Он чувствовал облегчение.
Жалкий, ничтожный торгаш — вот кто такой Уорд.
И его не извиняет старческий маразм, как Скроггинса лет ему сорок — сорок пять от силы. Он, по всей видимости, получил образование, поездил по стране.
Зимним вечером он появляется в городе, нагоняет, надо признаться, на всех страху, заставляет людей теряться в догадках и обсуждать их. А потом — пшик! — перекупает у Скроггинса бильярдную.
— Дельце превосходное! Сложа руки сидеть не придется.
Ощутил ли Джастин иронию? Кажется, нет. Остался на месте, но так поглядывает на свой стакан и на присутствующих, словно втайне ликует и упивается этим.
— Я думаю, он уступит вам свою спальню? То-то Элинор подосадует, что потеряла жильца!
— Я оставляю Скроггинса у себя. Жить он будет где жил.
— Не обмыть ли нам сделку?
— Если хотите.
— Что будете пить, Чалмерс? Джастин угощает Виски с содовой?
Себе Чарли, хотя час и был неурочный, налил целую стопку джина.
— А вам, Джастин?
— Благодарю, ничего. У меня есть мое пиво.
— Кстати о пиве. Вы, конечно, попробуете выхлопотать разрешение торговать им? Скроггинсу это не удалось, но он ведь не знал, как взяться за дело.
Опять ирония. Группа влиятельных в городе лиц неизменно препятствовала любой попытке получить патент на продажу пива и напитков, содержащих алкоголь.
— Разрешение у меня будет.
— Серьезно? Вам его обещали?
— Я знаю: оно у меня будет.
— Быть может, за вас вступится Нордел?
Это уже было откровенное издевательство: Нордел слыл яростным и непримиримым противником торговли спиртным.
— Полагаю, да.
— Правда! Вы же старые друзья.
Чарли хотел остановиться, но не мог. Ему нужно было расквитаться за свои страхи и — особенно — заискивание. Это вскипало в нем, как пузырьки в воде. Когда над ним имели неосторожность подшутить, он вспыхивал подчас, как его малолетний сынишка, и тогда не знал удержу.
— Начинаю побаиваться за свой бизнес, — добавил он с напускной серьезностью. — Говорят, есть города, где на бильярде играют по-крупному. Сколько просадят у вас, столько будет потеряно для скачек. Не очень-то любезно с вашей стороны, Джастин!
Ишь ты таракан! Как можно было так ошибиться?
Он же и выглядел сущим тараканом — потертое пальто, черные ботинки, чемоданчик! А эта манера напускать на себя таинственность, чтобы выглядеть повнушительней!
Неудивительно, что ФБР никогда им не интересовалось. Такой мелюзгой занимаются только постовые, запрещая ставить тележки поперек улицы, торговать несвежим товаром, отпускать подросткам спиртное.
А когда они начинают мешать, их вызывают к начальнику полиции и прозрачно намекают, что им самим будет лучше, если они займутся своим грошовым бизнесом где-нибудь в другом месте.
Таких выбрасывают за дверь пинком под зад. Они поневоле кочуют по стране: быстро начинают мозолить глаза, вот им и приходится сматываться.
Считать, конечно, У орд умеет — этого не отнимешь, раз ему удалось отложить пять тысяч долларов. Только копил он эти пять тысяч лет двадцать, если не больше.
— Входи, Саундерс! Что будешь пить? Джастин всех угощает.
До чего забавно видеть на лице Саундерса изумление, вызванное даже не столько новостью, сколько тоном, который ни с того ни с сего позволяет себе Чарли!
— Разреши представить тебе преемника старого Скроггинса.
Штукатур не поверил.
— Правда? — переспросил он Уорда все еще уважительным тоном.
— Точно.
— А!..
Расхохотаться Саундерс не посмел, но, так и не решив, как ему реагировать, важно объявил:
— В таком случае двойной бурбон. Без сельтерской.
Словом, история не продлилась и неделю. Остается предупредить Брукса, но для этого надо выждать, пока Уорд уйдет. Согласно его расписанию, это будет через несколько минут. Расписание! Подумать только, его размеренный образ жизни и тот произвел на них впечатление!
