Нет, у него не было никакого ножа.
– Тогда скажи мне вот что, Луиза. Что он вытащил из кармана? Что сверкнуло?
– Сверк… О! О! Вы имеете в виду губную гармошку, на которой он играл?
Когда Хэнк вышел на улицу, Гаргантюа ждал его у крыльца. С ним был еще один парень в темных очках и шляпе с высокой тульей и узкими полями. Глаз его за очками не было видно. Над верхней губой у него росли неряшливые усики, а под нижней виднелся едва заметный треугольничек редкой бородки. Кожа была очень светлой, почти цвета алебастра, как у испанцев знатного происхождения. На нем была белая рубашка с короткими рукавами и узким голубым галстуком и темно-синие брюки. На правом предплечье – татуировка. Кисти рук большие, а на левом запястье – часы. Он стоял, обозревая тротуар и улицу. Когда Хэнк подошел к ним, он даже не повернулся.
– Это окружной прокурор, Фрэнки, – сказал Гаргантюа, но парень продолжал стоять, не оборачиваясь. – Вы нашли ее?
– Да, нашел, – ответил Хэнк. – Она оказала большую помощь.
Он остановился перед ребятами.
Фрэнки не проявлял никакого интереса, продолжая оглядывать улицу. Темные очки хорошо скрывали его глаза.
– Это Фрэнки Анариллес, – представил Гаргантюа. – Он президент «Всадников». Это он дал название нашему клубу. Я не знаю вашего имени, мистер.
– Белл, – сказал Хэнк.
– Фрэнки, это мистер Белл.
Фрэнки кивнул.
– Рад познакомиться, мистер Белл. Что вас привело к нам?
– Рафаэль Моррез. Я веду расследование этого дела.
– О, да. Умер. Им повезло. Казнить их надо, приятель.
– Мы можем вам такое рассказать об эти проклятых «Орлах-громовержцах», что вы упадете и не встанете, поверьте мне, – вставил Гаргантюа.
– Послушайте, я не знаю, как вы, а я не прочь выпить кружку пива, – сказал Фрэнки. – Идем. Я плачу.
Они направились к Пятой авеню. Оба парня шли особой вихляющей походкой, сунув руки в карман, расправив плечи, высоко держа голову и устремив взгляд прямо перед собой. В обоих чувствовалась такая же небрежная уверенность в себе, как у голливудских кинозвезд. Они знали, кто они такие, и носили свою дурную славу с привычным безразличием, хотя и не без некоторой гордости.
Пытаясь завязать разговор, Хэнк спросил:
– Вам нравится Гарлем?
Фрэнки пожал плечами.
– Конечно.
– Почему?
– Что значит – почему? Я здесь живу. Все меня здесь знают.
– Разве тебя не знают в каком-нибудь другом месте?
– О да, знают, когда я проломлю кому-нибудь башку. – Он, довольный, хохотнул. – Да, меня знают эти итальяшки. Но я не это имею в виду. Здесь все меня узнают, когда я прохожу по улице. Все знают, что я – Фрэнки. Все знают, что я – президент «Всадников».
Пройдя Сто одиннадцатую улицу, они подошли к маленькому бару на Пятой авеню. В двух окнах бара красовалась вывеска, написанная золотыми буквами: «Las Tres Guitak»).
– «Три гитары», – перевел Фрэнки. – Мы называем его «Las Tres Putas», что значит: «Три шлюхи». Здесь вы всегда можете подцепить девочку. Приятное место. Здесь подают хорошее пиво. Вы любите пиво?
– Да, – сказал Хэнк.
– Прекрасно. Проходите.
Они вошли. Слева во всю длину стены тянулась стойка бара. Напротив располагались кабины. Трое мужчин стояли у стойки и пили, но как только Хэнк с ребятами вошел в бар, они тут же поставили свои кружки и вышли на улицу.
– Они думают, что вы спецагент, – пояснил Фрэнки. – Все в Гарлеме начинают нервничать, когда дело касается наркотиков. Как только они видят незнакомца, они тут же автоматически считают, что он федеральный агент, который ищет, кого бы арестовать за наркотики. В Гарлеме знают в лицо всех переодетых полицейских, а хорошо одетый незнакомец – бац! – обязательно должен быть агентом. И они не хотят быть вблизи того места, где может произойти арест, так как иногда парень, которого арестовывают, пытается отделаться от этой дряни, вы понимаете?
– Понимаю, – ответил Хэнк.
