А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

А только не прошло и минуты, как он меня нервно и громко позвал. Я захожу, ничего не зная, ничего не подозревая, смотрю — Серега злой, как черт, а Русова в спинку стула вжалась, не отклеить. Красная сидит и руки на коленочках дрожат. «В чем дело?» — спрашиваю. А Серега мне на стол показывает, а там пресс пятидесятирублевок лежит, аккуратный такой, в полиэтиленовом мешочке. «Если это мне, — говорю, — то не много ли?» — «Нет, — отвечает Серега, — это взятка следователю. Будешь проходить свидетелем». Короче, минут десять мы ее запугивали, а потом отдали деньги и отпустили на все четыре стороны.
— И откуда такие благородные менты берутся?
— Да уж я потом то же самое у Сереги спросил, а он пуще прежнего взвился, видно, сам не рад, что поторопился. Тем более он понимает, что девки эти к убийству отношения не имеют. Можно было денежки без острастки принять, словом, фраернулся Лапшин.
— Не охаивай добрые начинания, Федорыч, лучше ответь мне вот на какой вопрос: находился ли старик Трегубов под патронажем?
— Не в курсе, но вполне может быть, потому что он инвалид войны.
— Понятно, еще один вопрос: от какого почтового отделения он получал пенсию? Я хочу спросить, не та ли самая Гаврилина приносила ему деньги?
— Не знаю, врать не буду.
— А что ты знаешь про те три убийства, что произошли чуть раньше?
— Очень немного. На всякий случай я все их координаты записал, но было бы лучше тебе самому переговорить с Серегой. Информация из третьих рук всегда бывает немного искажена.
— Умный ты, Федорыч, тебе бы советником в китайском посольстве работать, а ты тут хиреешь средь бомжей да хулиганов.
— А ничего, мне и так сойдет. Привык я к ним. Они меня уважают и слушаются, а бывает, что и помогают.
— Ну да, все мы люди, все мы человеки. И откуда только звери берутся?
— От обстоятельств. Ага, от предложенных судьбою обстоятельств, когда индивидууму приходится неожиданно решать, кем ему быть — то ли оставаться человеком, то ли терять человеческий облик.
— Нет, Федорыч, ты явно перерос кресло участкового и твое место на кафедре философии. А как ты считаешь, какой путь для себя выбрал твой подопечный Стас?
— Он еще не выбрал, но уже оказался по уши в дерьме и вряд ли сам пожелает оттуда выбраться. А ты с ним сегодня встретился?
— Не знаю, что-то не припомню. Да ну его на хрен, было бы о ком говорить. Лучше проводи меня немного. Тут недалеко есть чудесная забегаловка.
После посещения этого злачного, но нужного места Оленин проводил меня до самого подъезда, всю дорогу сетуя на свою нелегкую судьбу участкового. Утомил он меня изрядно. Поэтому, когда пришло время расставаться, я с большим удовольствием пожал ему руку и пожелал всяческих благ.
Еще не входя в квартиру, я понял, что Милка принимает гостей, и это обстоятельство меня сильно опечалило, поскольку времени уже было предостаточно. Дело близилось к девяти часам, а поздние гости всегда утомительны. Они заставляют нас нервничать и плохо о них думать. Однако все это я позабыл, едва только увидел, с кем щебечет Милка. В общем-то я ее ждал, но не так скоро. На кухне, раскуривая сигареты и попивая кофеек, сидела незабвенная Кнопка. Еще вчера назвавшая меня ментом позорным, нынче она приперлась вновь.
— А вот и Кот пришел, — объявила мой выход супруга. — Мы тут тебя заждались. Кофе надулись под завязку. Галина Григорьевна к тебе по делу. Где вам удобнее разговаривать? Здесь или в кабинете?
— Мне все равно, — недовольно ответил я. — Но кажется, мы с госпожой Русовой обо всем договорились еще вчера. Или я что-то путаю?
— Константин Иванович, простите меня за мою несдержанность, вы сами понимаете — нервы, — безо всякого замешательства, как по писаному, строго-официально извинилась она. — У меня к вам все тот же разговор, ситуация не изменилась.
