— Я рад, что вы приехали, — сказал Майкл, когда инспектор запер дверь.
— В уголовных делах я неопытен, и, боюсь, поведение мое покажется вам излишне таинственным. Дело в том, что я пока не считаю возможным поделиться с вами моими подозрениями, — прибавил он с улыбкой.
Инспектор Лайль, старший из сыщиков, рассмеялся.
— Мы присланы сюда в полное ваше распоряжение, капитан Бриксен. Ни я, ни мой коллега не страдаем любопытством. Справку, которую вы просили, сержант Уолтере привез с собой.
— Какую справку… о Пенне? Он известен полиции? — с интересом спросил Майкл.
Сержант Уолтере кивнул головой.
— Он был осужден и оштрафован несколько лет назад за нападение на служанку. По всей видимости, это была грязная история, и он только чудом спасся от тюрьмы. В связи с этим делом мы тогда обратили на него внимание и собрали разные сведения в Лондоне и на Малайских островах. Он очень богат и получил титул баронета по наследству от дальнего родственника. На Борнео он жил вдали от городов, буквально в джунглях. О его приключениях там можно было бы написать книгу. Некоторые из них изложены вот здесь… Вы с удовольствием прочтете это на досуге, капитан Бриксен, — сказал сержант, передавая Майклу отпечатанный на машинке документ.
— Вы ничего не слышали о дрессированной обезьяне, которая живет у него?
К его удивлению, сержант улыбнулся и ответил:
— Баг? О да, история эта нам известна во всех подробностях! Пенн поймал его младенцем и сам выкормил и воспитал. За его передвижениями трудно было следить, так как всегда он возвращался в Европу на другом пароходе. А затем он завел собственную яхту «Кипи» и набрал экипаж из папуасов и малайцев. Что там делается, куда он на ней разъезжает, одному Богу известно. В прошлом году после его путешествия мы получили сведения, что он едва остался жив в драке с туземцами. Теперь, капитан Бриксен, что прикажете нам делать?
Инструкции Майкла были просты и несложны. В тот вечер Адель, возвращаясь из студии домой, смутно чувствовала, что кто-то следит за ней. После ночного приключения в Доуэр-Хаузе это неприятно действовало на нервы. Поспешно дойдя до дома, она нашла на столе своей комнаты записку. Записка была от Майкла.
«Не сердитесь, что я приставил человека из Скотленд-Ярда следить за вами и оберегать вас! Не „думаю, чтобы вам грозила новая опасность, но я чувствую себя спокойнее, когда знаю, что вблизи вас постоянно находится человек, который-в случае нужды вступится за вас и защитит“.
Адель прочла записку и нахмурилась. Значит, правда, за ней следили! Это было очень неприятно, но… но вместо раздражения и недовольства она почувствовала невольную благодарность к деятельному молодому человеку, решившему, по-видимому, не спускать с нее глаз.
15. ФОСС ДАЕТ СОВЕТ
Сидя на кровати и кутаясь в пуховую душегрейку, Адель Лимингтон лениво кушала засахаренные каштаны и, нахмурив лоб, размышляла о своих делах.
Голос хозяйки за дверьми заставил ее очнуться.
— Вас спрашивает мистер Фосс, мисс. Вы хотите видеть его?
Адель вскочила с постели и отворила дверь.
— Где он?
— Он ждет в гостиной, — ответила хозяйка, со вчерашнего дня начавшая относиться с большим уважением к жилице.
Лоулей Фосс стоял у окна и смотрел на улицу, когда девушка вошла в комнату.
— Доброе утро, Адель, — поздоровался он приветливо.
Никогда до тех пор он не звал ее по имени.
— Доброе утро, мистер Фосс, — ответила она с улыбкой. — Мне очень жаль, что вы покидаете нас.
Фосс с равнодушным выражением пожал плечами.
— Я рад, что ухожу. Условия работы были слишком стеснительны. Я все время чувствовал, что не могу развернуться.
Он не знал, сказал ли ей Майкл о белом знаке на окне. По-видимому, не говорил. Сам Фосс не придавал никакого значения белому кружку, вполне приняв объяснение Грегори, что, увлекшись девушкой, тот хотел рано утром положить ей на подоконник свежий букет цветов. Фосс обозвал его старым дураком, но не нашел причин отказывать в невинной просьбе. История же, выдуманная Небвортом, звучала глупой мелодрамой.