– Хорошо. Он выбросит эту дрянь, и она может оказаться около вас, у ваших ног, или что-нибудь в этом роде. А следующее, о чем вы узнаете, это то, что вас арестовывают за владение наркотиком, а то и за намерение продать его. Поэтому, если вы замечаете агента, то самое лучшее для вас – бежать без оглядки. Давайте сядем в этой кабине. Эй, Мигель, подай три кружки пива! Здесь хорошее пиво, вам понравится.
Они сели. Фрэнки положил руки на стол. Они казались огромными.
– Итак, вы работаете на Ральфи? – спросил он.
– Допустим, так, – ответил Хэнк.
– Для меня это дело абсолютно ясное, – заявил Фрэнки. – У «Орлов» нет никакого шанса. – Он помолчал, а затем, как бы между прочим, спросил: – А вы как считаете?
– Я считаю, что против них достаточно улик, – ответил Хэнк.
– Ну, тогда, я надеюсь, вы хорошо ими воспользуетесь. Между «Орлами» и черномазыми не такая уж большая разница, чтобы можно было выбрать, кого больше ненавидеть. Однако в этом соревновании «Орлы», я думаю, одерживают верх.
– У вас бывают неприятности с цветными бандами тоже? – спросил Хэнк.
– Неприятность – это наше отечество. Мы находимся прямо посередине. Итальяшки смотрят на нас сверху вниз, черномазые тоже смотрят на нас сверху вниз. Где же наше место? Мы оказываемся в униженном положении, как будто мы не принадлежим к человеческой расе, усекаете? Мы что-то такое, что выползло из канализационной трубы. Черномазые считают, что они что-то из себя представляют, потому что вдруг стали носить белые рубашки и галстуки вместо того, чтобы бегать в джунглях с копьями. Приятель, мой народ – гордая раса. Пуэрто-Рико – не африканские джунгли. А что дает повод итальяшкам думать, что они такие величественные и могущественные? Чем они могут гордиться? Муссолини? Великое дело! Этим парнем Микеланджело? Ну, он еще куда ни шло. Но, черт возьми, что они сделали за последнее время? – Фрэнки помолчал. – Вы слышали когда-нибудь о Пикассо?
– Да, – ответил Хэнк.
– Пабло Пикассо, – повторил Фрэнки. – Он самый выдающийся художник, который когда-либо жил на земле. Я ходил в музей посмотреть на его картины. Приятель, это музыка! И знаете что? У него в венах течет та же кровь, что и у меня.
– Ты ходил в музей смотреть выставку Пикассо? – удивился Хэнк.
– Конечно. Со мной был Гаргантюа. Помнишь?
Конечно, помню. В тот день у нас была драка с «Крестоносцами».
– Да, верно. Когда мы вернулись из музея.
– Кто такие «Крестоносцы»?
– Банда из Вест-Сайда, – ответил Фрэнки. – Цветные парни. Связка бананов. В тот вечер мы отправили их домой со слезами.
– Я скажу тебе правду, – признался Гаргантюа, – большую часть картин Пикассо я не понял.
– Ты болван, – сказал Фрэнки, – Кто говорит, что ты должен их понимать? Ты должен чувствовать. Этот парень рисует сердцем. Он вкладывает все свое сердце в каждую картину. Ты чувствуешь это. Черт возьми, этот парень – испанец!
С любопытством разглядывая Хэнка, буфетчик поставил на стол пиво, а затем вытер руки о фартук и вернулся к стойке.
– Ты знал ребят, которые убили Морреза? – спросил Хэнк.
– Я знаю Ридона и Апосто, – ответил Фрэнки, – Я по-настоящему доволен, что Ридон попал к вам в руки.
– Почему ты так говоришь?
– Ну, Апосто… понимаете… у него не все дома. Я имею в виду, это такой парень, что скажи ему столкнуть в реку свою собственную мать, и он это сделает. Он немного… слабоумный, недоразвитый… Вы понимаете. – Фрэнки согнутым пальцем постучал себя по виску. – Это совершенно точно, потому что мой младший брат учится с ним в училище, так что он знает.
– Что это за училище?
– Авиационное училище в Манхэттене.
– Значит, твой брат говорит, что Апосто умственно отсталый, так?
– Да. Но Ридон другое дело. Ридон – хитрая сволочь.
– Почему ты его ненавидишь?
