С. В. Рокфеллера и г) получить наследство от дальнего родственника, разбогатевшего на Кубе. Эд обязан войти в корыстный контракт с почтмейстером и узнать адреса всех корреспондентов матроны . Важнее всего узнать подруг, ибо никто так не предает друг друга, как женщины, состоящие в приятельстве. Обнаружив их, Эд обязан отправиться в те города и фермы, где они проживают, представиться коммивояжером по распродаже туалетов мадам Помпадур, в процессе рекламы и последующей торговли по образцам выяснить об интересующей нас матроне все, что только удастся, а дальше дело техники".
Как ты понимаешь, «вопрос техники», то есть подробность, самое для меня интересное, но все жулики отчего-то с неохотой про это говорят. Сначала я думал, что они скрытничают, а потом понял свою неправоту. Как истинные профессионалы, они считают совершенно неинтересной свою работу. Их всегда удивляет, отчего же я, неглупый вроде бы человек, не могу уразуметь телячий смысл наипростейшей комбинации.
«Техника отработана здесь, - ответил Джо, постучав костяшками пальцев по переплету книг. - Вы пишете матроне письмо, в котором остерегаете ее от того, чтобы она выходила на улицу пятнадцатого числа с двух до трех, потому что несколько месяцев назад ей приснился сон про то, как она копает землю, а в земле черви и она кидает червей на свою племянницу Сузи… Естественно, матрона сидит дома с двух до трех, и в это время Эд стучится в дверь и спрашивает, какую бахрому пришивать на гроб, заказанный ею позавчера вечером… Вот и все, матрона ваша, птичка в клетке». В клетке? Отчего? Почему «естественно»? Зачем ей помнить сон месячной давности, да и был ли он?" Джо вздохнул: «Так ведь это рассказала подруга, разве не ясно? Матрона писала об этом, подруга помнит, потому что это сон к смерти, все ждут, затаились…» И все-таки я не мог понять, что последует за этим психологическим пассажем, - слишком для меня мудрено все это.
Джо объяснил - без всякого интереса, так сапожник-виртуоз говорит про свою работу, - что в следующем письме матроне, объятой ужасом после визита гробовщика Эда, он оставляет свой адрес и делает постскриптум: «Готовый к услугам врач-экспериментатор Ноэль Дуримаба-Бамба…» Через час пичужка будет отталкивать портье в пансионате с криком: «Пустите меня к Дуримаба-Бамба!». Ее пустят (портье взят на содержание, тридцать баков в месяц, ибо выучит несколько фраз про то, что «мистер Дуримаба откажется помочь вам, если вы начнете говорить о цене за визит. Положите, причем незаметно, пятьдесят баков в конверте на стол и начинайте излагать просьбу…»). Матрона входит. Я - в чалме, а дело - в шляпе. Вот и все…"
Я снова не понял.
Джо посмотрел на меня как на ублюдочного ребенка и объяснил, что он скажет матроне, какое она вскоре получит известие (об этом узнает Эд, просмотрев корреспонденцию от подруг с помощью почтмейстера), и та, прочитав назавтра письмо приятельницы, решит, что вы посланы ей богом. Об этом узнают все остальные матроны, успевай принимать клиентуру; потом включат фармакологию (цена за пилюли вполне сносная, не более двадцати баков за пять штук). Если бы я вошел в его предприятие и покрасил каждую таблетку слабительного в желтый и красный цвет, он бы платил мне двести долларов в месяц…
И все-таки я отказался, хотя так мечтаю послать Маргарет к рождению пятьдесят долларов…
Подожди, меня срочно зовут в лазарет, допишу, когда вернусь…
…А дописывать нечего… Повесился «Джим-кукольник» из двести тринадцатой камеры… Искусственное дыхание не помогло… На столике оставил записку: «А вот теперь-то я навсегда свободен и от вас всех, и от страха!»
Пиши чаще, Ли!
Твой Билл".
14
"Дорогая миссис Роч!
Билл прислал мне пятьдесят долларов, заработанные им, чтобы я передал их Вам для вручения Маргарет на рождество.
С радостью выполняю его просьбу.
