Я
бы не имел ничего против, если бы Сеймур истолковал мой звонок как запрос
по поводу его предложения. Это создало бы у него впечатление, что я к его
словам отнесся серьезно, и если медлю с ответом, то лишь потому, что жду
указаний. А для меня сейчас самое важное - выиграть время. Главная моя
задача почти решена. Остается решить менее важную, скорее личного плана -
вырваться из объятий Сеймура.
Чтобы усмирить наконец джаз, дирижер делает взмах руками, от которого
чуть не взметнулся к потолку. И тут же в мертвой до головокружения тишине
я слышу шепот Грейс:
- Майкл, вы меня любите?
- На это я уже дал исчерпывающий ответ, - нежно говорю я.
- Я имею в виду не какую-то там любовь, а скорее привязанность,
дружбу...
- А, это другое дело. Я люблю всех людей. Одних больше, других
меньше. Вы из тех, кого я люблю больше.
- А Сеймур?
- Перестаньте приставать ко мне с вашим Сеймуром. Ума - палата,
согласен, но что из этого?
- Это опасный ум, - говорит Грейс. - Близость с таким человеком
здоровья не прибавляет.
- Опасный?
- Его голова, как те тихие машины, что производят ультразвук.
- Слышал что-то.
- Машины, чьи звуковые колебания оказывают вредное действие на
организм: при меньшей мощности причиняют головные боли, а при большей -
убивают на расстоянии.
- Человеку пора привыкать к головным болям, - замечаю я, почти с
кельнерской сноровкой наполняя бокалы.
- Интереснее всего то, что Сеймур питает к вам чувства, которые вы
называете дружбой. Просто невероятно!..
- Если не ошибаюсь, он и к вам питает чувства, хотя несколько иного
свойства.
- Вы путаете времена глагола, Майкл. Он, может, и питал какие-то
чувства, но это было очень давно.
Отпив из бокала, она смотрит на меня своими сине-зелеными глазами, но
взгляд ее настолько рассеян, что, кажется, она смотрит куда-то мимо меня.
- Помните ту драку в кабаке? И то, как Уильям бросился вас выручать?
Не кто-нибудь, а сам Сеймур пришел на помощь! Если бы я не видела
собственными глазами, ни за что бы не поверила.
- А вы ждали, что он будет спокойно смотреть, как те меня убивают?
- Ну конечно, именно этого я ждала. Я нисколько не сомневалась, что
он до конца останется безучастным свидетелем, и не потому, что он боится,
не из-за неприязни к вам, нет, просто в силу привычки смотреть на жизнь
как на процесс гниения. И чтобы не пачкать руки, не станет вмешиваться в
этот процесс.
- Я и в самом деле признателен ему, что он оказал мне помощь, но я и
не подозревал, что это жертва с его стороны.
- А другой его жест?
- Какой именно? Потому что, если вы замечаете, число их стало
угрожающе расти.
- Да, по отношению к нам - точнее, по отношению к нашим с вами
отношениям.
- Но ведь вы сами говорили, что не надо путать времена глаголов?
- Это не имеет значения. Если бы кто-нибудь другой позволил себе то,
что вы себе позволяете, уверяю вас, Сеймур тут же сделал бы из него
отбивную котлету. И вовсе не из ревности, а так, в назидание, чтобы ни
один простой смертный не смел посягать на то, что принадлежит самому
мистеру Сеймуру. Можно подумать, что он в вас влюблен.
Я собираюсь что-то возразить, но в этот момент раздается
предупредительное верещание оркестра и появляется уже знакомая парочка -
госпожа с вуалью и горничная с зеркалом.
- Это, я полагаю, будет для вас интересно, - говорю я, когда оркестр
несколько поутих. - Вы, если не ошибаюсь, еще не замужем?
Какое-то время Грейс наблюдает предбрачную церемонию. Потом,
обернувшись к столу, бросает с тоскливым видом:
- Как глупо...
- Что? Брак?
- Нет. То, что в наши дни даже самое сокровенное превращается в
жалкий фарс.
- Почему фарс? Красивое тело - это не фарс.
- Тело можно показывать и без свадебной фаты, - возражает женщина.
