– Я беспокоюсь за тебя. – Слегка нахмурившись, она выдернула руку.
– Почему?
– Ты просто одержим этим делом, – мягко сказала она, вставая с места. – Человек честолюбивый не обязательно несносен, но ты, товарищ старший инспектор, заходишь слишком далеко.
– Да нет, ничего я не одержим, – возразил он. – Просто я смотрел на тебя и вспоминал двустишие:
Вспоминая о твоей зеленой юбке,
Я легко-легко ступаю по траве.
– Не прикрывайся цитатами! – заявила Ван, поворачивая к лесенке. – Я знаю, как много для тебя значит твоя работа.
– Не так много, как ты думаешь, – возразил Чэнь, качая головой, как она. – И уж конечно, не так много, как твоя работа – для тебя.
Ван поспешила сменить тему:
– Как поживает твоя мама?
– Хорошо. Все ждет, пока я повзрослею; намекает, что не прочь стать бабушкой.
– Сначала повзрослей.
Иногда Ван бывала язвительной, но, возможно, у нее просто срабатывал защитный механизм. Чэнь рассмеялся:
– Как насчет того, чтобы встретиться в ближайшие выходные?
– Чтобы поговорить о расследовании? – добродушно поддразнила она.
– Если хочешь, – сказал он. – А еще мне хочется поужинать с тобой у меня дома.
– Ладно, я с удовольствием, только не в эти выходные, – сказала Ван. – Сверюсь со своим ежедневником. Я не гурман, как твой приятель, Лу Иностранец, но неплохо готовлю острые овощи по-сычуаньски. Как тебе мое предложение?
– Просто здорово!
Она повернулась к нему; на лице ее играла загадочная улыбка.
– Провожать меня до работы не обязательно.
Чэнь закурил и стал смотреть, как Ван переходит улицу. Вот она остановилась на «островке безопасности», пережидая, пока можно будет идти дальше. Там она оглянулась; зеленая юбка заплескалась вокруг ее длинных ног. Ее улыбка наполнила его удивительным чувством цельности. Прежде чем свернуть в переулок, выходящий к зданию «Вэньхуэй», она помахала ему рукой.
В последнее время он все чаще думал о них двоих – и о совместном будущем.
В политическом смысле Ван Фэн не является для него идеальной парой. На ее будущее сильно повлияло предательство так называемого мужа. Даже если она с ним разведется, пятно в ее биографии все равно останется. Все не имело бы такого большого значения, не будь он, Чэнь, старшим инспектором полиции. Поскольку же он «делал карьеру по партийной линии», он знал, что руководящие органы следят за каждым его шагом. Впрочем, следят за ним и некоторые его коллеги; они только порадуются, если он сам перечеркнет свою карьеру подобным союзом.
Замужняя женщина – хотя замужем она чисто номинально – тоже «нежелательная связь».
Чэнь отшвырнул окурок. Одно решение он уже принял: он пойдет на улицу Цинхэлу пешком, а не поедет в автобусе. Ему нужно немного подумать.
Пересекая «островок безопасности», Чэнь легко ступал на зеленую траву.
12
Майское утро было ярким; несмотря на раннюю жару, воздух был свеж.
Транспорт, стоявший в длинной пробке на улице Хэнаньлу, издавал сердитое рычание. Перейдя улицу перед стоящими машинами, старший инспектор Чэнь похвалил себя за то, что решил прогуляться пешком. Везде ведется новое строительство, и знаки «Объезд» появляются, как грибы после дождя, еще больше осложняя транспортную проблему. Возле книжного магазина «Восток» сносили еще одно старое здание. На его месте скоро появится пятизвездочный отель. Мимо проехала красная иномарка с открытым верхом. Девушка, сидящая рядом с водителем, помахала рукой почтальону, припозднившемуся с утренним обходом.
Шанхай быстро меняется. И люди тоже.
А еще – работа все больше и больше затягивает его. Тем не менее по пути Чэнь не утерпел, зашел в книжный магазин и несколько минут рылся в сборниках стихов. Старший инспектор Чэнь не настолько был поглощен делом – а заодно и его политической важностью для его будущей карьеры.
