Лане удалось вытащить из сейфа и заснять все документы. Я думаю, что в один прекрасный день сын может превзойти отца по масштабам деятельности.
– А знаешь, кого готовят в директора института? Самого невзрачного заместителя Стэна Карвеля – профессора Вернера!
– Вернера? – недоверчиво спросил Джон. – Но ему же скоро на пенсию!
– Вот именно. Года через три-четыре он уйдет на пенсию, а на его место, по предсказаниям Мертвого оракула, будет назначен твой приятель Джек. А Оракул, по словам старого Гордона, никогда не ошибется в таких вещах. Гордон все это говорил своим друзьям да еще добавил, что Блэйк примерно тогда же станет губернатором штата. Мои сведения о Блэйке таковы: когда Гордон взял его под свое покровительство двадцать пять лет тому назад, учителя установили, что никаких особенных способностей у мальчика нет, тогда Гордон нанял ему частных преподавателей и все пошло по предсказанию Гарды.
– Теперь я кое-что начинаю понимать, – пробормотал Джон, чувствуя, как в нем закипает кровь. Он понял, что, если Дракон не будет убит, через три-четыре года Блэйк может выставить свою кандидатуру на пост президента. И только Скотт может положить всему этому конец – все в группе знали, что Скотту известна тайна Черного предмета, хотя и не задавали лишних вопросов.
– Я расскажу тебе и о старом Гордоне: в 1946 году он был в заключении за нападение на банк, позже его судили за убийство и освободили из-за отсутствия доказательств. Во второй раз его судили за мошенничество, но ему снова удалось отвертеться. В 1953 году он купил игральный дом в Лас-Вегасе. В 1959 г. его уличили в продаже наркотиков, но опять же не хватило доказательств. Он проворачивал темные сделки в большом масштабе, но в 1963 году неизвестно почему уехал из Лос-Анджелеса и поселился в самом богом забытом штате, где водились драконы. Здесь он женился на дочери банкира Купера, у которой трое детей от предыдущих браков, а у самого Гордона – только один сын Джек, которого он очень любит. После женитьбы Гордон включился в военный бизнес, торговля наркотиками и азартные игры перестали его интересовать. Позже он выдал дочь своей жены за Блэйка, о котором старая Гарда предсказала, что он достигнет огромных высот. У Гордона нет непосредственной связи с Молчаливыми, так как он действует через посредников, но фактически весь штат у него в подчинении.
– То есть, что бы ни случилось, он выйдет сухим из воды.
– Да, он выходил сухим из воды, даже когда сам делал черную работу.
Джон почувствовал бессильную ярость, как животное в капкане. Этот капкан расставлен и для Тома Херлинга: в продолжение многих лет Гордон опутывал весь институт невидимой сетью и сейчас все в его руках. Даже в случае полного успеха акции он останется хозяином положения. А Том не ведал, в какой степени и он сам, и институт находились в опасности, вначале он даже не хотел надевать пуленепробиваемый костюм.
– Но как говорили древние греки, – продолжал Скотт, – над богами властвует Зевс, а над ним – сама судьба… А сейчас давай термос с кофе и бутерброды – надо подкрепиться.
После кофе Джон почувствовал себя спокойнее и продолжил:
– Некоторые философы считают, что человек сам делает свою судьбу.
– Раз философы расходятся по этому вопросу, наверное, есть два вида судьбы – одна, которая властвует над человеком, и другая, над которой властвует он сам. Но мне известно ее коварство, я не заблуждаюсь на этот счет, я же тебе рассказывал о причудах судьбы полгода тому назад, когда я отпустил убийцу моих братьев.
– Да, Лана никогда не должна узнать о вашей встрече.
– Если я ей расскажу, что я ушел, заказав ему еще одно виски, она подумает, что у меня не все дома. И вправду, преследовать человека по всему свету десять лет, оставить свою профессию… Но я знаю одно: вот уже полгода я живу в другом пласте жизни и все время спрашиваю себя – в настоящем мире ли я живу? По мнению Бака, и Сото, и Брюса, мы должны убить и того, кто отдает приказы, и того, кто их выполняет, потому что это путь пресечения последующих убийств и потому что и тот, и другой виновны в одинаковой степени.