Потом неожиданно, безо всякой связи, с каким-то ожесточением бросает: -
Ненавижу Сеймура!
- Ненависть порой весьма двойственное чувство.
- Вполне искренне вам говорю: ненавижу его настоящей ненавистью.
- Возможно. Только чем я могу вам помочь? Застрелить его?
- Обезоружьте его, одурачьте, сделайте его смешным. Сеймур смешон!
Голову бы отдала, только бы увидеть такое зрелище.
- Насколько мне известно, мужчин делают смешными преимущественно
женщины. Так что вам и карты в руки.
- Это вовсе не женская игра. Не прикидывайтесь наивным. Я сегодня
слышала часть вашего разговора.
- Невольно, конечно.
- Вольно или невольно, но слышала.
Она берет сигарету и с такой нервозностью щелкает зажигалкой, что при
ее обычной невозмутимости это можно расценивать как психический срыв.
- Никак не выйду из-под наблюдения! - устало вздыхаю я. - Сперва
датская полиция, потом Сеймур, а теперь - вы.
- Одурачьте его, Майкл, сделайте его смешным! - упорствует Грейс.
- Мне не совсем понятен смысл вашей терминологии.
- Возьмите деньги, которые он вам предлагает!
- Деньги никогда не предлагают просто так. Раз уж вы нас
подслушивали, то должны знать, что Сеймур хочет получить взамен товар,
которым я не располагаю.
- Но Уильям сразу не станет вас прижимать, я его знаю. Ему захочется
купить вас не только долларами, но и своим поистине царским великодушием.
Постарается связать вас нитью признательности. Вы получите все, что он вам
обещал, и даже больше того. Он будет терпеливо ждать, пока вы сами не
заговорите. Оставит вас в покое на неделю или на целый месяц. А мне
потребуется всего лишь несколько часов, чтобы перебросить вас в
какую-нибудь нейтральную страну, где Сеймур и обнаружить вас не сможет и
тем более что-либо сделать.
- А вы что выиграете от этого? Свадебную фату?
- Брак вам не грозит, не бойтесь, - отвечает Грейс.
Я бросаю взгляд на эстраду: словно в подтверждение ее слов, невеста
под вуалью, достаточно прозрачной, чтоб ничего не скрывать, удаляется от
меня.
- Если хотите, я могу не надоедать вам и своей дружбой, - добавляет
женщина, чтобы окончательно меня успокоить.
- Тогда мне не понятны мотивы вашей филантропии.
- Филантропия? Если бы вы только знали, до какой степени я жажду
видеть, как этот "большой интеллект" сядет в лужу!
И во внезапном порыве долго сдерживаемого раздражения дама резким
движением разбивает о край стола бокал.
Мы снова на пустынной улице. Звонкие ночные шаги. Мелодия старого
шлягера. Идем медленно, и я рассеянно слушаю ровный голос Грейс, которая
машинально покачивает в руке изящную сумочку...
- Первое время, когда я его отвергала, он с ума сходил по мне, а
когда уступила, стала нежной, сбесился... Хотя прошло уже пять лет, он и
теперь не желает, чтобы я отдавалась ему добровольно, он должен брать меня
силой, и я должна затевать игру, сопротивляться, отталкивать его до тех
пор, пока он грубо не овладеет мной; я должна создавать у него иллюзию,
что он берет меня силой. Нормальное человеческое чувство приводит его в
ярость. Любовь для него не просто влечение, а исступленная схватка
животных; и если ты не животное, изображай себя животным... Впрочем, его
все реже прельщает и эта игра...
- Может быть, он искал в вас воплощение своего идеала, а вы не
оправдали его надежд...
- Очкарик на низких каблуках, ничего себе идеал... Когда Пигмалион -
маньяк, Галатея может быть только карикатурой. Но я не Галатея и не желаю
быть Галатеей! Я хочу быть тем, кто я есть на самом деле, понимаете?
- Понимаю, понимаю, вы только не волнуйтесь. Вам это совсем не идет.
- Я лучше вас знаю, что мне идет и что нет. Или вы тоже, как Уильям,
хотите вылепить из меня свой идеал?