Надо также позвонить Элинор. Нет, эта не поймет, в чем тут соль: она не бывала в бильярдной. Да и Скроггинса не знает, разве что видела издали, с порога.
Одного Джастину не занимать — нахальства. Он не моргнул глазом, притворился, что ничего не заметил, и лишь когда стрелки часов дошли до шести, соскользнул с табурета, вытащил из кармана пресловутую пачку кредиток.
— Два доллара пятьдесят, Джастин. Будь сегодня суббота, заплатили бы дороже.
Не успел Уорд закрыть за собой дверь, как Чарли уже стоял у телефона.
— Кеннет?.. Ладно, свою новость выложишь после.
Моя важней, и подать ее я хочу горяченькой… Да, насчет Уорда. Знаешь, что он такое? Он нас провел… Да, да, и тебя тоже. Он только что купил бильярдную Скроггинса. Сам будет содержать эту лавочку напротив и надеется получить разрешение на пиво.
Посетители, наблюдавшие за Чарли, только диву дались, когда он вдруг посерьезнел. Итальянец, не перебивая, выслушал раскаты шерифского баса, вырывавшиеся из трубки.
— Ты не ошибся?.. Говоришь, письмо получил?.. Больше там ничего не сказано?.. Постарайся завернуть ко мне… Ничего, выберешь минутку… Отстань ты от меня со своей женой!
Трубку Чарли повесил с растерянным видом.
— Он не тот, за кого ты его принял?
— Кеннет сказал…
Чарли повел глазами вокруг, словно проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь.
— Он только что получил письмо из ФБР. Уорда рекомендуют оставить в покое.
Стаканы из-под выпивки за счет Джастина еще стояли на стойке, и у Чарли сосало под ложечкой при мысли о тоне, каким он говорил пять минут назад, когда у него в груди словно вскипали пузырьки, срываясь с губ дурацкими шутками.
— Что будете пить? — осведомился он, озабоченно хмурясь.
Глава 4
«…Не отрицаю, я несколько раз менял мнение о нем.
Ясно одно: он знает что делает. Он выложил Скроггинсу шестьсот чистоганом — дорогая цена за три бильярда с протертым сукном, стойку, полдюжины стульев и договор об аренде, срок которого истекает через два года.
Больше того, обязался платить старому дурню двадцать долларов еженедельно и оставил за ним его комнату в заведении.
Ты что-нибудь понимаешь? Не кажется ли тебе, что во всем этом есть нечто подозрительное? Покупка состоялась в понедельник, и вот уже целую неделю один поденщик, которого мы зовем Юго, перекрашивает ему зал.
Вот, кстати, еще одна деталь, характерная для Уорда.
Этот Юго регулярно напивается у меня вечером в субботу. Я не выставляю его: он в своем роде местная достопримечательность, и все ему симпатизируют. В субботу Джастин тоже был у меня, сидел у другого конца стойки.
Он не сказал Юго ни слова. Все знают, что в воскресенье Уорд ходил к нему домой, на край города, хотя снегу намело на целый фут. Я называю это скрытничаньем.
Из надежного источника мне известно, что Уорд платит Юго семь долларов в день, и это опять-таки свинство: тот всегда довольствовался пятью. Судя по взятому темпу, с ремонтом они провозятся самое меньшее две недели.
Ну, объясни, как он рассчитывает вернуть затраченные деньги, даже если получит разрешение на пиво, на что уйдут в лучшем случае месяцы!
Пойми меня правильно: я вхожу в эти подробности только потому, что из всех газет, которые он покупает, Джастин читает от корки до корки, включая объявления, лишь одну «Чикаго трибюн». Следовательно, у него есть на то причина…».
Луиджи, адресат письма, был другом детства Чарли и родился на той же улице Бруклина. Подростками они еще с несколькими ребятами итальянского происхождения входили в одни и те же шайки и потом никогда не теряли друг друга из виду. Луиджи преуспел больше остальных. Начал на трансатлантических лайнерах, вернулся, стал старшим коридорным в чикагском отеле «Стивене», дослужился до второго метрдотеля и, наконец, собравшись с духом, открыл собственный ресторан «Луиджи» в театральном квартале.
«Не удивлюсь, если, поговорив кое с кем из твоего окружения, — ты понимаешь, что я имею в виду, — ты наткнешься на ребят, которые его знают.