Прилагаю конверт, погашенный в Барселоне, так что это вполне подтвердит девочке, что папа находится в интересном, далеком путешествии и постоянно о ней думает.
Через моих друзей я выяснил, что Билл чувствует себя хорошо, условия в Колумбусе отменные, он много работает, надеясь на скорую встречу с Вами.
Искренне Ваш
Ли Холл".
15
"Хай, Джонни!
Как дела? Что молчишь? Неужели тебе нечего сказать братцу, закатившемуся на каторгу, словно на вечный карнавал, но без переодеваний? Как Па? Я чертовски по вас соскучился!
У меня все по-старому. Билл Портер назначил курс против ревматических болей, я помолодел на десять лет, даже баб стал видеть во сне, а больным их не показывают, им все больше облака, да птичек в кущах, да дедушек с бородками…
Рэйдлер, правда, заваривал кашу, но, думаю, все рассосется. Помнишь, я рассказывал тебе про Фолли, карманника из Нью-Йорка? Боевой парень, ни карцера не боялся, ни палок. Отсидел срок, освободился, прислал Биллу письмо, что, мол, вернулся в Нью-Йорк, нашел свою старенькую тетушку, та разревелась, пришлось придумать сказочку про то, что три года провел в путешествии по музеям Рима и Флоренции (или Неаполя? Я всегда путаю, где там у макаронников расположены музеи), и дать старушке слово, что более никогда от нее не отлучится. В тот же вечер, надев костюм и подбрив усы, отправился в город, купил билеты в театр, принес их старушке, та кинулась наряжаться, а он, нетерпеливый, сказал, что будет ждать ее внизу, на улице, под фонарем. Ну ладно, ждет, а тут к нему подваливает фараон и говорит, что, мол, гад, рано ты еще вышел щипать карманы, не стемнело, пойдем, говорит, в участок, нечего тебе коптить небо в центре города… Фолли божится, что завязал, ждет тетушку, идем, мол, в театр смотреть, как девки скачут и рычат, а фараон гнет свое: «В участок, там разберемся, ворюга недобитая». А Фолли не терпел, когда его обижали, я ж говорю, он себя в тюрьме блюл, как на папском конкордате Ватикана. «Я освободился подчистую, - повторил он фараону, - уйди от меня, не то рассержусь». Тут фараон поднимает дубинку и смеется: как, мол, интересно, ты умеешь сердиться? После тюрьмы люди перестают сердиться, они становятся спокойными и послушными. Ну и огрел для пробы Фолли по носу. Тот умылся кровью, достал из кармана браунинг и жахнул пять штук в брюхо фараона. Тот остался жить, легко отделался, а Фолли оттащили в суд и закатили еще тридцать лет, а у него и без того чахотка в последней стадии, ну, мы и решили пустить шапку по тюремному кругу, чтобы собрать ему на лекарства и дополнительное питание. Каждый узник давал по никелю, Билл Портер внес доллар, а миллионщик Карно отказался дать и цент. Рэйдлер как услыхал про это, так и попер на него, мол, сколько миллионов унес в клюве, сколько сирот оставил голодными, сколько бедолаг с небоскребов покидалось на мостовую! А тот хнычет, что он финансист и не намерен поддерживать мерзкого карманника. А Рэйдлер на него с кулаками, а я между ними, за драку тут полагается карцер. Правда, Карно это не касается, миллионщик, а нам гнить в мокрухе, а потом харкать кровью. Ладно, развел я их, а потом рассказал Портеру, а Карно вокруг него ходит лисом, ведь Билл - главный человек в тюрьме, к нему все идут за правдой, он здесь как Верховный Судья. Билл пожал плечами, а потом сказал, что больше не намерен видеть Карно и отлучает его от себя навеки. Что тут стало с нашим финансистом! Как он плакал и унижался, как клялся, что не понял, о каком Фолли идет речь, как совал деньги и обещал помочь ему, вплоть до освобождения из-под стражи через два года! А Портер ему на это сказал, что суть не в досрочном освобождении, а в том, что человек, отбывший наказание в тюрьме, все равно в нашем вшивом обществе остается парией, даже решив стать на путь труда и благородной бедности. «Если бы родители относились к детям так, как наша власть относится к людям, вольно или невольно преступившим черту закона, - сказал Портер, - тогда бы вся Америка стала страной бандитов. Умение прощать - главное достоинство умных родителей, а еще более важно забывать прошлое, если оно действительно стало прошлым, то есть не угрожает будущему. Власть должна подражать умным родителям, если мы надеемся хоть как-нибудь превратить страну в большую, добрую семью».
