А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Из-за своего упрямства он может завтра оказаться в тюрьме.
Мимо, окатив их потоками грязной воды, промчалась машина. Арсен с почтением приложил руку к фуражке.
— Мэтр Морель!.. Теперь они запрутся с хозяином на много часов и сядут на телефон. Этот тип ловко защищается. По делу о неграх он добился временного освобождения из-под стражи.
Мишель смутно вспоминал, что он слышал об этом деле, — тогда оно его не интересовало.
— Это он убил негров?
— Трех или четырех. Запустил в них динамитную шашку. Тому уж лет тридцать. Никто тогда ничего не узнал. Или те, кто знал, промолчали. И вот все всплыло.
Из-за каких-то финансовых махинаций. Похоже, братья Фершо стали кому-то мешать: у них оказались слишком острые зубы. Короче, на них спустили всех собак, примешав к делу политику.
Они уже подъезжали к Кану. В городе было так сумрачно, что в большинстве магазинов зажгли свет в витринах. Вдоль тротуаров скользили блестевшие зонтики. Спасаясь от машины, которая могла облить их грязью, прохожие отскакивали в сторону и прижимались к стенам.
— Где ваш отель?
— Напротив вокзала.
— Надеюсь, вы недолго?
Мишель хотел было во всем признаться Арсену, рассказать про Лину, попросить оставить его с ней на часок.
Но он уже испытывал к шоферу необъяснимую враждебность.
— Я на минуту.
Он подумал, не одолжить ли у того сто или двести франков. Но не сделал и этого.
— Только возьму чемодан и сразу вернусь.
Он узнал гостиницу и бросился по коридору к лестнице, нашел дверь, но она была заперта. Стал стучать, звать. Никто не отвечал. Он бегом вернулся вниз, к хозяйке на кухне.
— Вы не знаете, где моя жена?
— Полчаса назад она забрала ключ и пошла к себе.
— И больше не спускалась?
Та бросила взгляд на табло.
— Феликс? Номер двадцать два в отеле?
— Я ее не видел.
— Она должна быть дома.
Обеспокоенный, мучимый угрызениями совести, Мишель снова поднялся наверх и, постучав сильнее, негромко позвал:
— Это я, Лина! Открой!
Из соседнего номера вышел толстяк в подтяжках и с бритвой в руке.
— Лина, ответь!
Последовавшие минуты показались ему бесконечными. Наконец он услышал движение в комнате, вздох, и глухой голос спросил:
— Кто там?
Шаги. Она приоткрыла дверь. Шляпа на голове у нее перевернулась, пальто смято, на ногах влажные от сырости туфли. Она терла глаза.
— Что случилось? Куда ты пропал?
— Послушай, Лина… Я тороплюсь… Ты проснулась?
Ты меня слышишь?
— Конечно. Почему ты кричишь? Что со мной случилось? Я пошла тебе навстречу на улицу Канонисс.
Видя, как я ходила туда-сюда, женщина из противоположного дома сказала, что никого нет… Я хотела есть. Ты опять не оставил мне денег. Я пошла домой.
Села на кровать… Я думала, что ты скоро вернешься…
Который час?
— Половина третьего…
— Постой, значит, я уснула, — как бы впервые осознав происшедшее, сказала она.
— Да… Послушай, меня взяли. Я получил место.
Поняла? А знаешь, кто мой патрон? Фершо. Тот что из Африки. Объясню в другой раз. Просто замечательно.
Но сейчас он на вилле у моря… Это ненадолго.
— Как ты возбужден…
— Обожди. Внизу машина.
— Какая машина?
— Его, с шофером. Они не должны знать, что ты здесь, что я женат… Поймешь потом.
— Посиди спокойно секунду. Ты меня утомляешь.
— Вот что… Ты сядешь на первый же поезд узкоколейки до Вера. Не забудешь?.. Сейчас напишу…
Это совсем рядом с виллой… Не знаю точно, километра четыре… Наверняка найдешь там гостиницу…
Остановись под своей девичьей фамилией и жди меня.
— Но, Мишель…
Она с трудом приходила в себя после тяжелого сна, а он оглушал ее, мучил и был совершенно не в силах усидеть на месте.
— Поняла?.. Сегодня я могу дать тебе только сто франков; За постой тебе не надо там платить. А этого хватит, чтобы рассчитаться за номер и доехать туда.
— Я хочу есть.