– Я тоже так думаю, – прервал его Джон.
– Знаю, да и сам я еще полгода тому назад думал так же. Но меня стал волновать вопрос о провидении и возмездии. Я имею в виду не божье провидение и даже не угрызения совести, а то, что приходит закономерно. Вот человек совершает преступление за преступлением, оставаясь при этом безнаказанным, потому что он профессионал, а жертвы – неопытны, боязливы и беззащитны… И все-таки нельзя бесконечно провоцировать судьбу, можно потерять голову от успеха и допустить ошибку.
– Да, но к Гордону это не относится, он недоступен в своей крепости.
– Есть и исключения…
– А его собаки рыщут около наших укрытий…
Скотт услышал нервную нотку в тоне друга и рассмеялся, чтобы успокоить его:
– О нашем присутствии здесь не знают ни Джек, ни его отец, ни Молчаливые, это точно. Опасность исходит только от Дока Хопера, который выслеживает Тома Херлинга, а мы его. Но Том будет в пуленепробиваемом костюме и даже в специальном парике из того же металла. Я не беспокоюсь о его жизни, самое главное – это покончить с Хопером и Молчаливыми, потому что другого такого удобного случая не будет. Не кажется ли тебе, что они действуют слишком дерзко?
– Я думаю, что если ты подразумеваешь под «покончить» запрятать в тюрьму, то ошибаешься.
– Да, в этом вопросе мы расходимся во мнениях, но ведь кому-то нужно начинать строить более гуманный мир? Нельзя же все время мстить и убивать! Даже на войне существует такое правило: если ты ранил противника, то должен о нем позаботиться.
– Это похоже на детские соревнования, когда из-за неумения нескольких игроков вся команда проигрывает. А не лучше ли вообще запретить играть в эту игру?
– Так мы этим и занимаемся. Мы стараемся перерезать крылья Гордону, расстроить их планы, спасти институт. Мне кажется, что ты уже на пути к истине, а Стэн Карвел этот путь уже прошел, но Том Херлинг – совсем другое дело: он снова с головой уйдет в борьбу, как только справится с Драконом. Гений – это самый страшный зверь, никто не может вырваться из его ногтей. Ты помнишь, что говорил наш учитель истории о Наполеоне: «Этот военный гений чувствовал себя лучше всего среди грохота пушек. Они заставляли его душу ликовать. Грохот очаровывал его, успокаивал, давал ему энергию и возможность сосредоточиться. Когда, между сражениями, он отдыхал в Версальском дворце, ночная тишина пробуждала в нем чудовищ, которые опять влекли его на поле брани».
«Но я ни Наполеон, ни Том Херлинг, – думал Джон. – Во мне нет ни гениальности, ни даже таланта. Я стал ученым благодаря неимоверным усилиям возвыситься над посредственностью, внушая себе и другим, что я кое-что представляю. Вот простая истина, Скотт ее тоже понял: когда человек лжет самому себе, он незаметно уничтожает сам себя. Странно, почему простые истины понять труднее всего?»
– Скотт, – спросил Джон, – я всегда удивлялся, разве нормально, что человек, у которого сто миллионов долларов, стремится трикратно увеличить это количество? Ведь это по сути символические цифры?
– Да, бизнес затягивает, как азартная игра, но не забывай и о тщеславии! Мечта Гордона – стать мультимиллионером и сделать сына миллиардером, создать свою династию наподобие Форда и Рокфеллера.
– А Лана была удивительно убедительна в разговоре с Джеком, прямо как спиритистка.