Наверное, какая-то часть его души всегда была книжной, испытывала ностальгию по прошлому и стремилась к самоанализу. Он сентиментален или даже чувственен в том смысле, какой вкладывали в эти слова авторы классических китайских литературных произведений: «Благоухание красных рукавов толкает к ночному чтению». Но в нем была и другая сторона. Не противоположная романтизму, но, скорее, реалистичная. Хотя он вовсе не так тщеславен, как заявила ему Ван в кафе. В голову пришла строчка, запомнившаяся ему со студенческих лет: «Самое бесполезное существо – это бедный книжный червь». Автор строчки – генерал Гао Ши, прославленный военачальник, живший в эпоху династии Тан, и одновременно первоклассный поэт.
Генерал Гао наблюдал, как некогда процветающий дом Тан разрушался из-за голода, коррупции и войн. Поэт-генерал взял на себя ответственность за страну – в силу своего политического положения.
Сегодня Китай снова переживает эпоху глубинных перемен. Меняются устоявшиеся системы взглядов. На таком историческом перепутье Чэнь также склонен был считать, что он способен добиться большего как старший инспектор полиции, чем просто поэт. Пусть он и не генерал Гао, но в его силах помочь изменить жизнь окружающих его людей к лучшему. Например, раскрывая преступления.
В Китае и, возможно, в других странах тоже помочь ближним легче с позиции силы, думал старший инспектор Чэнь, вставляя ключ в замок комнаты Гуань в общежитии.
К его досаде, надежда, которая побудила его совершить второй визит в комнату Гуань, быстро испарялась. Он стоял под портретом товарища Дэн Сяопина и размышлял. В фотографиях он тоже не усмотрел ничего нового, хотя нашел несколько штук, запечатлевших Гуань в горах. Яркие образы. Яркие цвета. Стоя у знаменитой сосны, она улыбалась в камеру. Подняв взгляд к горной вершине, она воздевала руки вверх, к белым облакам. Сидя на обломке скалы, опустила босые ноги в горный ручей.
Один снимок был сделан в номере отеля. Полуодетая Гуань сидела на подоконнике, грациозно болтая длинными ногами под короткой легкой юбкой. Утреннее солнце просвечивало сквозь ее тонкую хлопчатобумажную блузку, отчего прорисовывались очертания грудей и овал живота. За ней в окне зеленел поросший лесом горный хребет.
Несомненно, она действительно побывала в Желтых горах. Однако Чэнь не увидел ни одного снимка, на котором Гуань была бы снята с кем-то еще. Неужели она до такой степени страдала нарциссизмом?
Как говорила утром Ван, маловероятно, чтобы Гуань путешествовала совершенно одна, без спутников. Но допустим, спутники у нее все же были. Возникает следующий вопрос: кто сделал все эти фотографии? Кто проявил их, напечатал и отдал ей? Некоторые снимки были сделаны с разных углов или со значительного расстояния. Трудно поверить, что ей удалось снять себя самостоятельно. Среди ее вещей не нашлось даже фотоаппарата. Ни единой катушки фотопленки в ящиках комода – ни пустой, ни проявленной.
Чэню показалось, что сам товарищ Дэн Сяопин сочувственно кивает ему, огорченный его неудачей.
В голову пришло сравнение, почерпнутое в переведенном им детективе. Полицейские похожи на заводных игрушечных солдатиков. Они бегают, суетятся, жестикулируют, много дней, месяцев или даже лет носятся по кругу, ничего как будто не делая. А потом их убирают на полку – завод кончился, играть надоело.
Что-то в деле Гуань не давало ему покоя. Смутное, мучительное ощущение, пока необъяснимое. Впрочем, Чэнь подозревал, что возникшее ощущение не связано с его работой.
Неожиданно он ощутил острый голод. Со вчерашнего дня он ничего толком не ел – только утром выпил чашку черного кофе в кафе «Риверсайд». Он направился в захудалый ресторанчик через дорогу. Выбрал скрипучий деревянный столик на тротуаре и снова заказал пампушки с говяжьим бульоном. Сначала ему принесли бульон, на поверхности которого плавал мелконарезанный зеленый лук. Как и в прошлый раз, пампушки пришлось подождать. В ресторане имелся лишь один большой вок для жарки.