- Не бойтесь. Я никогда не увлекался скульптурой, а пластическими
операциями тем более.
Мы дошли до поворота к отелю "Кодан". Тут Грейс останавливает меня.
- Не желаю идти в номер, где нас будут подслушивать. Пойдем
куда-нибудь в другое место.
- Куда "в другое место"?
- Все равно куда... На берег моря или в парк.
"Похоже, в этом городе парки находят довольно широкое применение", -
говорю про себя. А вслух произношу другое:
- Ладно, давайте возьмем такси. Я только вчера снял небольшую
квартиру. А поскольку сегодня воскресенье, то едва ли там успели
установить аппаратуру.
Через полчаса мы уже в моей новой квартире; это старая и довольно
запущенная мансарда. Однако Грейс, кажется, нисколько не удручена убогой
обстановкой.
- Это мне напоминает студенческие годы. Господи, какая была бедность
и как спокойно жилось!
- Очарование беззаботных дней.
- Скажите: очарование дней без Сеймура.
- Этот человек стал для вас чем-то вроде навязчивой идеи.
- Скоро он станет тем же и для вас.
- Я все еще не принял решения, Грейс.
- А! Вы все еще верите, что имеете право на свое собственное решение?
Фраза несет в себе довольно-таки обескураживающую иронию, но я
невозмутим и спокойно исполняю роль гостеприимного хозяина:
- Что будете пить?
- Ничего. И перестаньте, ради бога, суетиться. Лучше посидите.
Я покорно опускаюсь в продавленное кресло, в столь позднее время я и
сам не горю желанием хозяйничать. Предчувствуя, что разговор принимает
серьезный характер, закуриваю, чтобы отогнать сон.
- Быть может, вы рассчитываете, воспользовавшись самолетом или
поездом, удрать в последний момент? Но вы даже понятия не имеете о
теперешнем расписании, Майкл. Вы с глупым видом торчите на перроне
вокзала, от которого больше не отойдет ни один поезд. Последний, тот,
спасительный, отбыл сегодня во второй половине дня. А другие не
предусмотрены, поверьте мне.
- Зря вы меня пугаете, дорогая, - отвечаю, едва сдерживая зевоту. -
Ни на каком перроне я не торчу и ни о каком поезде не мечтаю. Мне пока что
и тут неплохо. Особенно после того, как удалось заполучить эту
романтическую мансарду.
- Тогда о каком своем решении вы толкуете? Вы наивный ребенок - весь
во власти Сеймура, а все еще говорите о каком-то своем решении!
- Но ведь и вы мне кое-что обещали, не так ли?
- Да. Не задумываясь над тем, как я рискую, доверившись вам.
- Тогда беспокоиться не о чем. Одно предложение мне сделал Сеймур,
другое - вы. Разве это не роскошь - иметь такой выбор при нынешних
ограниченных возможностях человека?
Женщина пытливо смотрит на меня своими холодными сине-зелеными
глазами, как бы силясь понять, что кроется за моими словами. Потом устало
говорит:
- Все же дайте мне что-нибудь выпить.
8
Копенгаген - город красивый. Но у любого города, даже у самого
красивого, есть свои задворки. Почему я поселился на таких задворках, это
вопрос особый.
Положив на столик только что купленные булочки, я приподнимаю крышку
кофеварки, чтобы посмотреть, как там сочится кофе. Оказывается, деликатный
процесс уже закончился. Дымящаяся жидкость распространяет аромат; судя по
темно-коричневому цвету, кофе получился достаточно крепкий. Наполнив им
большую фарфоровую чашку, оставленную предусмотрительной хозяйкой, даже не
присев, начинаю завтракать.
Насколько я помню, в искусство приготовления кофе меня посвящала
Франсуаз. Это было на уютной вилле в окрестностях Афин, где американцы в
свою очередь посвящали меня в искусство шпионажа. Справедливости ради я
должен признать, что в значительной мере своим воспитанием я обязан
противникам. Одни преподавали мне тонкости шифровки и дешифровки, другие -
приемы двойной игры, третьи - манеры, четвертые - идеи буржуазной
социологии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
бы не имел ничего против, если бы Сеймур истолковал мой звонок как запрос
по поводу его предложения. Это создало бы у него впечатление, что я к его
словам отнесся серьезно, и если медлю с ответом, то лишь потому, что жду
указаний. А для меня сейчас самое важное - выиграть время. Главная моя
задача почти решена. Остается решить менее важную, скорее личного плана -
вырваться из объятий Сеймура.