– Она хорошая актриса и ее сестра тоже. Обе ничего не боятся, раз считают, что правы. Они ученицы Удуерта. Между прочим, профессора, который его замещает, тоже зовут Удуерт. А Дугласа мы считаем членом нашей семьи, он даже живет в соседнем доме. Сото и Бак часто гостят у него подолгу, он любит их как сыновей. Я познакомился с ним тогда же, когда и с Ланой. Приземлившись на ее тюльпаны, я услышал смех из-за ограды. Это был Дуглас, копавший сад для поддержания спортивной формы. Потом я узнал, что он был закадычным другом отца Ланы. В то время от него недавно ушла жена. Дуглас твердил, что она это сделала из-за его демонстративной отставки в Чикагской полиции – там он работал комиссаром. А Лана знала от его жены другую причину: он замучил ее в постели. Но все-таки это самое лучшее, что может сказать жена своему мужу при расставании.
Скотта прервал передатчик Анны: она сообщала, что заметила Дока Хопера или его сообщника. Среди скал находился сундук, имевший неправильную форму и покрашенный так, что походил на обломок скалы. Его трудно было заметить даже в подзорную трубу. В этом сундуке наверняка мог разместиться только один человек, в нем имелось и отверстие для стрельбы, в котором кто-то время от времени мелькал.
– Хорошо придумано и хорошо сделано, – заметил Скотт. – Наверное, ему было нелегко в скалах в такой туман. Наши девочки ликвидируют его в последний момент.
– А если он их опередит?
– Есть довольно мест, откуда можно послать ему пулю. Они не нажмут на спуск до тех пор, пока не увидят дуло, направленное на Тома. А сейчас им надо найти гнездышко другого убийцы, не в воду же он спустился с вертолета. Дуглас удивил меня. Я ожидал, что скорее летчик услышит его храп, чем Дуглас – шум вертолета. Это заставляет меня думать, что в мозге человека есть еще много тайн, о которых наука даже и не подозревает.
* * *
В любом раю существует свой маленький ад – укромное местечко среди райских кущ, куда господь посылает согрешивших праведников покаяться. Так думал угнетенный и замерзший Сото, проснувшись утром в мрачном укрытии среди скал. Укрытие походило на каменную келью с неровными и влажными стенами, через щели в которых, свистя, просачивались усталые ветры, чтобы отдохнуть. Из одной такой щели было видно только синее небо, а из другой – бездна, в которую должны провалиться Молчаливые. В это укрытие можно было войти только через брод в трясине, а выйти – из другой пещеры, длиной около двести футов. Скотт положил взрывчатку в двух местах – там, где кончался брод, и у выхода из пещеры, а площадь между этими двумя точками заполнил другой взрывчаткой по специальной схеме.
Судьба решила, что эта утонувшая в молчании и упоенная собственной красотой долина должна стать свидетелем самой кровавой драмы.
Из укрытия не было видно кустов, у которых стервятники клевали скелеты трех мертвецов, поэтому Сото и Брюсу казалось, что они кружат над призраками. Они молча завтракали, и их тела занимали то же положение, что и ночью – сведенные, потому что укрытие не позволяло им выпрямиться.
– Что мы такого сделали мистеру Саливану, раз он заставил нас тут сидеть? В багажнике кадиллака я чувствовал себя намного удобнее, – проворчал Брюс. Сото был в таком же мрачном настроении и охрипшим голосом ответил:
– Это укрытие показалось нам самым подходящим и безопасным. Жалко, что нам отсюда не видно ни солнца, ни красоты вокруг. Как бы я ни поворачивался, не могу распрямить онемевшую ногу. Не пойму, отчего она онемела – от холода или от сиденья, но уже на свои ноги рассчитывать не приходится.
Во сне Сото увидел себя маленьким мальчиком: он вместе с братом бежал через поле, а потом оба они бросились в реку. Вдруг ослепительное солнце закрыли облака, полил ливень и он оказался один, чувствуя, как весь дрожит от холода и страха. Сото долго лежал с закрытыми глазами, не шевелясь. В нем зародилось плохое предчувствие. Он не верил в сны, но этот смутил его. Они не виделись с братом столько лет, а так любили друг друга в детстве. Он очень часто думал, что настоящее счастье бывает только в раннем детстве и кончается, когда ребенок переступает порог школы. Вот и сейчас Сото подумал, что дал бы всю оставшуюся ему жизнь за счастье снова прожить свои детские годы. Его прервал голос Брюса:
– Что бы ты сказал на предложение жить вместе со мной в Нью-Йорке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– А знаешь, кого готовят в директора института? Самого невзрачного заместителя Стэна Карвеля – профессора Вернера!