— Взятки надо давать умеючи, тогда и ситуации меняются, — назидательно проворчал я, подсаживаясь к ополовиненной бутылке. — А то завернула пресс в прозрачный пакет и следователю на стол. Ты бы его еще начальнику ОБЭПа принесла, овца неразумная. А ведь я тебя, фиалка Монмартра, предупреждал, предостерегал от подобных действий. Да куда уж нам! — бухтел я, незаметно наполняя стаканчик. — Мы же самые умные. Мы же на «фольксвагенах» раскатываем.
— Хватит тебе ворчать, — вступилась за мою бывшую любовницу жена. — Человеку помощь нужна, а ты тут брюзжишь, как старый кастрированный мерин.
— А где ты видела полноценного мерина? — въедливо спросил я, попутно заглатывая коньяк. — К тому же тебе вообще не следует присутствовать при моих деловых встречах. Это ставит клиента в неловкое положение. Итак, госпожа Русова, с чего мы начнем?
— С того, чем кончили, — ответила она как-то двусмысленно.
— Думаю, ты права, только сначала позволь мне задать парочку вопросов.
— Я полностью в твоем распоряжении, — опять с подтекстом ответила чертова кукла.
— Почему до сих пор сестру держат под замком? Неужели у нее нет надежного алиби? Объясни, в чем причина?
— Алиби есть, но нет того, кто бы это алиби подтвердил.
— Боюсь, что я не совсем понимаю.
— А чего тут понимать. Время теткиной смерти точно установить не могут, не позволяет амплитуда температурных данных. Попросту говоря, не знают, сколько градусов тепла было в ее квартире на протяжении недели. А отсюда время смерти определяется лишь предположительно, где-то от двенадцати часов дня четвертого февраля до двенадцати пятого, то есть ровно сутки. Что касается рабочего времени и даже вечернего, тут все в порядке — Татьяна была у всех на виду, а вот с ночным промежутком получается плохо. Дело в том, что Татьяна спала одна и вполне естественно, что за этот период никто поручиться не может.
— Вот видите, бабоньки, как это опасно — одной ложиться в постель? Однако это обстоятельство не дает им права держать ее в камере.
— Это прекрасно все понимают, да что толку. У нас ведь правохеровое государство, где законы любят, как проституток в подъезде.
— Галина Григорьевна, почему вчера ты оборвала и увела наш разговор в сторону, едва он коснулся теткиных золотых украшений? Я не имею в виду те, о которых известно всем соседям и милиции.
— Сложный вопрос… Понимаешь… Я думаю, что у тетки этого добра было больше.
— Думаешь или уверена в этом?
— Возьмем лишь одну сторону дела — всю жизнь проработала бухгалтером мясокомбината и при этом всю жизнь прожила одна.
— Ну и что? Зарплата бухгалтера того времени была не ахти какой высокой.
— А разве я говорю о зарплате? Мне доподлинно известно, что последние годы эпохи застоя, когда с мясом была напряженка, тетка ежедневно, с завидным упорством таскала его, как белка орехи. И в том числе дефицитную колбасу и копчености. Так же знаю, что сбывала она свой товар по соседям и знакомым, естественно, не по дружеским ценам.
— Из этого еще не следует, что она стала подпольным миллионером. Да к тому же женщина одинокая, а вокруг море соблазнов и мужчин.
— Если бы. Она дальше Москвы нигде не бывала и даже отпуск проводила, ковыряясь на своем дачном участке. Готовилась к зиме основательно. Не тетка, а просто мышка-норушка. Соленья, варенья, маренья — все это она запасала тоннами. Что же касается мужчин, то тут ты не угадал. В свое время не она на них тратилась, а очень даже наоборот. Спрашивается, куда она девала деньги?
— Может быть, у нее был ребенок, которого она воспитывала где-то на стороне? — выдал я гипотетическую глупость.
— Не говори ерунды, в таком случае он бы давно вырисовался.
— Значит, она хранила деньги на сберегательных книжках.
— Тогда покажи мне хотя бы одну из них.
— Я умываю руки.
— Но ведь должны же быть деньги! Драгоценности или деньги. Причем не маленькие.
— Так вот почему вы так заботливо лелеяли тетеньку?! — заржал я, забавляясь ее растерянностью и бессильной злостью. — А я-то, дурак, подумал, что в вас говорит бескорыстное человеколюбие. Очень я этому удивился. Современная женщина и бескорыстие? Непонятно. А ларчик-то просто открывался.
