук пощечины и вижу след, оставленный моим бесцеремонным вопросом на лице ошеломленной Сары. Я вовсе этого не хотел. Я не подумал. Вот идиот, вот дубина, но я слишком обескуражен собственными словами, чтобы принести извинения. Не первый раз мой неудержимый язык вдребезги разбивает хрупкие материи, когда моя детективная составляющая поворачивает в определенном направлении, газ выжат до отказа, управление выходит из-под контроля, что замечательно, когда ты на прямой, но если перед тобой обрыв – прощай, Винсент.
Сара отвечает еле слышно, голос ее полон боли, будто у маленькой девочки, которую поставили в угол непонятно за что:
– Такой вы меня представляете?
– Нет, нет, я…
– Только заговорю с мужчиной – и сразу в постель?
– Я вовсе не то…
– Потому что если вы меня такой представляете, я вас разочаровывать не хочу. Вы собираетесь уйти из ресторана, отправиться домой и уложить меня, ладно, валяйте. – Теперь гнев заливает ее глаза, выплескивается на стол, размывает весь ресторан. Она стремительно вскакивает. С трудом сохраняя равновесие, тянет меня за руку. – Давай, парень, пойдем домой и посмотрим, как ты мне засунешь. – Посетители оборачиваются, прислушиваются, жадно впитывают сплетни, желая скрасить свои серые будни. Я чуть ли не обоняю негодование Сары.
Я накрываю ладонью ее руку, пытаясь восстановить безмятежность нашего идиллического столика на двоих.
– Пожалуйста, я вовсе не это имел в виду. – Постепенно наступает отлив, волны ярости отползают в море. – Прошу вас. Иногда я не поспеваю за собственными мыслями. Это работа виновата.
После двух бокалов вина и нескольких погружений хлеба в цацики Сара принимает мои извинения.
– Нет, – язвительно произносит она, возвращаясь к теме разговора, – я не спала с ним той ночью.
– Я так и думал.
– Хотя это вовсе не значит, что Раймонд не показался мне привлекательным. Это властное, обветренное лицо, изборожденное глубокими морщинами, – сразу видно, что он немало повидал на своем веку. Крепкие мускулы, широкие плечи… Внешне Раймонд был очень крепким. Не физически, а ментально. Эмоционально.
– А внутренне?
– Невозможно было разглядеть его изнутри, пока не узнаешь как следует, но в конце концов понимаешь, что делает Раймонда… Раймондом. Он обладал исключительным обаянием. Я сомневаюсь, что кто-нибудь, кроме меня и, возможно, его жены, знал Раймонда по-настоящему, таким, каким он был на самом деле.
Следует рассказать, что ее обожаемый Раймонд пользовался славой развратника и волокиты? Что он продавил матрасов побольше, чем агент 007? Что хотя она, возможно, была последней из его любовниц, но при этом далеко не единственной? Но что это даст – только причинит девушке боль, а я на сегодня уже исчерпал лимит оскорбительных замечаний. Возможно, я просто завидую Макбрайду, его готовности пренебречь общественными нормами, его страсти к запретному, несомненно куда более сильной, чем моя. Однако подобные размышления и деструктивны, и дегенеративны, так что я давлю их в зародыше.
– …но даже если он и заинтересовал меня в тот момент, – продолжает Сара, – я была не одна.
– С кем?
– С моим агентом.
– Вашим агентом? Разумно ли мешать дело с удовольствием?
– Иногда это лучше всего, – недвусмысленно намекает Сара, и я одновременно рад и обеспокоен ее переходом от гнева к обольщению. Гнев был неподдельным, однако с ним легче справляться. – На самом деле, мы порвали с ним вскоре после того вечера. Так что я осталась одна, а Раймонд по-прежнему с любовницей.
– Джудит.
Сара недовольно отмахивается от имени, словно от назойливой мухи:
– Мы ее так не называли. Мы называли ее хозяйкой, просто и ясно. Хозяйка. Так было лучше для меня, так было лучше для Раймонда.
– Но он оставался с ней в любовной связи?
Прежде чем Сара успевает ответить, к нам подходит официант с основными блюдами. Моя курица в лимонном соусе приготовлена неплохо, но «греческое ассорти» Сары просто великолепно. К счастью, я не сомневаюсь, что все это ей не одолеть, так что и на мою долю останется.
Официант удаляется, и мы набрасываемся на еду, словно Компи на свежую убоинку. Мой аппетит не удивителен – больше двенадцати часов я маковой росинки во рту не держал, и хотя сегодняшний завтрак был поистине пищей богов, успел проголодаться.