Тут Карно сделал еще одну ошибку, нажав на больную мозоль Билла, ибо предложил ему написать цикл очерков о проблеме вины, наказания и тюрьмы.
Портер аж побледнел: «А какое я имею отношение к вине и наказанию, мистер Карно? Я не считаю возможным быть фиксатором тюремных передряг, поскольку меня не намерены выставлять кандидатом в губернаторы, да и потом, у меня нет дяди-миллионера, который бы покупал мне бумагу и карандаши! Я вижу свое призвание в другом, и никто не вправе обсуждать это мое призвание потому лишь, что оно - мое, как и жизнь, которой я распоряжусь так, как мне подскажет достоинство и совесть».
Тут Карно попер цитировать старого француза, который заварил в Европе кашу (то ли Руссо, то ли Вольтер, я их путаю), Портер ответил ему на латыни, тот перешел на немецкий, а Портер начал чесать на французском, тешились так с полчаса, потом кое-как примирились, но что-то между ними пролегло такое, чего уж не переступишь.
Ладно, Джонни, давай рассказывай о своем житье, но только чего посмешнее, тут своего дерьма хватает, хочется чего повозвышенней!
Остаюсь твоим братом Элом Дженнингсом".
16
"Многоуважаемый мистер Камингс!
Хочу порадовать Вас сообщением о том, что я (с компаньонами) открыл институт «Исследования критических ситуаций, советы, помощь действием». Не скрою, предложений поступает огромное количество, в основном от женщин, которые обеспокоены времяпровождением мужей.
Среди клиентов есть дамы, имена которых Вам хорошо известны, ибо мужья являют собой цвет страны.
Поскольку я считаю себя обязанным Вам за то участие в моей судьбе, которое Вы столь добро проявили, готов оказывать Вам и впредь любые услуги.
Примите, уважаемый мистер Камингс, уверения в совершенном почтении, Искренне Ваш Бенджамин Во, Президент фирмы «Исследование критических ситуаций инкорпорэйтед».
17
"Уважаемый мистер Во!
Рад Вашим успехам.
Убежден, что, как и раньше, Вы будете руководствоваться в Вашей служебной деятельности Законом и Джентльменством.
Лишь святое служение Духу и Букве нашей Конституции может помочь Вам развернуть Ваш бизнес не только на уровне Штата, но и в столице.
В ближайшее время к Вам приедет один из юристов, который даст Вам ряд советов и обменяется соображениями по всем интересующим Вас вопросам.
Искренне
Камингс".
18
"Любимая сестренка!
Как ты поживаешь, ненаглядная, нежная Магда? Уже три дня не было от тебя писем, а мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как я разговаривал с тобою… Да, именно так, разговаривал, ибо я слышу твои интонации, когда читаю твои письма, слышу твой смех, вижу твои лукавые глазенки и ямочки на румяных щечках…
Солнце мое, пожалуйста, немедленно, подчеркиваю, немедленно поручи Шульцу связаться с представителем «Фуд корпорэйшн». Эта фирма поставляет продукты нашей богадельне. Пусть Шульц скажет им, чтобы не валяли дурака! Билл Портер, принимающий продукты, рассказал, что в них слишком много червей, и грозился устроить скандал. Мы-то здесь живем привилегированно, и нам, как понимаешь, привозят отменную еду. Портер относится к числу тех людей, которые могут закусить удила.
А у нас с тобой акций этой самой «Фуд корпорэйшн» примерно на сто двадцать тысяч баков.