– Вернера? – недоверчиво спросил Джон. – Но ему же скоро на пенсию!
– Вот именно. Года через три-четыре он уйдет на пенсию, а на его место, по предсказаниям Мертвого оракула, будет назначен твой приятель Джек. А Оракул, по словам старого Гордона, никогда не ошибется в таких вещах. Гордон все это говорил своим друзьям да еще добавил, что Блэйк примерно тогда же станет губернатором штата. Мои сведения о Блэйке таковы: когда Гордон взял его под свое покровительство двадцать пять лет тому назад, учителя установили, что никаких особенных способностей у мальчика нет, тогда Гордон нанял ему частных преподавателей и все пошло по предсказанию Гарды.
– Теперь я кое-что начинаю понимать, – пробормотал Джон, чувствуя, как в нем закипает кровь. Он понял, что, если Дракон не будет убит, через три-четыре года Блэйк может выставить свою кандидатуру на пост президента. И только Скотт может положить всему этому конец – все в группе знали, что Скотту известна тайна Черного предмета, хотя и не задавали лишних вопросов.
– Я расскажу тебе и о старом Гордоне: в 1946 году он был в заключении за нападение на банк, позже его судили за убийство и освободили из-за отсутствия доказательств. Во второй раз его судили за мошенничество, но ему снова удалось отвертеться. В 1953 году он купил игральный дом в Лас-Вегасе. В 1959 г. его уличили в продаже наркотиков, но опять же не хватило доказательств. Он проворачивал темные сделки в большом масштабе, но в 1963 году неизвестно почему уехал из Лос-Анджелеса и поселился в самом богом забытом штате, где водились драконы. Здесь он женился на дочери банкира Купера, у которой трое детей от предыдущих браков, а у самого Гордона – только один сын Джек, которого он очень любит. После женитьбы Гордон включился в военный бизнес, торговля наркотиками и азартные игры перестали его интересовать. Позже он выдал дочь своей жены за Блэйка, о котором старая Гарда предсказала, что он достигнет огромных высот. У Гордона нет непосредственной связи с Молчаливыми, так как он действует через посредников, но фактически весь штат у него в подчинении.
– То есть, что бы ни случилось, он выйдет сухим из воды.
– Да, он выходил сухим из воды, даже когда сам делал черную работу.
Джон почувствовал бессильную ярость, как животное в капкане. Этот капкан расставлен и для Тома Херлинга: в продолжение многих лет Гордон опутывал весь институт невидимой сетью и сейчас все в его руках. Даже в случае полного успеха акции он останется хозяином положения. А Том не ведал, в какой степени и он сам, и институт находились в опасности, вначале он даже не хотел надевать пуленепробиваемый костюм.
– Но как говорили древние греки, – продолжал Скотт, – над богами властвует Зевс, а над ним – сама судьба… А сейчас давай термос с кофе и бутерброды – надо подкрепиться.
После кофе Джон почувствовал себя спокойнее и продолжил:
– Некоторые философы считают, что человек сам делает свою судьбу.
– Раз философы расходятся по этому вопросу, наверное, есть два вида судьбы – одна, которая властвует над человеком, и другая, над которой властвует он сам. Но мне известно ее коварство, я не заблуждаюсь на этот счет, я же тебе рассказывал о причудах судьбы полгода тому назад, когда я отпустил убийцу моих братьев.
– Да, Лана никогда не должна узнать о вашей встрече.
– Если я ей расскажу, что я ушел, заказав ему еще одно виски, она подумает, что у меня не все дома. И вправду, преследовать человека по всему свету десять лет, оставить свою профессию… Но я знаю одно: вот уже полгода я живу в другом пласте жизни и все время спрашиваю себя – в настоящем мире ли я живу? По мнению Бака, и Сото, и Брюса, мы должны убить и того, кто отдает приказы, и того, кто их выполняет, потому что это путь пресечения последующих убийств и потому что и тот, и другой виновны в одинаковой степени.