Когда получу новые сведения, сразу сообщу, но описал я его по возможности точно. Да, совсем забыл одну мелочь, а ведь они тоже порой имеют значение — вспомни отрезанный палец рыжей девчонки! Словом, забыл тебе сказать, что он жутко боится сквозняков, поэтому всегда встает, чтобы закрыть дверь или окно. И еще: он постоянно глотает пилюли из картонной коробочки, которую носит в жилетном кармане. Это характерные приметы. Попробую выяснить, у какого аптекаря Уорд продлевает рецепт, и рано или поздно разузнаю, чем он болен.
Джулия все толстеет — стала прямо как бочка. А помнишь, старина Луиджи, какая она была в детстве — ручки тонкие, как паучьи лапки. Но я не жалуюсь: она все так же подвижна и очень помогает мне в моем бизнесе.
У нас, конечно, не ресторан, однако подчас приходится кормить людей и,..».
Чарли раз десять отрывался от своего длинного письма, которое писал чернильным карандашом, примостясь в уголке бара: его все время отвлекали клиенты, дважды — сам Уорд.
Джастин, по крайней мере в первую неделю, не изменил своим привычкам. Он только чуть позже выходил из дома Элинор и, прежде чем отправиться на Главную улицу за газетами, заглядывал к себе в бильярдную, тщательно притворяя за собой дверь. Юго появлялся раньше него и первым делом промывал стену, которую собирался сегодня красить.
Почему Чарли счел за личную обиду, что Джастин и Майк сговорились без его ведома? Судя по всему, между ними установилось полное взаимопонимание. Через улицу Чарли видел, как Джастин, обычно скупой на слова, болтает с этим здоровенным скотом и тот подчас даже хохочет. А ведь так трудно представить себе, что Уорд способен отпустить шутку!
Вопреки ожиданиям, он не стал модернизировать заведение, не попытался как-то оживить его. Колер для стен выбрал не светлый, приятный для глаз, а темно-зеленый; пол застелил линолеумом желто-коричневых тонов, под мрамор. Не сменил и освещение — плафоны без отражателей, подвешенные на самих проводах.
Вид у него был довольный, как у человека, проворачивающего выгодное дело. Старый Скроггинс, который сразу сдал и одряхлел, растерянно бродил среди швабр и ведер.
В десять утра, как обычно, Джастин заглядывал к Чарли пропустить стопку джина и пробежать газеты; только теперь он время от времени бросал через улицу удовлетворенный взгляд собственника.
Снегопад прекратился. Начался новый, более холодный этап зимы — снег на мостовой и крышах больше не таял, зато стал чернеть. Иногда на час-другой выглядывало солнце; иногда, то утром, то к вечеру, поднимался ветер, неожиданно настигавший прохожих на перекрестках. Все мучились от насморка. Половина клиентов подхватили его и глотали аспирин. Витрины на Главной улице уже декорировались рождественскими подарками, и вскоре над асфальтом должны были повиснуть гирлянды искусственной зелени и цветных лампочек.
Happy Christmas!
По вечерам, когда, уложив детей и заперев бар, Чарли уходил к себе, жена долго не давала ему спать разговорами о рождественских подарках; она беспрерывно пересоставляла их список.
На той же неделе Честер Нордел, войдя в спальню, тоже увидел, что жена еще не заснула. В сорок два года она родила восьмого ребенка, ночью дважды вставала, а в шесть утра опять была на ногах, неизменно живая, мужественная и счастливая в мире, ограниченном для нее стенами дома.
— Мне, пожалуй, лучше рассказать тебе одну вещь, которая меня мучит, — тихо начал Нордел, укладываясь на свою сторону.
Они всегда говорили шепотом: чтобы потолковать о чем-нибудь серьезном, им приходилось выжидать, пока дети уснут.
— Очень давно, в молодые годы, я совершил низость, в чем всегда раскаивался; теперь мой грех и здесь напомнил о себе.
— Ограбил кого-нибудь? — спросила м-с Нордел, нисколько не встревожившись.
— Хуже. Не уверен, поймешь ли ты меня. Было мне около девятнадцати, и родители отправили меня в Даллас к дяде со стороны матери — он был издатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Жалкий, ничтожный торгаш — вот кто такой Уорд.