Понятно, я пока что погасил этот скандал, предложив Портеру написать разоблачительную статью, пообещав переправить ее через тебя в газеты… Не удивляйся, именно так следует поступать с людьми его норова. Попроси я его промолчать, он бы взбрыкнул, как норовистый конь, конец отношениям… Я, наоборот, гневался и пускал пену, говорил, что его подвижничество, которое неминуемо приведет его в одиночку и карцер, станет примером для остальных заключенных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Как ты понимаешь, «вопрос техники», то есть подробность, самое для меня интересное, но все жулики отчего-то с неохотой про это говорят. Сначала я думал, что они скрытничают, а потом понял свою неправоту. Как истинные профессионалы, они считают совершенно неинтересной свою работу. Их всегда удивляет, отчего же я, неглупый вроде бы человек, не могу уразуметь телячий смысл наипростейшей комбинации.
«Техника отработана здесь, - ответил Джо, постучав костяшками пальцев по переплету книг. - Вы пишете матроне письмо, в котором остерегаете ее от того, чтобы она выходила на улицу пятнадцатого числа с двух до трех, потому что несколько месяцев назад ей приснился сон про то, как она копает землю, а в земле черви и она кидает червей на свою племянницу Сузи… Естественно, матрона сидит дома с двух до трех, и в это время Эд стучится в дверь и спрашивает, какую бахрому пришивать на гроб, заказанный ею позавчера вечером… Вот и все, матрона ваша, птичка в клетке». В клетке? Отчего? Почему «естественно»? Зачем ей помнить сон месячной давности, да и был ли он?" Джо вздохнул: «Так ведь это рассказала подруга, разве не ясно? Матрона писала об этом, подруга помнит, потому что это сон к смерти, все ждут, затаились…» И все-таки я не мог понять, что последует за этим психологическим пассажем, - слишком для меня мудрено все это.
Джо объяснил - без всякого интереса, так сапожник-виртуоз говорит про свою работу, - что в следующем письме матроне, объятой ужасом после визита гробовщика Эда, он оставляет свой адрес и делает постскриптум: «Готовый к услугам врач-экспериментатор Ноэль Дуримаба-Бамба…» Через час пичужка будет отталкивать портье в пансионате с криком: «Пустите меня к Дуримаба-Бамба!». Ее пустят (портье взят на содержание, тридцать баков в месяц, ибо выучит несколько фраз про то, что «мистер Дуримаба откажется помочь вам, если вы начнете говорить о цене за визит. Положите, причем незаметно, пятьдесят баков в конверте на стол и начинайте излагать просьбу…»). Матрона входит. Я - в чалме, а дело - в шляпе. Вот и все…"
Я снова не понял.
Джо посмотрел на меня как на ублюдочного ребенка и объяснил, что он скажет матроне, какое она вскоре получит известие (об этом узнает Эд, просмотрев корреспонденцию от подруг с помощью почтмейстера), и та, прочитав назавтра письмо приятельницы, решит, что вы посланы ей богом. Об этом узнают все остальные матроны, успевай принимать клиентуру; потом включат фармакологию (цена за пилюли вполне сносная, не более двадцати баков за пять штук). Если бы я вошел в его предприятие и покрасил каждую таблетку слабительного в желтый и красный цвет, он бы платил мне двести долларов в месяц…
И все-таки я отказался, хотя так мечтаю послать Маргарет к рождению пятьдесят долларов…
Подожди, меня срочно зовут в лазарет, допишу, когда вернусь…
…А дописывать нечего… Повесился «Джим-кукольник» из двести тринадцатой камеры… Искусственное дыхание не помогло… На столике оставил записку: «А вот теперь-то я навсегда свободен и от вас всех, и от страха!»
Пиши чаще, Ли!
Твой Билл".
14
"Дорогая миссис Роч!
Билл прислал мне пятьдесят долларов, заработанные им, чтобы я передал их Вам для вручения Маргарет на рождество.
С радостью выполняю его просьбу.
Прилагаю конверт, погашенный в Барселоне, так что это вполне подтвердит девочке, что папа находится в интересном, далеком путешествии и постоянно о ней думает.
Через моих друзей я выяснил, что Билл чувствует себя хорошо, условия в Колумбусе отменные, он много работает, надеясь на скорую встречу с Вами.