— Ты долго намерен надо мною издеваться? — холодно спросила маленькая цветочница. — Может быть, мне зайти в другой раз?
— Миль пардон, мадам, больше этого не повторится.
— Буду весьма признательна. Мне нужна помощь, а не насмешки.
— Разумеется. Только не понимаю, чем я могу помочь?
— Во-первых, отыскать настоящих убийц и тем самым снять с нас позорное пятно, а во-вторых… Второй вопрос поделикатнее… Я не знаю, но…
— А я подскажу, — отхлебнув прямо из горлышка, зарезвился я. — Вы с сестрой хотите, чтобы я нашел сокровища удавленной тетки! Верно?
— Грубо говоря, да и, разумеется, не за просто так.
— Заранее благодарен, вот только где их искать и был ли вообще ребеночек?
— Ребеночек был, и в этом мы с Танькой уверены, иначе на кой черт она нам сдалась. Альтруизмом, как ты говоришь, мы не страдаем. Не стали бы мы два года кряду просто так ее нянчить, она того не заслужила.
— Возможно, но мы отступили от темы. Где, хотя бы предположительно, она могла хранить свой золотой запас?
— Если бы это нам было известно, то мы обошлись бы своими силами, без привлечения посторонних лиц, но мы не знаем, хотя можем предположить, что все свои капиталы она держала при себе, так как была существом осторожным и подозрительным.
— То есть ты хочешь сказать, что деньги спрятаны где-то дома?
— Именно так, в крайнем случае на дачном участке, но вряд ли, потому что мы с Танькой обшаривали его все прошедшее лето.
— Это при живом-то человеке?
— Да, только не надо читать мне мораль, я здесь не для того.
— Прости, я забыл, с кем имею дело. Значит, ты утверждаешь, что наиболее вероятное место хранения тетушкиных ценностей — ее собственная квартира? К сожалению, там уже поработала милиция, и, насколько мне известно, ничего стоящего они не нашли.
— Не нашли, потому что не искали.
— А что вам мешает этими поисками заняться самим?
— Квартира опечатана, и ключи в милиции.
— Когда-то ведь ее распечатают, тогда и ищите себе на здоровье.
— По идее так и должно быть, но мне не нравится то обстоятельство, что они подвергают сомнению законность переоформления ордера.
— А вы?
— Что мы?
— У вас на этот счет никаких сомнений нет?
— Я думаю, что этот аспект к нашему настоящему делу не относится.
— Да, конечно, — подумав, согласился я. — И что же ты мне предлагаешь? Взлом замка теткиной квартиры или проникновение через балкон третьего этажа?
— А это уже профессионалу решать, — с иронией, но вполне серьезно ответила Кнопка. — Тут я не советчик. Сделаешь так, как тебе будет удобнее. Думаю, что любой вариант труда не составит, особенно если все это проделать ночью. И главное — никакого риска, оба теткиных окна смотрят на глухой торец соседнего дома.
— Тебе не кажется, что ты толкаешь меня на преступление?
— Все относительно. Сама наша жизнь, по большому счету, уже преступление.
— Попрошу мне баки не забивать, умная больно.
— Да уж не жалуюсь.
— Оно и видно. И давно ты, многоуважаемая, решила меня таким образом подставить?
— Не понимаю, о чем речь.
— Все ты прекрасно понимаешь. Я преступным путем проникаю в квартиру, устраиваю там глобальный шмон, совершенно того не подозревая, что ты в это время звонишь в милицию и сообщаешь, что в теткиной опечатанной квартире кто-то находится. Они приезжают, вяжут мне белые рученьки, и ты торжествуешь. Преступник, который был заинтересован в смерти Нины Антоновны, взят с поличным! И значит, с твоей дорогой сестрицы снимаются все подозрения. Недурно придумано, только битый я и перебитый. И насадить меня на такой шершавый кукан не удастся.
— Господи, ну и дурак же ты, Костя. Я тебе дело предлагаю, а ты хреновину плетешь. Ну да ладно, не о чем нам с тобой говорить.
— Я тоже так думаю. Тебя проводить?
— Не надо, я на машине.
— Что-то не заметил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21