– Потому, что я ненавижу ничтожества, которые ведут себя как важные персоны, вот почему. Этот парень – пустое место, но он все время пытается завоевать себе имя. Он вбил себе в голову, что к нему присматриваются крупные гангстеры. Он завоевывает себе имя в уличном клубе и думает, что на следующей неделе он будет контролировать профсоюз портовых грузчиков. Уличные драки – глупость, настоящая глупость, понимаете, а он с помощью их пытается создать себе репутацию. И вот теперь он создал ее. Теперь он создал репутацию, которая приведет его прямо на электрический стул. Хотите, я вам кое-что расскажу?
– Что именно?
– В тот вечер, когда убили Морреза, у нас было запланировано сражение. «Орлы» знали об этом. Гаргантюа встречался с их военачальником Дайабло. Испанское имя, как вам это нравится? Итак, все было обговорено: встречаемся на Сто двадцать пятой улице в десять часов вечера. «Орлы» знали об этом, а раз «Орлы» знали, то Ридон знал тоже. И что же получается? Рано вечером он берет идиота Апосто и Ди Пэйса, о котором я никогда не слышал, и устраивает свой собственный пиратский налет на нашу территорию. Это вам о чем-нибудь говорит?
– Он искал личной славы?
– Конечно, что же еще? Он пытается создать себе репутацию. Естественно, он не предполагал, что его схватят полицейские. Никто не предполагает, что его схватят. Он рассчитывал, что устроит здесь небольшой ад, а затем вернется к «Орлам» и будет избран президентом или что-то в этом роде. Держу пари на сто долларов, что именно так все и произошло. Ридон убедил этих двух дураков пойти сюда. Эй, вы не пьете свое пиво.
Хэнк взял кружку и отпил глоток.
– Хорошее, правда?
– Да, очень хорошее, – согласился Хэнк. – Ты говоришь так, словно знаешь Ридона очень хорошо.
– Однажды я проломил ему череп. Держу пари, что у него до сих пор есть шрам, – сказал Фрэнки.
– Когда это было?
– В одной из уличных драк. Я ударил его, и он свалился, а затем я двинул его ногой по башке. На мне были армейские ботинки. Я считаю, что всякий, кто идет в уличную драку без армейских ботинок, – не в своем уме. Так что я, должно быть, здорово раскроил ему череп.
– Почему ты ударил его ногой?
– Потому, что он лежал на земле, и я не хотел, чтобы он поднялся.
– Ты бьешь ногой всякого, кто лежит на земле?
– Всякого.
– Почему?
– Потому что я знаю, если я окажусь в таком же положении, они сделают со мной то же самое. Вас когда-нибудь били ногами, мистер?
– Нет.
– Ну, я вам должен сказать, в этом мало приятного, разве только если вам нравится, когда вас топчут ногами. Мне это не нравится, и я делаю это первым. Когда человек лежит и продолжает лежать, он не может причинить вреда. Однажды Ридон ударил меня битой для игры в крикет, вы знаете это? Он чуть не сломал мне ногу, эта сволочь. У меня на него зуб. Можете поверить, если вы не убьете этого сукиного сынка, то в один прекрасный день я сделаю эту работу за вас.
– Чтобы тебя схватили? – спросил Хэнк.
– Только не меня… А вообще-то, если бы меня схватили, это было бы не так уж и плохо. Тогда я мог бы положить конец дракам между бандами. Возможно, быть схваченным или еще быть призванным в армию – это единственный выход. Драки – совершенная глупость.
– Тогда зачем вы это делаете?
– Вы должны жить, не так ли? Вы должны защищать свои права.
– Какие права?
– Свою землю, приятель, свою территорию. В противном случае они все время будут приходить сюда и делать то, что они сделали с Ральфи. Вы должны их остановить, не так ли? Вы не можете позволить им топтать вас.
– Похоже, они думают, что вы пришельцы, – сказал Хэнк.
– Да, страшные пришельцы, – ответил Фрэнки. – Мы только и делаем, что стараемся ладить с ними, а получаем одни неприятности. С такими парнями, как Ридон, вы не можете спокойно даже высморкаться. Он настоящий задира, эта сволочь, и он всегда такой, с самого первого момента, как только стал членом клуба «Орлы-громовержцы». Все они пользуются плохой репутацией, все до одного. Вы когда-нибудь встречались с президентом их клуба?
– Нет. Кто он? – спросил Хэнк.
– Парень по прозвищу Большой Доминик. На самом деле он маленькая креветка и мог бы поместиться у вас в боковом кармане, – Фрэнки покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Тогда скажи мне вот что, Луиза. Что он вытащил из кармана? Что сверкнуло?