Искренне Ваш
Ли Холл".
15
"Хай, Джонни!
Как дела? Что молчишь? Неужели тебе нечего сказать братцу, закатившемуся на каторгу, словно на вечный карнавал, но без переодеваний? Как Па? Я чертовски по вас соскучился!
У меня все по-старому. Билл Портер назначил курс против ревматических болей, я помолодел на десять лет, даже баб стал видеть во сне, а больным их не показывают, им все больше облака, да птичек в кущах, да дедушек с бородками…
Рэйдлер, правда, заваривал кашу, но, думаю, все рассосется. Помнишь, я рассказывал тебе про Фолли, карманника из Нью-Йорка? Боевой парень, ни карцера не боялся, ни палок. Отсидел срок, освободился, прислал Биллу письмо, что, мол, вернулся в Нью-Йорк, нашел свою старенькую тетушку, та разревелась, пришлось придумать сказочку про то, что три года провел в путешествии по музеям Рима и Флоренции (или Неаполя? Я всегда путаю, где там у макаронников расположены музеи), и дать старушке слово, что более никогда от нее не отлучится. В тот же вечер, надев костюм и подбрив усы, отправился в город, купил билеты в театр, принес их старушке, та кинулась наряжаться, а он, нетерпеливый, сказал, что будет ждать ее внизу, на улице, под фонарем. Ну ладно, ждет, а тут к нему подваливает фараон и говорит, что, мол, гад, рано ты еще вышел щипать карманы, не стемнело, пойдем, говорит, в участок, нечего тебе коптить небо в центре города… Фолли божится, что завязал, ждет тетушку, идем, мол, в театр смотреть, как девки скачут и рычат, а фараон гнет свое: «В участок, там разберемся, ворюга недобитая». А Фолли не терпел, когда его обижали, я ж говорю, он себя в тюрьме блюл, как на папском конкордате Ватикана. «Я освободился подчистую, - повторил он фараону, - уйди от меня, не то рассержусь». Тут фараон поднимает дубинку и смеется: как, мол, интересно, ты умеешь сердиться? После тюрьмы люди перестают сердиться, они становятся спокойными и послушными. Ну и огрел для пробы Фолли по носу. Тот умылся кровью, достал из кармана браунинг и жахнул пять штук в брюхо фараона. Тот остался жить, легко отделался, а Фолли оттащили в суд и закатили еще тридцать лет, а у него и без того чахотка в последней стадии, ну, мы и решили пустить шапку по тюремному кругу, чтобы собрать ему на лекарства и дополнительное питание. Каждый узник давал по никелю, Билл Портер внес доллар, а миллионщик Карно отказался дать и цент. Рэйдлер как услыхал про это, так и попер на него, мол, сколько миллионов унес в клюве, сколько сирот оставил голодными, сколько бедолаг с небоскребов покидалось на мостовую! А тот хнычет, что он финансист и не намерен поддерживать мерзкого карманника. А Рэйдлер на него с кулаками, а я между ними, за драку тут полагается карцер. Правда, Карно это не касается, миллионщик, а нам гнить в мокрухе, а потом харкать кровью. Ладно, развел я их, а потом рассказал Портеру, а Карно вокруг него ходит лисом, ведь Билл - главный человек в тюрьме, к нему все идут за правдой, он здесь как Верховный Судья. Билл пожал плечами, а потом сказал, что больше не намерен видеть Карно и отлучает его от себя навеки. Что тут стало с нашим финансистом! Как он плакал и унижался, как клялся, что не понял, о каком Фолли идет речь, как совал деньги и обещал помочь ему, вплоть до освобождения из-под стражи через два года! А Портер ему на это сказал, что суть не в досрочном освобождении, а в том, что человек, отбывший наказание в тюрьме, все равно в нашем вшивом обществе остается парией, даже решив стать на путь труда и благородной бедности. «Если бы родители относились к детям так, как наша власть относится к людям, вольно или невольно преступившим черту закона, - сказал Портер, - тогда бы вся Америка стала страной бандитов. Умение прощать - главное достоинство умных родителей, а еще более важно забывать прошлое, если оно действительно стало прошлым, то есть не угрожает будущему. Власть должна подражать умным родителям, если мы надеемся хоть как-нибудь превратить страну в большую, добрую семью».