Чтобы усмирить наконец джаз, дирижер делает взмах руками, от которого
чуть не взметнулся к потолку. И тут же в мертвой до головокружения тишине
я слышу шепот Грейс:
- Майкл, вы меня любите?
- На это я уже дал исчерпывающий ответ, - нежно говорю я.
- Я имею в виду не какую-то там любовь, а скорее привязанность,
дружбу...
- А, это другое дело. Я люблю всех людей. Одних больше, других
меньше. Вы из тех, кого я люблю больше.
- А Сеймур?
- Перестаньте приставать ко мне с вашим Сеймуром. Ума - палата,
согласен, но что из этого?
- Это опасный ум, - говорит Грейс. - Близость с таким человеком
здоровья не прибавляет.
- Опасный?
- Его голова, как те тихие машины, что производят ультразвук.
- Слышал что-то.
- Машины, чьи звуковые колебания оказывают вредное действие на
организм: при меньшей мощности причиняют головные боли, а при большей -
убивают на расстоянии.
- Человеку пора привыкать к головным болям, - замечаю я, почти с
кельнерской сноровкой наполняя бокалы.
- Интереснее всего то, что Сеймур питает к вам чувства, которые вы
называете дружбой. Просто невероятно!..
- Если не ошибаюсь, он и к вам питает чувства, хотя несколько иного
свойства.
- Вы путаете времена глагола, Майкл. Он, может, и питал какие-то
чувства, но это было очень давно.
Отпив из бокала, она смотрит на меня своими сине-зелеными глазами, но
взгляд ее настолько рассеян, что, кажется, она смотрит куда-то мимо меня.
- Помните ту драку в кабаке? И то, как Уильям бросился вас выручать?
Не кто-нибудь, а сам Сеймур пришел на помощь! Если бы я не видела
собственными глазами, ни за что бы не поверила.
- А вы ждали, что он будет спокойно смотреть, как те меня убивают?
- Ну конечно, именно этого я ждала. Я нисколько не сомневалась, что
он до конца останется безучастным свидетелем, и не потому, что он боится,
не из-за неприязни к вам, нет, просто в силу привычки смотреть на жизнь
как на процесс гниения. И чтобы не пачкать руки, не станет вмешиваться в
этот процесс.
- Я и в самом деле признателен ему, что он оказал мне помощь, но я и
не подозревал, что это жертва с его стороны.
- А другой его жест?
- Какой именно? Потому что, если вы замечаете, число их стало
угрожающе расти.
- Да, по отношению к нам - точнее, по отношению к нашим с вами
отношениям.
- Но ведь вы сами говорили, что не надо путать времена глаголов?
- Это не имеет значения. Если бы кто-нибудь другой позволил себе то,
что вы себе позволяете, уверяю вас, Сеймур тут же сделал бы из него
отбивную котлету. И вовсе не из ревности, а так, в назидание, чтобы ни
один простой смертный не смел посягать на то, что принадлежит самому
мистеру Сеймуру. Можно подумать, что он в вас влюблен.
Я собираюсь что-то возразить, но в этот момент раздается
предупредительное верещание оркестра и появляется уже знакомая парочка -
госпожа с вуалью и горничная с зеркалом.
- Это, я полагаю, будет для вас интересно, - говорю я, когда оркестр
несколько поутих. - Вы, если не ошибаюсь, еще не замужем?
Какое-то время Грейс наблюдает предбрачную церемонию. Потом,
обернувшись к столу, бросает с тоскливым видом:
- Как глупо...
- Что? Брак?
- Нет. То, что в наши дни даже самое сокровенное превращается в
жалкий фарс.
- Почему фарс? Красивое тело - это не фарс.
- Тело можно показывать и без свадебной фаты, - возражает женщина.