— Поешь рогаликов перед отъездом. Слушай меня, ради бога!.. Говорю тебе, меня ждут. Арсен начнет беспокоиться и явится сюда.
Он сунул ей сто франков, рассеянно поцеловал и бросился на улицу. Потом вернулся, открыл чемодан и выбросил на постель вещи жены.
— Заверни это в бумагу. И главное — не волнуйся.
Я приду как только смогу.
Арсен стоял около машины. По тому, как он утирал усы, было ясно, что он снова выпил рюмку.
— Вот и я! Поехали на улицу Канонисс…
Мишель презирал людей типа этого шофера за их вульгарность, самоуверенность, хитрость. За то, что тот уже взял за правило подмигивать ему.
— А вы там задержались, однако. Уж не занимались ли вы тем же, чем я только что у Дьемегар?
Мишель невольно покраснел. Неужели Арсен догадался? Может быть, спросил что-то у хозяйки отеля?
Мишель стал отрицать и заговорил о пишущей машинке, которую надо взять напрокат.
— Сейчас съездим за ней. Я знаю куда. Хозяин всегда посылает в самые грязные лавки, в которые никто не ходит.
Они остановились перед воротами на улице Канонисс, и Мишель с удовлетворением отметил, что женщина, с которой он разговаривал утром, видит, как он вылезает из машины. Арсен вытащил огромную связку ключей и открыл дверь, примыкавшую к одной из створок ворот.
— Вряд ли стоит въезжать во двор.
Двор был вымощен маленькими круглыми плитками и с трех сторон окружен строениями из серого камня.
Ставни на всех окнах были закрыты. Вместо того чтобы войти через парадный вход, Арсен пошел к служебной двери, от которой у него тоже был ключ. Он зажег свет. Потом снова заговорил насмешливым тоном:
— Конечно, не «Воробьиная стая», но тоже не бог весть какое веселое место! Видели гербы над порталом?
Не знаю уж, с каких времен здесь жили графы. В конце концов осталась одна старая графиня лет восьмидесяти.
Господин Дьедонне воспользовался этим, чтобы купить у нее все — дом вместе с мебелью, посудой, простынями, портретами. Это позволило старухе удалиться в монастырь для знатных господ.
Открывая двери, он зажигал электричество, так как дневной свет не проникал в дом сквозь закрытые ставни.
— Это их большая гостиная… Послушайте-ка…
Тяжело ступая, он прошелся по комнате, и тотчас зазвенела огромная хрустальная люстра. Хрупкие позолоченные стулья стояли вдоль стен, а посередине просторного, как танцевальный зал, помещения лежали свернутые в рулон ковры.
— Комнаты на первом этаже никогда не открываются. Тут есть огромная, как в ресторане, кухня, но Жуэтта не желает туда входить… Пошли наверх.
Они проследовали наверх по большой лестнице с резными перилами. Не стесняясь, Арсен раздавил на ступеньке сигарету и закурил новую, что весьма покоробило Мишеля.
— «Воробьиной стаей» он владеет только с месяц.
Прежде мы жили здесь постоянно. Именно тут перебывали все ваши предшественники.
Он толкнул дверь довольно просторного рабочего кабинета, где возле камина стояла походная кровать.
— Комната хозяина. Он все время проводит тут — ест, пьет, работает, спит. Привычка со времен моторки.
Понятно?
Он пересек комнату и распахнул другую дверь:
— Комната секретаря… Второго. Первый был здешний и ночевал у родителей. Маленький блондинчик, как вы, с манерами школьника. Если бы вы слышали, как он, понизив голос, говорил: «Да, мсье… Нет, мсье…» Если хозяин оставлял его поужинать, он не знал, как себя держать. Господин Дьедонне не выносил его, орал на него с утра до вечера… Беднягу звали Жине… Альбер Жине, если не ошибаюсь… Господин Дьедонне произносил, растягивая «гос-по-дин»: «Послушайте, гос-по-дин Жине…»
И тот просто не знал, куда деваться. Его отец — служащий банка. У них маленький домик, надраенный, как буфет в столовой. Я вам его покажу. Жине не поручали никакой работы, и он весь день мучился от безделья.
А как только собирался уходить, хозяин нарочно, чтобы его позлить, вызывал и начинал часами диктовать. Или посылал меня за ним, когда тот, вернувшись домой, уже собирался ложиться спать.