– Я тоже так думаю, – прервал его Джон.
– Знаю, да и сам я еще полгода тому назад думал так же. Но меня стал волновать вопрос о провидении и возмездии. Я имею в виду не божье провидение и даже не угрызения совести, а то, что приходит закономерно. Вот человек совершает преступление за преступлением, оставаясь при этом безнаказанным, потому что он профессионал, а жертвы – неопытны, боязливы и беззащитны… И все-таки нельзя бесконечно провоцировать судьбу, можно потерять голову от успеха и допустить ошибку.
– Да, но к Гордону это не относится, он недоступен в своей крепости.
– Есть и исключения…
– А его собаки рыщут около наших укрытий…
Скотт услышал нервную нотку в тоне друга и рассмеялся, чтобы успокоить его:
– О нашем присутствии здесь не знают ни Джек, ни его отец, ни Молчаливые, это точно. Опасность исходит только от Дока Хопера, который выслеживает Тома Херлинга, а мы его. Но Том будет в пуленепробиваемом костюме и даже в специальном парике из того же металла. Я не беспокоюсь о его жизни, самое главное – это покончить с Хопером и Молчаливыми, потому что другого такого удобного случая не будет. Не кажется ли тебе, что они действуют слишком дерзко?
– Я думаю, что если ты подразумеваешь под «покончить» запрятать в тюрьму, то ошибаешься.
– Да, в этом вопросе мы расходимся во мнениях, но ведь кому-то нужно начинать строить более гуманный мир? Нельзя же все время мстить и убивать! Даже на войне существует такое правило: если ты ранил противника, то должен о нем позаботиться.
– Это похоже на детские соревнования, когда из-за неумения нескольких игроков вся команда проигрывает. А не лучше ли вообще запретить играть в эту игру?
– Так мы этим и занимаемся. Мы стараемся перерезать крылья Гордону, расстроить их планы, спасти институт. Мне кажется, что ты уже на пути к истине, а Стэн Карвел этот путь уже прошел, но Том Херлинг – совсем другое дело: он снова с головой уйдет в борьбу, как только справится с Драконом. Гений – это самый страшный зверь, никто не может вырваться из его ногтей. Ты помнишь, что говорил наш учитель истории о Наполеоне: «Этот военный гений чувствовал себя лучше всего среди грохота пушек. Они заставляли его душу ликовать. Грохот очаровывал его, успокаивал, давал ему энергию и возможность сосредоточиться. Когда, между сражениями, он отдыхал в Версальском дворце, ночная тишина пробуждала в нем чудовищ, которые опять влекли его на поле брани».
«Но я ни Наполеон, ни Том Херлинг, – думал Джон. – Во мне нет ни гениальности, ни даже таланта. Я стал ученым благодаря неимоверным усилиям возвыситься над посредственностью, внушая себе и другим, что я кое-что представляю. Вот простая истина, Скотт ее тоже понял: когда человек лжет самому себе, он незаметно уничтожает сам себя. Странно, почему простые истины понять труднее всего?»
– Скотт, – спросил Джон, – я всегда удивлялся, разве нормально, что человек, у которого сто миллионов долларов, стремится трикратно увеличить это количество? Ведь это по сути символические цифры?
– Да, бизнес затягивает, как азартная игра, но не забывай и о тщеславии! Мечта Гордона – стать мультимиллионером и сделать сына миллиардером, создать свою династию наподобие Форда и Рокфеллера.
– А Лана была удивительно убедительна в разговоре с Джеком, прямо как спиритистка.
– Она хорошая актриса и ее сестра тоже. Обе ничего не боятся, раз считают, что правы. Они ученицы Удуерта. Между прочим, профессора, который его замещает, тоже зовут Удуерт. А Дугласа мы считаем членом нашей семьи, он даже живет в соседнем доме. Сото и Бак часто гостят у него подолгу, он любит их как сыновей. Я познакомился с ним тогда же, когда и с Ланой. Приземлившись на ее тюльпаны, я услышал смех из-за ограды. Это был Дуглас, копавший сад для поддержания спортивной формы. Потом я узнал, что он был закадычным другом отца Ланы. В то время от него недавно ушла жена. Дуглас твердил, что она это сделала из-за его демонстративной отставки в Чикагской полиции – там он работал комиссаром. А Лана знала от его жены другую причину: он замучил ее в постели. Но все-таки это самое лучшее, что может сказать жена своему мужу при расставании.