Тут Карно сделал еще одну ошибку, нажав на больную мозоль Билла, ибо предложил ему написать цикл очерков о проблеме вины, наказания и тюрьмы.
Портер аж побледнел: «А какое я имею отношение к вине и наказанию, мистер Карно? Я не считаю возможным быть фиксатором тюремных передряг, поскольку меня не намерены выставлять кандидатом в губернаторы, да и потом, у меня нет дяди-миллионера, который бы покупал мне бумагу и карандаши! Я вижу свое призвание в другом, и никто не вправе обсуждать это мое призвание потому лишь, что оно - мое, как и жизнь, которой я распоряжусь так, как мне подскажет достоинство и совесть».
Тут Карно попер цитировать старого француза, который заварил в Европе кашу (то ли Руссо, то ли Вольтер, я их путаю), Портер ответил ему на латыни, тот перешел на немецкий, а Портер начал чесать на французском, тешились так с полчаса, потом кое-как примирились, но что-то между ними пролегло такое, чего уж не переступишь.
Ладно, Джонни, давай рассказывай о своем житье, но только чего посмешнее, тут своего дерьма хватает, хочется чего повозвышенней!
Остаюсь твоим братом Элом Дженнингсом".
16
"Многоуважаемый мистер Камингс!
Хочу порадовать Вас сообщением о том, что я (с компаньонами) открыл институт «Исследования критических ситуаций, советы, помощь действием». Не скрою, предложений поступает огромное количество, в основном от женщин, которые обеспокоены времяпровождением мужей.
Среди клиентов есть дамы, имена которых Вам хорошо известны, ибо мужья являют собой цвет страны.
Поскольку я считаю себя обязанным Вам за то участие в моей судьбе, которое Вы столь добро проявили, готов оказывать Вам и впредь любые услуги.
Примите, уважаемый мистер Камингс, уверения в совершенном почтении, Искренне Ваш Бенджамин Во, Президент фирмы «Исследование критических ситуаций инкорпорэйтед».
17
"Уважаемый мистер Во!
Рад Вашим успехам.
Убежден, что, как и раньше, Вы будете руководствоваться в Вашей служебной деятельности Законом и Джентльменством.
Лишь святое служение Духу и Букве нашей Конституции может помочь Вам развернуть Ваш бизнес не только на уровне Штата, но и в столице.
В ближайшее время к Вам приедет один из юристов, который даст Вам ряд советов и обменяется соображениями по всем интересующим Вас вопросам.
Искренне
Камингс".
18
"Любимая сестренка!
Как ты поживаешь, ненаглядная, нежная Магда? Уже три дня не было от тебя писем, а мне кажется, что прошла вечность с тех пор, как я разговаривал с тобою… Да, именно так, разговаривал, ибо я слышу твои интонации, когда читаю твои письма, слышу твой смех, вижу твои лукавые глазенки и ямочки на румяных щечках…
Солнце мое, пожалуйста, немедленно, подчеркиваю, немедленно поручи Шульцу связаться с представителем «Фуд корпорэйшн». Эта фирма поставляет продукты нашей богадельне. Пусть Шульц скажет им, чтобы не валяли дурака! Билл Портер, принимающий продукты, рассказал, что в них слишком много червей, и грозился устроить скандал. Мы-то здесь живем привилегированно, и нам, как понимаешь, привозят отменную еду. Портер относится к числу тех людей, которые могут закусить удила.
А у нас с тобой акций этой самой «Фуд корпорэйшн» примерно на сто двадцать тысяч баков.
Понятно, я пока что погасил этот скандал, предложив Портеру написать разоблачительную статью, пообещав переправить ее через тебя в газеты… Не удивляйся, именно так следует поступать с людьми его норова. Попроси я его промолчать, он бы взбрыкнул, как норовистый конь, конец отношениям… Я, наоборот, гневался и пускал пену, говорил, что его подвижничество, которое неминуемо приведет его в одиночку и карцер, станет примером для остальных заключенных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33