А вот что меня поражает, так это способность Сары сметать все со своей тарелки со скоростью, достойной Книги рекордов Гиннесса. Мусака, цыплята «Олимпия», пастиччо, какое-то блюдо из баклажанов, о котором я прежде не слышал, – с нарастающим изумлением я наблюдаю, как полные вилки отправляются в этот прелестный ротик и мгновение спустя возвращаются за следующей порцией. Господи, куда все это лезет?! Под стол? Бродячей собаке? Но я же вижу ее глотательные движения, так что нет сомнений, что она сама истребляет каждую крошку. Как может здоровенное блюдо еды, весящее, быть может, больше ее самой, исчезнуть в столь грациозном теле? В этой греческой таверне извращаются законы природы, происходит конфликт пищи и антипищи, но будь я проклят, если понимаю, каким образом. Если бы я не разгадал сегодня загадку исчезновения Джейси Холден, то решил бы, что ее съела Сара.
Я не могу вымолвить ни слова. Только смотреть. Ну и дела. Ну и дела.
Через десять минут Сара разделывается со своим обедом, а я сижу, широко разинув рот.
– Проголодались? – наконец обретаю я дар речи.
– Больше нет.
Надо думать. Сара отодвигает свою тарелку, и несмотря чудовищное количество ею только что поглощенного, я не замечаю, чтобы это как-то отразилось на ее животике. Во всем мире людей, подобных Саре, ненавидят те, кто печется о своей фигуре, но я слишком изумлен, чтобы завидовать чужому обмену веществ. Демонстрация усиленного поглощения пищи совершенно сбивает меня с толку.
– Вы спрашивали, продолжался ли у Раймонда роман с хозяйкой, – так Сара именует Джудит Макбрайд, – но я не успела ответить.
– Ну и… как?
Она опять замолкает, хотя, по-моему, времени обдумать ответ было достаточно для того, чтобы переварить целиком всю Грецию. Может, конечно, вся мыслительная энергия ушла на то, чтобы умять все это.
– У вас была когда-нибудь интрижка, Винсент?
– С замужней женщиной?
– Да, с замужней женщиной.
– Нет.
Хотя я был близок к тому. Я следил за женой одного Бронтозавра, пытаясь сделать обычные компрометирующие снимки, и обнаружил, что хотя в настоящий момент она не состоит ни в какой внебрачной связи, но в высшей степени не прочь исправить эту оплошность. Она застигла меня с фотоаппаратом под окном ее спальни, и прежде чем я успел понять, что к чему, уже потягивал в джакузи шампанское под старомодные напевы Тома Джонса. Чтобы смыться оттуда, мне пришлось ждать, пока она удалится сбросить облачение и «шмыгнуть в более удобную кожу».
– Женатые, они именно что такие, – объясняет мне Сара. – Женатые. Нет смысла спрашивать, по-прежнему ли любит свою жену мужчина, заведший интрижку на стороне, потому что это вопрос не по существу. Это не существенно, любит он ее или нет, потому что она его жена, вот и все.
Я ковыряюсь в тарелке, обдумывая ее точку зрения и свой следующий вопрос.
– Как часто вы с ним встречались?
– Часто.
– Два, три раза в неделю?
– Ближе к концу? Скорее пять или шесть. Он старался проводить воскресенья с хозяйкой, но к тому времени это ее не слишком беспокоило.
– Так она знала?
С ироничным смешком Сара наклоняется и подхватывает с моей тарелки картофелину.
– О, она знала. Следует отдать ей должное, она далеко не глупа. Надо быть каменной, чтобы не замечать таких вещей. Работа допоздна, каждый день? Конечно, Раймонд работал как одержимый, но невозможно проводить в конторе по восемнадцать часов ежедневно девять месяцев подряд. Думаю, хозяйка все поняла через месяц или около того, потому что Раймонд перестал таиться по телефону. Называл меня по имени, прекратил всю эту ерунду с зашифрованным смыслом. Прежде все было сплошным шпионским романом, и я всегда знала, когда она входит в комнату, потому что он сразу начинал звать меня Берни и говорить о завтрашней партии в гольф. А я ненавижу гольф. Всю жизнь меня окружали игроки в гольф. Пожалуйста, скажите мне, что никогда не играли в гольф.
– Дважды.
– Бедняга. Раймонд обожал эту чертову игру. Вот гуляем мы по Парижу, дышим весенним воздухом, проходим в арабский квартал, заглядываем в лавочки, беседуем с людьми, а он отрабатывает подачу и гадает, какой клюшкой лучше воспользоваться, чтобы заехать мячом в витрину или в окно церкви.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48