Скотта прервал передатчик Анны: она сообщала, что заметила Дока Хопера или его сообщника. Среди скал находился сундук, имевший неправильную форму и покрашенный так, что походил на обломок скалы. Его трудно было заметить даже в подзорную трубу. В этом сундуке наверняка мог разместиться только один человек, в нем имелось и отверстие для стрельбы, в котором кто-то время от времени мелькал.
– Хорошо придумано и хорошо сделано, – заметил Скотт. – Наверное, ему было нелегко в скалах в такой туман. Наши девочки ликвидируют его в последний момент.
– А если он их опередит?
– Есть довольно мест, откуда можно послать ему пулю. Они не нажмут на спуск до тех пор, пока не увидят дуло, направленное на Тома. А сейчас им надо найти гнездышко другого убийцы, не в воду же он спустился с вертолета. Дуглас удивил меня. Я ожидал, что скорее летчик услышит его храп, чем Дуглас – шум вертолета. Это заставляет меня думать, что в мозге человека есть еще много тайн, о которых наука даже и не подозревает.
* * *
В любом раю существует свой маленький ад – укромное местечко среди райских кущ, куда господь посылает согрешивших праведников покаяться. Так думал угнетенный и замерзший Сото, проснувшись утром в мрачном укрытии среди скал. Укрытие походило на каменную келью с неровными и влажными стенами, через щели в которых, свистя, просачивались усталые ветры, чтобы отдохнуть. Из одной такой щели было видно только синее небо, а из другой – бездна, в которую должны провалиться Молчаливые. В это укрытие можно было войти только через брод в трясине, а выйти – из другой пещеры, длиной около двести футов. Скотт положил взрывчатку в двух местах – там, где кончался брод, и у выхода из пещеры, а площадь между этими двумя точками заполнил другой взрывчаткой по специальной схеме.
Судьба решила, что эта утонувшая в молчании и упоенная собственной красотой долина должна стать свидетелем самой кровавой драмы.
Из укрытия не было видно кустов, у которых стервятники клевали скелеты трех мертвецов, поэтому Сото и Брюсу казалось, что они кружат над призраками. Они молча завтракали, и их тела занимали то же положение, что и ночью – сведенные, потому что укрытие не позволяло им выпрямиться.
– Что мы такого сделали мистеру Саливану, раз он заставил нас тут сидеть? В багажнике кадиллака я чувствовал себя намного удобнее, – проворчал Брюс. Сото был в таком же мрачном настроении и охрипшим голосом ответил:
– Это укрытие показалось нам самым подходящим и безопасным. Жалко, что нам отсюда не видно ни солнца, ни красоты вокруг. Как бы я ни поворачивался, не могу распрямить онемевшую ногу. Не пойму, отчего она онемела – от холода или от сиденья, но уже на свои ноги рассчитывать не приходится.
Во сне Сото увидел себя маленьким мальчиком: он вместе с братом бежал через поле, а потом оба они бросились в реку. Вдруг ослепительное солнце закрыли облака, полил ливень и он оказался один, чувствуя, как весь дрожит от холода и страха. Сото долго лежал с закрытыми глазами, не шевелясь. В нем зародилось плохое предчувствие. Он не верил в сны, но этот смутил его. Они не виделись с братом столько лет, а так любили друг друга в детстве. Он очень часто думал, что настоящее счастье бывает только в раннем детстве и кончается, когда ребенок переступает порог школы. Вот и сейчас Сото подумал, что дал бы всю оставшуюся ему жизнь за счастье снова прожить свои детские годы. Его прервал голос Брюса:
– Что бы ты сказал на предложение жить вместе со мной в Нью-Йорке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20