И его не извиняет старческий маразм, как Скроггинса лет ему сорок — сорок пять от силы. Он, по всей видимости, получил образование, поездил по стране.
Зимним вечером он появляется в городе, нагоняет, надо признаться, на всех страху, заставляет людей теряться в догадках и обсуждать их. А потом — пшик! — перекупает у Скроггинса бильярдную.
— Дельце превосходное! Сложа руки сидеть не придется.
Ощутил ли Джастин иронию? Кажется, нет. Остался на месте, но так поглядывает на свой стакан и на присутствующих, словно втайне ликует и упивается этим.
— Я думаю, он уступит вам свою спальню? То-то Элинор подосадует, что потеряла жильца!
— Я оставляю Скроггинса у себя. Жить он будет где жил.
— Не обмыть ли нам сделку?
— Если хотите.
— Что будете пить, Чалмерс? Джастин угощает Виски с содовой?
Себе Чарли, хотя час и был неурочный, налил целую стопку джина.
— А вам, Джастин?
— Благодарю, ничего. У меня есть мое пиво.
— Кстати о пиве. Вы, конечно, попробуете выхлопотать разрешение торговать им? Скроггинсу это не удалось, но он ведь не знал, как взяться за дело.
Опять ирония. Группа влиятельных в городе лиц неизменно препятствовала любой попытке получить патент на продажу пива и напитков, содержащих алкоголь.
— Разрешение у меня будет.
— Серьезно? Вам его обещали?
— Я знаю: оно у меня будет.
— Быть может, за вас вступится Нордел?
Это уже было откровенное издевательство: Нордел слыл яростным и непримиримым противником торговли спиртным.
— Полагаю, да.
— Правда! Вы же старые друзья.
Чарли хотел остановиться, но не мог. Ему нужно было расквитаться за свои страхи и — особенно — заискивание. Это вскипало в нем, как пузырьки в воде. Когда над ним имели неосторожность подшутить, он вспыхивал подчас, как его малолетний сынишка, и тогда не знал удержу.
— Начинаю побаиваться за свой бизнес, — добавил он с напускной серьезностью. — Говорят, есть города, где на бильярде играют по-крупному. Сколько просадят у вас, столько будет потеряно для скачек. Не очень-то любезно с вашей стороны, Джастин!
Ишь ты таракан! Как можно было так ошибиться?
Он же и выглядел сущим тараканом — потертое пальто, черные ботинки, чемоданчик! А эта манера напускать на себя таинственность, чтобы выглядеть повнушительней!
Неудивительно, что ФБР никогда им не интересовалось. Такой мелюзгой занимаются только постовые, запрещая ставить тележки поперек улицы, торговать несвежим товаром, отпускать подросткам спиртное.
А когда они начинают мешать, их вызывают к начальнику полиции и прозрачно намекают, что им самим будет лучше, если они займутся своим грошовым бизнесом где-нибудь в другом месте.
Таких выбрасывают за дверь пинком под зад. Они поневоле кочуют по стране: быстро начинают мозолить глаза, вот им и приходится сматываться.
Считать, конечно, У орд умеет — этого не отнимешь, раз ему удалось отложить пять тысяч долларов. Только копил он эти пять тысяч лет двадцать, если не больше.
— Входи, Саундерс! Что будешь пить? Джастин всех угощает.
До чего забавно видеть на лице Саундерса изумление, вызванное даже не столько новостью, сколько тоном, который ни с того ни с сего позволяет себе Чарли!
— Разреши представить тебе преемника старого Скроггинса.
Штукатур не поверил.
— Правда? — переспросил он Уорда все еще уважительным тоном.
— Точно.
— А!..
Расхохотаться Саундерс не посмел, но, так и не решив, как ему реагировать, важно объявил:
— В таком случае двойной бурбон. Без сельтерской.
Словом, история не продлилась и неделю. Остается предупредить Брукса, но для этого надо выждать, пока Уорд уйдет. Согласно его расписанию, это будет через несколько минут. Расписание! Подумать только, его размеренный образ жизни и тот произвел на них впечатление!
Надо также позвонить Элинор. Нет, эта не поймет, в чем тут соль: она не бывала в бильярдной. Да и Скроггинса не знает, разве что видела издали, с порога.