Не каждый день полицейским удается чего-то добиться, думал Чэнь, закуривая. В свежем воздухе запахло сигаретами «Пион». Он бросил взгляд на противоположную сторону улицы. Его внимание привлекла старуха, стоявшая у поворота в переулок. Похожая на статуэтку на скрюченных ногах, она продавала мороженое с древней тележки. Морщинистое лицо огрубело на ветру и стало похожим на обломок Великой стены с рекламной открытки. Несмотря на жару, на старухе было черное платье из домотканой материи. Платье походило на закопченное стекло, через которое смотрят на солнечное затмение. На старухе была красная нарукавная повязка, живо напомнившая о прошлом: «Лучшей работнице социалистической уличной торговли». Не иначе как старуха слегка тронулась – иначе не нацепила бы сейчас эту древнюю повязку. Однако лет пятьдесят-шестьдесят назад она вполне могла быть одной из хорошеньких девушек, которые стояли, улыбаясь, прислонившись голыми плечами к голой стене; они увещевали покупателей под яркими газовыми фонарями, запуская в молчаливую ночь тысячу кораблей.
В свое время Гуань, возможно, тоже превратилась бы в старую, сморщенную, похожую на ворону старуху, как эта уличная торговка, утратившую связь с временем и пространством, никому не нужную, никем не замечаемую.
Чэнь заметил, что у дверей общежития собралась небольшая толпа молодых людей. Казалось, они ничего особенного не делают – стоят, скрестив руки на груди, насвистывают разные мелодии, разглядывают прохожих. Потом, увидев, что они толпятся возле пристроенной к общежитию фанерной будки, Чэнь понял: должно быть, молодые люди ждут своей очереди позвонить. В будке хозяйничал седовласый старик. Вот он снял с одного аппарата трубку, передал ее женщине средних лет, стоявшей за дверью, принял от нее несколько монет и бросил их в коробку. Женщина начала разговаривать, а старик уже снимал трубку с другого аппарата. На сей раз он что-то записал. Потом вышел из будки и подошел ко входу в общежитие. В одной руке у него был мегафон, а в другой – клочок бумаги. Наверное, к телефону просили кого-то из жильцов. Поскольку провести личный телефон в Шанхае считалось огромной удачей, такие общественные телефоны оставались нормой. Большинство горожан звонили по телефону именно так.
И Гуань тоже…
Чэнь вскочил, не дожидаясь, пока ему принесут пампушки, и бросился через дорогу, к общежитию.
Старику было уже под семьдесят, но он хорошо сохранился. На нем была приличная одежда; он держался скромно, но с достоинством. В другом окружении он бы мог походить на высокопоставленного партийного работника. На столе, между телефонными аппаратами, лежала книга – «Троецарствие» с бамбуковой закладкой. Увидев Чэня, старик внимательно посмотрел на него.
Старший инспектор Чэнь показал ему свое удостоверение.
– Да, знаю, вы ведете здесь расследование, – кивнул старик. – Меня зовут Бао Гочжан, но все называют меня просто дядюшкой Бао.
– Дядюшка Бао, я хочу задать вам несколько вопросов о товарище Гуань Хунъин. – В будку Чэнь не входил – в ней не было места для двоих. – Буду очень признателен вам за помощь.
– Товарищ Гуань была славным членом партии. Помочь вам мой долг, ведь я вхожу в состав домового комитета, – с серьезным видом проговорил дядюшка Бао. – Сделаю для вас все, что смогу.
В некотором смысле члены домовых комитетов подменяют собой участковых полицейских. Они работают в тесном сотрудничестве с полицейскими участками. Домком занимается вопросами, выходящими за пределы компетенции трудовых коллективов, – обеспечивает явку на еженедельные политсобрания, проверяет, нет ли в какой квартире непрописанных жильцов, организует дневные ясли для малышей, распределяет талоны на продукты, ведает квотами на деторождение, разрешает споры между соседями или членами семьи и, что самое главное, следит за всеми жителями. Комитет обязан сообщать в полицию обо всем подозрительном;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71