Потом неожиданно, безо всякой связи, с каким-то ожесточением бросает: -
Ненавижу Сеймура!
- Ненависть порой весьма двойственное чувство.
- Вполне искренне вам говорю: ненавижу его настоящей ненавистью.
- Возможно. Только чем я могу вам помочь? Застрелить его?
- Обезоружьте его, одурачьте, сделайте его смешным. Сеймур смешон!
Голову бы отдала, только бы увидеть такое зрелище.
- Насколько мне известно, мужчин делают смешными преимущественно
женщины. Так что вам и карты в руки.
- Это вовсе не женская игра. Не прикидывайтесь наивным. Я сегодня
слышала часть вашего разговора.
- Невольно, конечно.
- Вольно или невольно, но слышала.
Она берет сигарету и с такой нервозностью щелкает зажигалкой, что при
ее обычной невозмутимости это можно расценивать как психический срыв.
- Никак не выйду из-под наблюдения! - устало вздыхаю я. - Сперва
датская полиция, потом Сеймур, а теперь - вы.
- Одурачьте его, Майкл, сделайте его смешным! - упорствует Грейс.
- Мне не совсем понятен смысл вашей терминологии.
- Возьмите деньги, которые он вам предлагает!
- Деньги никогда не предлагают просто так. Раз уж вы нас
подслушивали, то должны знать, что Сеймур хочет получить взамен товар,
которым я не располагаю.
- Но Уильям сразу не станет вас прижимать, я его знаю. Ему захочется
купить вас не только долларами, но и своим поистине царским великодушием.
Постарается связать вас нитью признательности. Вы получите все, что он вам
обещал, и даже больше того. Он будет терпеливо ждать, пока вы сами не
заговорите. Оставит вас в покое на неделю или на целый месяц. А мне
потребуется всего лишь несколько часов, чтобы перебросить вас в
какую-нибудь нейтральную страну, где Сеймур и обнаружить вас не сможет и
тем более что-либо сделать.
- А вы что выиграете от этого? Свадебную фату?
- Брак вам не грозит, не бойтесь, - отвечает Грейс.
Я бросаю взгляд на эстраду: словно в подтверждение ее слов, невеста
под вуалью, достаточно прозрачной, чтоб ничего не скрывать, удаляется от
меня.
- Если хотите, я могу не надоедать вам и своей дружбой, - добавляет
женщина, чтобы окончательно меня успокоить.
- Тогда мне не понятны мотивы вашей филантропии.
- Филантропия? Если бы вы только знали, до какой степени я жажду
видеть, как этот "большой интеллект" сядет в лужу!
И во внезапном порыве долго сдерживаемого раздражения дама резким
движением разбивает о край стола бокал.
Мы снова на пустынной улице. Звонкие ночные шаги. Мелодия старого
шлягера. Идем медленно, и я рассеянно слушаю ровный голос Грейс, которая
машинально покачивает в руке изящную сумочку...
- Первое время, когда я его отвергала, он с ума сходил по мне, а
когда уступила, стала нежной, сбесился... Хотя прошло уже пять лет, он и
теперь не желает, чтобы я отдавалась ему добровольно, он должен брать меня
силой, и я должна затевать игру, сопротивляться, отталкивать его до тех
пор, пока он грубо не овладеет мной; я должна создавать у него иллюзию,
что он берет меня силой. Нормальное человеческое чувство приводит его в
ярость. Любовь для него не просто влечение, а исступленная схватка
животных; и если ты не животное, изображай себя животным... Впрочем, его
все реже прельщает и эта игра...
- Может быть, он искал в вас воплощение своего идеала, а вы не
оправдали его надежд...
- Очкарик на низких каблуках, ничего себе идеал... Когда Пигмалион -
маньяк, Галатея может быть только карикатурой. Но я не Галатея и не желаю
быть Галатеей! Я хочу быть тем, кто я есть на самом деле, понимаете?
- Понимаю, понимаю, вы только не волнуйтесь. Вам это совсем не идет.
- Я лучше вас знаю, что мне идет и что нет. Или вы тоже, как Уильям,
хотите вылепить из меня свой идеал?