Одного Джастину не занимать — нахальства. Он не моргнул глазом, притворился, что ничего не заметил, и лишь когда стрелки часов дошли до шести, соскользнул с табурета, вытащил из кармана пресловутую пачку кредиток.
— Два доллара пятьдесят, Джастин. Будь сегодня суббота, заплатили бы дороже.
Не успел Уорд закрыть за собой дверь, как Чарли уже стоял у телефона.
— Кеннет?.. Ладно, свою новость выложишь после.
Моя важней, и подать ее я хочу горяченькой… Да, насчет Уорда. Знаешь, что он такое? Он нас провел… Да, да, и тебя тоже. Он только что купил бильярдную Скроггинса. Сам будет содержать эту лавочку напротив и надеется получить разрешение на пиво.
Посетители, наблюдавшие за Чарли, только диву дались, когда он вдруг посерьезнел. Итальянец, не перебивая, выслушал раскаты шерифского баса, вырывавшиеся из трубки.
— Ты не ошибся?.. Говоришь, письмо получил?.. Больше там ничего не сказано?.. Постарайся завернуть ко мне… Ничего, выберешь минутку… Отстань ты от меня со своей женой!
Трубку Чарли повесил с растерянным видом.
— Он не тот, за кого ты его принял?
— Кеннет сказал…
Чарли повел глазами вокруг, словно проверяя, не подслушивает ли кто-нибудь.
— Он только что получил письмо из ФБР. Уорда рекомендуют оставить в покое.
Стаканы из-под выпивки за счет Джастина еще стояли на стойке, и у Чарли сосало под ложечкой при мысли о тоне, каким он говорил пять минут назад, когда у него в груди словно вскипали пузырьки, срываясь с губ дурацкими шутками.
— Что будете пить? — осведомился он, озабоченно хмурясь.
Глава 4
«…Не отрицаю, я несколько раз менял мнение о нем.
Ясно одно: он знает что делает. Он выложил Скроггинсу шестьсот чистоганом — дорогая цена за три бильярда с протертым сукном, стойку, полдюжины стульев и договор об аренде, срок которого истекает через два года.
Больше того, обязался платить старому дурню двадцать долларов еженедельно и оставил за ним его комнату в заведении.
Ты что-нибудь понимаешь? Не кажется ли тебе, что во всем этом есть нечто подозрительное? Покупка состоялась в понедельник, и вот уже целую неделю один поденщик, которого мы зовем Юго, перекрашивает ему зал.
Вот, кстати, еще одна деталь, характерная для Уорда.
Этот Юго регулярно напивается у меня вечером в субботу. Я не выставляю его: он в своем роде местная достопримечательность, и все ему симпатизируют. В субботу Джастин тоже был у меня, сидел у другого конца стойки.
Он не сказал Юго ни слова. Все знают, что в воскресенье Уорд ходил к нему домой, на край города, хотя снегу намело на целый фут. Я называю это скрытничаньем.
Из надежного источника мне известно, что Уорд платит Юго семь долларов в день, и это опять-таки свинство: тот всегда довольствовался пятью. Судя по взятому темпу, с ремонтом они провозятся самое меньшее две недели.
Ну, объясни, как он рассчитывает вернуть затраченные деньги, даже если получит разрешение на пиво, на что уйдут в лучшем случае месяцы!
Пойми меня правильно: я вхожу в эти подробности только потому, что из всех газет, которые он покупает, Джастин читает от корки до корки, включая объявления, лишь одну «Чикаго трибюн». Следовательно, у него есть на то причина…».
Луиджи, адресат письма, был другом детства Чарли и родился на той же улице Бруклина. Подростками они еще с несколькими ребятами итальянского происхождения входили в одни и те же шайки и потом никогда не теряли друг друга из виду. Луиджи преуспел больше остальных. Начал на трансатлантических лайнерах, вернулся, стал старшим коридорным в чикагском отеле «Стивене», дослужился до второго метрдотеля и, наконец, собравшись с духом, открыл собственный ресторан «Луиджи» в театральном квартале.
«Не удивлюсь, если, поговорив кое с кем из твоего окружения, — ты понимаешь, что я имею в виду, — ты наткнешься на ребят, которые его знают.