– Сверк… О! О! Вы имеете в виду губную гармошку, на которой он играл?
Когда Хэнк вышел на улицу, Гаргантюа ждал его у крыльца. С ним был еще один парень в темных очках и шляпе с высокой тульей и узкими полями. Глаз его за очками не было видно. Над верхней губой у него росли неряшливые усики, а под нижней виднелся едва заметный треугольничек редкой бородки. Кожа была очень светлой, почти цвета алебастра, как у испанцев знатного происхождения. На нем была белая рубашка с короткими рукавами и узким голубым галстуком и темно-синие брюки. На правом предплечье – татуировка. Кисти рук большие, а на левом запястье – часы. Он стоял, обозревая тротуар и улицу. Когда Хэнк подошел к ним, он даже не повернулся.
– Это окружной прокурор, Фрэнки, – сказал Гаргантюа, но парень продолжал стоять, не оборачиваясь. – Вы нашли ее?
– Да, нашел, – ответил Хэнк. – Она оказала большую помощь.
Он остановился перед ребятами.
Фрэнки не проявлял никакого интереса, продолжая оглядывать улицу. Темные очки хорошо скрывали его глаза.
– Это Фрэнки Анариллес, – представил Гаргантюа. – Он президент «Всадников». Это он дал название нашему клубу. Я не знаю вашего имени, мистер.
– Белл, – сказал Хэнк.
– Фрэнки, это мистер Белл.
Фрэнки кивнул.
– Рад познакомиться, мистер Белл. Что вас привело к нам?
– Рафаэль Моррез. Я веду расследование этого дела.
– О, да. Умер. Им повезло. Казнить их надо, приятель.
– Мы можем вам такое рассказать об эти проклятых «Орлах-громовержцах», что вы упадете и не встанете, поверьте мне, – вставил Гаргантюа.
– Послушайте, я не знаю, как вы, а я не прочь выпить кружку пива, – сказал Фрэнки. – Идем. Я плачу.
Они направились к Пятой авеню. Оба парня шли особой вихляющей походкой, сунув руки в карман, расправив плечи, высоко держа голову и устремив взгляд прямо перед собой. В обоих чувствовалась такая же небрежная уверенность в себе, как у голливудских кинозвезд. Они знали, кто они такие, и носили свою дурную славу с привычным безразличием, хотя и не без некоторой гордости.
Пытаясь завязать разговор, Хэнк спросил:
– Вам нравится Гарлем?
Фрэнки пожал плечами.
– Конечно.
– Почему?
– Что значит – почему? Я здесь живу. Все меня здесь знают.
– Разве тебя не знают в каком-нибудь другом месте?
– О да, знают, когда я проломлю кому-нибудь башку. – Он, довольный, хохотнул. – Да, меня знают эти итальяшки. Но я не это имею в виду. Здесь все меня узнают, когда я прохожу по улице. Все знают, что я – Фрэнки. Все знают, что я – президент «Всадников».
Пройдя Сто одиннадцатую улицу, они подошли к маленькому бару на Пятой авеню. В двух окнах бара красовалась вывеска, написанная золотыми буквами: «Las Tres Guitak»).
– «Три гитары», – перевел Фрэнки. – Мы называем его «Las Tres Putas», что значит: «Три шлюхи». Здесь вы всегда можете подцепить девочку. Приятное место. Здесь подают хорошее пиво. Вы любите пиво?
– Да, – сказал Хэнк.
– Прекрасно. Проходите.
Они вошли. Слева во всю длину стены тянулась стойка бара. Напротив располагались кабины. Трое мужчин стояли у стойки и пили, но как только Хэнк с ребятами вошел в бар, они тут же поставили свои кружки и вышли на улицу.
– Они думают, что вы спецагент, – пояснил Фрэнки. – Все в Гарлеме начинают нервничать, когда дело касается наркотиков. Как только они видят незнакомца, они тут же автоматически считают, что он федеральный агент, который ищет, кого бы арестовать за наркотики. В Гарлеме знают в лицо всех переодетых полицейских, а хорошо одетый незнакомец – бац! – обязательно должен быть агентом. И они не хотят быть вблизи того места, где может произойти арест, так как иногда парень, которого арестовывают, пытается отделаться от этой дряни, вы понимаете?
– Понимаю, – ответил Хэнк.