- Не бойтесь. Я никогда не увлекался скульптурой, а пластическими
операциями тем более.
Мы дошли до поворота к отелю "Кодан". Тут Грейс останавливает меня.
- Не желаю идти в номер, где нас будут подслушивать. Пойдем
куда-нибудь в другое место.
- Куда "в другое место"?
- Все равно куда... На берег моря или в парк.
"Похоже, в этом городе парки находят довольно широкое применение", -
говорю про себя. А вслух произношу другое:
- Ладно, давайте возьмем такси. Я только вчера снял небольшую
квартиру. А поскольку сегодня воскресенье, то едва ли там успели
установить аппаратуру.
Через полчаса мы уже в моей новой квартире; это старая и довольно
запущенная мансарда. Однако Грейс, кажется, нисколько не удручена убогой
обстановкой.
- Это мне напоминает студенческие годы. Господи, какая была бедность
и как спокойно жилось!
- Очарование беззаботных дней.
- Скажите: очарование дней без Сеймура.
- Этот человек стал для вас чем-то вроде навязчивой идеи.
- Скоро он станет тем же и для вас.
- Я все еще не принял решения, Грейс.
- А! Вы все еще верите, что имеете право на свое собственное решение?
Фраза несет в себе довольно-таки обескураживающую иронию, но я
невозмутим и спокойно исполняю роль гостеприимного хозяина:
- Что будете пить?
- Ничего. И перестаньте, ради бога, суетиться. Лучше посидите.
Я покорно опускаюсь в продавленное кресло, в столь позднее время я и
сам не горю желанием хозяйничать. Предчувствуя, что разговор принимает
серьезный характер, закуриваю, чтобы отогнать сон.
- Быть может, вы рассчитываете, воспользовавшись самолетом или
поездом, удрать в последний момент? Но вы даже понятия не имеете о
теперешнем расписании, Майкл. Вы с глупым видом торчите на перроне
вокзала, от которого больше не отойдет ни один поезд. Последний, тот,
спасительный, отбыл сегодня во второй половине дня. А другие не
предусмотрены, поверьте мне.
- Зря вы меня пугаете, дорогая, - отвечаю, едва сдерживая зевоту. -
Ни на каком перроне я не торчу и ни о каком поезде не мечтаю. Мне пока что
и тут неплохо. Особенно после того, как удалось заполучить эту
романтическую мансарду.
- Тогда о каком своем решении вы толкуете? Вы наивный ребенок - весь
во власти Сеймура, а все еще говорите о каком-то своем решении!
- Но ведь и вы мне кое-что обещали, не так ли?
- Да. Не задумываясь над тем, как я рискую, доверившись вам.
- Тогда беспокоиться не о чем. Одно предложение мне сделал Сеймур,
другое - вы. Разве это не роскошь - иметь такой выбор при нынешних
ограниченных возможностях человека?
Женщина пытливо смотрит на меня своими холодными сине-зелеными
глазами, как бы силясь понять, что кроется за моими словами. Потом устало
говорит:
- Все же дайте мне что-нибудь выпить.
8
Копенгаген - город красивый. Но у любого города, даже у самого
красивого, есть свои задворки. Почему я поселился на таких задворках, это
вопрос особый.
Положив на столик только что купленные булочки, я приподнимаю крышку
кофеварки, чтобы посмотреть, как там сочится кофе. Оказывается, деликатный
процесс уже закончился. Дымящаяся жидкость распространяет аромат; судя по
темно-коричневому цвету, кофе получился достаточно крепкий. Наполнив им
большую фарфоровую чашку, оставленную предусмотрительной хозяйкой, даже не
присев, начинаю завтракать.
Насколько я помню, в искусство приготовления кофе меня посвящала
Франсуаз. Это было на уютной вилле в окрестностях Афин, где американцы в
свою очередь посвящали меня в искусство шпионажа. Справедливости ради я
должен признать, что в значительной мере своим воспитанием я обязан
противникам. Одни преподавали мне тонкости шифровки и дешифровки, другие -
приемы двойной игры, третьи - манеры, четвертые - идеи буржуазной
социологии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45