Когда получу новые сведения, сразу сообщу, но описал я его по возможности точно. Да, совсем забыл одну мелочь, а ведь они тоже порой имеют значение — вспомни отрезанный палец рыжей девчонки! Словом, забыл тебе сказать, что он жутко боится сквозняков, поэтому всегда встает, чтобы закрыть дверь или окно. И еще: он постоянно глотает пилюли из картонной коробочки, которую носит в жилетном кармане. Это характерные приметы. Попробую выяснить, у какого аптекаря Уорд продлевает рецепт, и рано или поздно разузнаю, чем он болен.
Джулия все толстеет — стала прямо как бочка. А помнишь, старина Луиджи, какая она была в детстве — ручки тонкие, как паучьи лапки. Но я не жалуюсь: она все так же подвижна и очень помогает мне в моем бизнесе.
У нас, конечно, не ресторан, однако подчас приходится кормить людей и,..».
Чарли раз десять отрывался от своего длинного письма, которое писал чернильным карандашом, примостясь в уголке бара: его все время отвлекали клиенты, дважды — сам Уорд.
Джастин, по крайней мере в первую неделю, не изменил своим привычкам. Он только чуть позже выходил из дома Элинор и, прежде чем отправиться на Главную улицу за газетами, заглядывал к себе в бильярдную, тщательно притворяя за собой дверь. Юго появлялся раньше него и первым делом промывал стену, которую собирался сегодня красить.
Почему Чарли счел за личную обиду, что Джастин и Майк сговорились без его ведома? Судя по всему, между ними установилось полное взаимопонимание. Через улицу Чарли видел, как Джастин, обычно скупой на слова, болтает с этим здоровенным скотом и тот подчас даже хохочет. А ведь так трудно представить себе, что Уорд способен отпустить шутку!
Вопреки ожиданиям, он не стал модернизировать заведение, не попытался как-то оживить его. Колер для стен выбрал не светлый, приятный для глаз, а темно-зеленый; пол застелил линолеумом желто-коричневых тонов, под мрамор. Не сменил и освещение — плафоны без отражателей, подвешенные на самих проводах.
Вид у него был довольный, как у человека, проворачивающего выгодное дело. Старый Скроггинс, который сразу сдал и одряхлел, растерянно бродил среди швабр и ведер.
В десять утра, как обычно, Джастин заглядывал к Чарли пропустить стопку джина и пробежать газеты; только теперь он время от времени бросал через улицу удовлетворенный взгляд собственника.
Снегопад прекратился. Начался новый, более холодный этап зимы — снег на мостовой и крышах больше не таял, зато стал чернеть. Иногда на час-другой выглядывало солнце; иногда, то утром, то к вечеру, поднимался ветер, неожиданно настигавший прохожих на перекрестках. Все мучились от насморка. Половина клиентов подхватили его и глотали аспирин. Витрины на Главной улице уже декорировались рождественскими подарками, и вскоре над асфальтом должны были повиснуть гирлянды искусственной зелени и цветных лампочек.
Happy Christmas!
По вечерам, когда, уложив детей и заперев бар, Чарли уходил к себе, жена долго не давала ему спать разговорами о рождественских подарках; она беспрерывно пересоставляла их список.
На той же неделе Честер Нордел, войдя в спальню, тоже увидел, что жена еще не заснула. В сорок два года она родила восьмого ребенка, ночью дважды вставала, а в шесть утра опять была на ногах, неизменно живая, мужественная и счастливая в мире, ограниченном для нее стенами дома.
— Мне, пожалуй, лучше рассказать тебе одну вещь, которая меня мучит, — тихо начал Нордел, укладываясь на свою сторону.
Они всегда говорили шепотом: чтобы потолковать о чем-нибудь серьезном, им приходилось выжидать, пока дети уснут.
— Очень давно, в молодые годы, я совершил низость, в чем всегда раскаивался; теперь мой грех и здесь напомнил о себе.
— Ограбил кого-нибудь? — спросила м-с Нордел, нисколько не встревожившись.
— Хуже. Не уверен, поймешь ли ты меня. Было мне около девятнадцати, и родители отправили меня в Даллас к дяде со стороны матери — он был издатель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20