– Хорошо. Он выбросит эту дрянь, и она может оказаться около вас, у ваших ног, или что-нибудь в этом роде. А следующее, о чем вы узнаете, это то, что вас арестовывают за владение наркотиком, а то и за намерение продать его. Поэтому, если вы замечаете агента, то самое лучшее для вас – бежать без оглядки. Давайте сядем в этой кабине. Эй, Мигель, подай три кружки пива! Здесь хорошее пиво, вам понравится.
Они сели. Фрэнки положил руки на стол. Они казались огромными.
– Итак, вы работаете на Ральфи? – спросил он.
– Допустим, так, – ответил Хэнк.
– Для меня это дело абсолютно ясное, – заявил Фрэнки. – У «Орлов» нет никакого шанса. – Он помолчал, а затем, как бы между прочим, спросил: – А вы как считаете?
– Я считаю, что против них достаточно улик, – ответил Хэнк.
– Ну, тогда, я надеюсь, вы хорошо ими воспользуетесь. Между «Орлами» и черномазыми не такая уж большая разница, чтобы можно было выбрать, кого больше ненавидеть. Однако в этом соревновании «Орлы», я думаю, одерживают верх.
– У вас бывают неприятности с цветными бандами тоже? – спросил Хэнк.
– Неприятность – это наше отечество. Мы находимся прямо посередине. Итальяшки смотрят на нас сверху вниз, черномазые тоже смотрят на нас сверху вниз. Где же наше место? Мы оказываемся в униженном положении, как будто мы не принадлежим к человеческой расе, усекаете? Мы что-то такое, что выползло из канализационной трубы. Черномазые считают, что они что-то из себя представляют, потому что вдруг стали носить белые рубашки и галстуки вместо того, чтобы бегать в джунглях с копьями. Приятель, мой народ – гордая раса. Пуэрто-Рико – не африканские джунгли. А что дает повод итальяшкам думать, что они такие величественные и могущественные? Чем они могут гордиться? Муссолини? Великое дело! Этим парнем Микеланджело? Ну, он еще куда ни шло. Но, черт возьми, что они сделали за последнее время? – Фрэнки помолчал. – Вы слышали когда-нибудь о Пикассо?
– Да, – ответил Хэнк.
– Пабло Пикассо, – повторил Фрэнки. – Он самый выдающийся художник, который когда-либо жил на земле. Я ходил в музей посмотреть на его картины. Приятель, это музыка! И знаете что? У него в венах течет та же кровь, что и у меня.
– Ты ходил в музей смотреть выставку Пикассо? – удивился Хэнк.
– Конечно. Со мной был Гаргантюа. Помнишь?
Конечно, помню. В тот день у нас была драка с «Крестоносцами».
– Да, верно. Когда мы вернулись из музея.
– Кто такие «Крестоносцы»?
– Банда из Вест-Сайда, – ответил Фрэнки. – Цветные парни. Связка бананов. В тот вечер мы отправили их домой со слезами.
– Я скажу тебе правду, – признался Гаргантюа, – большую часть картин Пикассо я не понял.
– Ты болван, – сказал Фрэнки, – Кто говорит, что ты должен их понимать? Ты должен чувствовать. Этот парень рисует сердцем. Он вкладывает все свое сердце в каждую картину. Ты чувствуешь это. Черт возьми, этот парень – испанец!
С любопытством разглядывая Хэнка, буфетчик поставил на стол пиво, а затем вытер руки о фартук и вернулся к стойке.
– Ты знал ребят, которые убили Морреза? – спросил Хэнк.
– Я знаю Ридона и Апосто, – ответил Фрэнки, – Я по-настоящему доволен, что Ридон попал к вам в руки.
– Почему ты так говоришь?
– Ну, Апосто… понимаете… у него не все дома. Я имею в виду, это такой парень, что скажи ему столкнуть в реку свою собственную мать, и он это сделает. Он немного… слабоумный, недоразвитый… Вы понимаете. – Фрэнки согнутым пальцем постучал себя по виску. – Это совершенно точно, потому что мой младший брат учится с ним в училище, так что он знает.
– Что это за училище?
– Авиационное училище в Манхэттене.
– Значит, твой брат говорит, что Апосто умственно отсталый, так?
– Да. Но Ридон другое дело. Ридон – хитрая сволочь.
– Почему ты его ненавидишь?