Понимая, что Арсен хочет испытать его, Мишель проявлял нарочитое безразличие.
— Вы гоже будете жить здесь. Мы все время ездим туда-сюда. Иногда совершенно неожиданно едем в Кан.
Остаемся тут на два-три дня, неделю, несколько часов, как придется. Могут разбудить среди ночи: «Машину, Арсен! Мы едем в „Воробьиную стаю“.
Старику нигде не сидится, у него еще не было «Стаи», а молодой Жине начал сходить с ума. Однажды он явился одетый с иголочки. Поднимаясь по лестнице, сто раз вытирал ботинки тряпкой, которая лежала у него в кармане «Мой отец уполномочил меня…»
Бедняга стал объяснять, что отец посоветовал ему просить прибавки, потому что.., потому что…
Хозяин дал ему высказаться, а затем вежливо и молча проводил до двери.
И, держа руки в карманах, с окурком, прилипшим к нижней губе, Арсен добавил:
— Кроме простыней и подушки с наволочкой, возьмите кувшин и газ — не знаю, есть ли там еще.
— А другие секретари? — спросил помимо воли Мишель, проходя через комнату г-на Дьедонне.
— Один был из Парижа. Звали его Класкен. Черноволосый крепыш с челкой до носа. Он играл в регби в какой-то команде и закончил Школу политических наук.
Жил в доме. Разговаривал со мной, как с прислугой. Но хозяину нравился, потому что ночи напролет играл с ним в карты. Вы умеете играть в пикет или белот? Скажу по-дружески, вам придется нелегко. Они все время грызлись. Когда патрон проигрывает, он сатанеет… Они ссорились, как кошка с собакой, но на другой день опять были неразлучны.
Однажды господин Дьедонне, который любит удивлять людей и, несмотря на деревяшку, умеет тихо подкрадываться, застал Класкена, когда тот рылся в его бумагах…
Вы бы видели эту картину! Я был в гараже, во дворе, и прибежал на крик — думал, случилось несчастье. Они катались по полу и тузили друг друга. Патрон не больно-то крупный мужчина… Когда увидите его раздетым, то поймете… Но злить его не советую… В общем, он взял верх над игроком в регби. Разбил ему челюсть и нос. Он был так зол, что побежал бы за ним на улицу, если бы я не удержал… На другой день явился адвокат. Класкен решил подать в суд. Можете поверить, адвокат тоже нахлебался от старика.
Третий, Макс де Ланнуа, был из благородных. Высокий и грустный молодой человек. Но он кричал по ночам и был лунатиком… Я сам отвез его к поезду. Дурачок плакал… Пошли выпьем чего-нибудь.
Дом, должно быть, оставался таким же, каким был при старой графине, то есть загроможденным старинной мебелью, зачехленными стульями, обитыми бархатом и потускневшим шелком, хрупкими безделушками, ломберными столиками и столиками для работы, инкрустированными секретерами. В будуаре перед одним из каминов лежал меховой мешочек с золотыми кисточками для согревания ног. Сквозь щели ставен пробивался слабый свет серого дня. Зажженное электричество освещало все это пыльным светом.
— Идите за мной… Вот моя комната.
Это была комната хозяев, с кроватью под балдахином и стульями эпохи Возрождения, со скульптурными спинками. Из зеркального шкафа Арсен достал бутылку и рюмки.
— Это бургундское графини. Осталось несколько бутылок, а хозяин не пьет.
Жилет на кровати, на красноватом ковре — стоптанная обувь. На камине между канделябрами — пузырьки С лекарствами.
— Ваше здоровье!.. Вы заметили, я старался развеять ваши иллюзии. Мне ведь все равно — вы или кто другой, Советую, кстати, не доверять старухе Жуэтте…
— Прислуге?
— Разве вы не обратили внимания, что они на «ты»? Это его старая любовь, приятельница, как говорит хозяин. В Убанги, начав богатеть, он посылал ей деньги: она ведь так и не вышла замуж… Разумеется, посылал не очень много. Но достаточно, чтобы прожить одинокой женщине. Случалось, что, наезжая во Францию, он даже не виделся с ней. Уж такой он… Когда же начались неприятности — на него спустили всех собак — и он высадился с парохода в Бордо, чтобы защитить себя, Жуэтта ждала его на пристани. Вот и вся история. Только не подумайте, что они с нежностью относятся друг к другу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40