– Потому, что я ненавижу ничтожества, которые ведут себя как важные персоны, вот почему. Этот парень – пустое место, но он все время пытается завоевать себе имя. Он вбил себе в голову, что к нему присматриваются крупные гангстеры. Он завоевывает себе имя в уличном клубе и думает, что на следующей неделе он будет контролировать профсоюз портовых грузчиков. Уличные драки – глупость, настоящая глупость, понимаете, а он с помощью их пытается создать себе репутацию. И вот теперь он создал ее. Теперь он создал репутацию, которая приведет его прямо на электрический стул. Хотите, я вам кое-что расскажу?
– Что именно?
– В тот вечер, когда убили Морреза, у нас было запланировано сражение. «Орлы» знали об этом. Гаргантюа встречался с их военачальником Дайабло. Испанское имя, как вам это нравится? Итак, все было обговорено: встречаемся на Сто двадцать пятой улице в десять часов вечера. «Орлы» знали об этом, а раз «Орлы» знали, то Ридон знал тоже. И что же получается? Рано вечером он берет идиота Апосто и Ди Пэйса, о котором я никогда не слышал, и устраивает свой собственный пиратский налет на нашу территорию. Это вам о чем-нибудь говорит?
– Он искал личной славы?
– Конечно, что же еще? Он пытается создать себе репутацию. Естественно, он не предполагал, что его схватят полицейские. Никто не предполагает, что его схватят. Он рассчитывал, что устроит здесь небольшой ад, а затем вернется к «Орлам» и будет избран президентом или что-то в этом роде. Держу пари на сто долларов, что именно так все и произошло. Ридон убедил этих двух дураков пойти сюда. Эй, вы не пьете свое пиво.
Хэнк взял кружку и отпил глоток.
– Хорошее, правда?
– Да, очень хорошее, – согласился Хэнк. – Ты говоришь так, словно знаешь Ридона очень хорошо.
– Однажды я проломил ему череп. Держу пари, что у него до сих пор есть шрам, – сказал Фрэнки.
– Когда это было?
– В одной из уличных драк. Я ударил его, и он свалился, а затем я двинул его ногой по башке. На мне были армейские ботинки. Я считаю, что всякий, кто идет в уличную драку без армейских ботинок, – не в своем уме. Так что я, должно быть, здорово раскроил ему череп.
– Почему ты ударил его ногой?
– Потому, что он лежал на земле, и я не хотел, чтобы он поднялся.
– Ты бьешь ногой всякого, кто лежит на земле?
– Всякого.
– Почему?
– Потому что я знаю, если я окажусь в таком же положении, они сделают со мной то же самое. Вас когда-нибудь били ногами, мистер?
– Нет.
– Ну, я вам должен сказать, в этом мало приятного, разве только если вам нравится, когда вас топчут ногами. Мне это не нравится, и я делаю это первым. Когда человек лежит и продолжает лежать, он не может причинить вреда. Однажды Ридон ударил меня битой для игры в крикет, вы знаете это? Он чуть не сломал мне ногу, эта сволочь. У меня на него зуб. Можете поверить, если вы не убьете этого сукиного сынка, то в один прекрасный день я сделаю эту работу за вас.
– Чтобы тебя схватили? – спросил Хэнк.
– Только не меня… А вообще-то, если бы меня схватили, это было бы не так уж и плохо. Тогда я мог бы положить конец дракам между бандами. Возможно, быть схваченным или еще быть призванным в армию – это единственный выход. Драки – совершенная глупость.
– Тогда зачем вы это делаете?
– Вы должны жить, не так ли? Вы должны защищать свои права.
– Какие права?
– Свою землю, приятель, свою территорию. В противном случае они все время будут приходить сюда и делать то, что они сделали с Ральфи. Вы должны их остановить, не так ли? Вы не можете позволить им топтать вас.
– Похоже, они думают, что вы пришельцы, – сказал Хэнк.
– Да, страшные пришельцы, – ответил Фрэнки. – Мы только и делаем, что стараемся ладить с ними, а получаем одни неприятности. С такими парнями, как Ридон, вы не можете спокойно даже высморкаться. Он настоящий задира, эта сволочь, и он всегда такой, с самого первого момента, как только стал членом клуба «Орлы-громовержцы». Все они пользуются плохой репутацией, все до одного. Вы когда-нибудь встречались с президентом их клуба?
– Нет. Кто он? – спросил Хэнк.
– Парень по прозвищу Большой Доминик. На самом деле он маленькая креветка и мог бы поместиться у вас в боковом кармане, – Фрэнки покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30