— Адель, зачем, глупенькая вы девочка, вы так жестоко обращаетесь с сэром Грегори? — сказал он и увидел по ее лицу, что задел опасную тему. — Право, не понимаю, почему вы так строги с ним. В конце концов, все мы люди-человеки, и что же удивительного в том, что Пенн на старости лет влюбился в вас? Ничего дурного в этом нет. Сотни девушек обедают с мужчинами, и никаких несчастий от этого не происходит. Я дружен с Пенном и сегодня вечером буду у него по одному важному личному делу… Вы не хотите поехать со мной?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Может быть, опасности, в этом нет, — ответила она твердо, — но удовольствия тоже нет.
— Он богат и влиятелен, — настойчиво продолжал Фосс. — Он может быть вам очень полезен.
Она опять покачала головой.
— Я ни от кого не ищу помощи и рассчитываю только на себя. Мне не нужно покровительство богатых людей. Если я не пробьюсь собственными силами, это будет значить, что у меня вообще нет таланта и, стало быть, мне нужно бросить искусство и заняться другим делом. Я так и сделаю.
Фосс развел руками.
— Ну что ж, постараюсь сделать это дело без вас. Хотя своим присутствием вы мне очень помогли бы. Он совершенно без ума от вас. Если бы Мендоза знала это, она убила бы вас!
— Мисс Мендоза? — изумленно повторила девушка. — Почему? Разве она… она знакома с ним?
Фосс насмешливо склонил голову.
— Конечно, но знает об этом мало кто. Было время, когда он очень помог ей. Она, как умная девушка, сумела правильно использовать его помощь. Ничего это ей не стоило: она просто позволяла помогать ей. А теперь у нее столько денег, что она может скупить все ювелирные магазины на Риджер-стрит!
Адель слушала с недоверием и любопытством.
— Вы не должны передавать ей то, что я говорю вам… Я вам сообщаю все это по секрету. Боже меня упаси ссориться с Пенном, — прибавил он и содрогнулся. — Когда этот человек сердится, он становится хуже дьявола!
Презрительная усмешка появилась на губах Адели.
— И вы так спокойно предлагаете мне ехать к нему обедать и стать поперек пути мисс Мендозе!
— Жалко вам ее, что ли?
— Мне очень жаль ее, — невозмутимо ответила девушка, — но я предпочитаю жалеть ее, чем потом жалеть самое себя.
Она открыла дверь. Фосс молча поклонился и ушел. В конце концов, решил он, можно обойтись и без посторонней помощи. В его кармане лежал лист, отпечатанный на пишущей машинке Охотника за головами. Если правильно взяться за дело, за бумажку можно выручить не меньше тысячи фунтов.
16. ОКНО В БАШНЕ
Самсон Лонгваль сидел в соломенном кресле в саду перед своим неуютным домом. На старике был серый шелковый халат старинного покроя, в зубах глиняная трубка, выпускавшая время от времени короткие клубы дыма.
Он только что отпустил женщину, приходившую каждый день убирать комнаты и готовить простую еду, и приготовился мирно скоротать вечер, пока не настанет час ложиться в постель. В саду раздались шаги. Лонгваль подумал, что уборщица забыла что-нибудь в доме и вернулась (она вечно что-то забывала), но, обернувшись, с удивлением увидел подходившего к дому сэра Грегори Пенна — соседа, который дважды уже доставлял ему крупные неприятности.
Старик встал и с достоинством встретил непрошеного гостя.
— Добрый вечер! — сказал Пенн. — Могу я поговорить с вами по одному личному делу?
Лонгваль вежливо склонил голову.
— Конечно, сэр Грегори. Угодно вам войти, в дом?
Он провел баронета в узкую мрачную гостиную и зажег свечи. Сэр Грегори окинул взглядом бедно обставленную комнату и презрительно усмехнулся. Глядя на него, трудно было догадаться, что привело его в Доуэр-Хауз.
Предложив гостю кресло, Лонгваль спросил:
— Чем обязан, сэр, удовольствию видеть вас у себя?
— У вас тут остановились киноактеры?
Лонгваль утвердительно склонил голову.
— До меня дошли идиотские разговоры, будто моя обезьяна пыталась проникнуть в ваш дом.
— Обезьяна? — удивился Лонгваль. — Первый раз слышу об обезьянах в этих местах.
Это была правда. Но баронет с подозрением заглянул в глаза хозяина Доуэр-Хауза.
— Вот как? — усмехнулся он. — Вы станете уверять меня, что никогда ничего не слышали о моей обезьяне?
Старик с достоинством выпрямился.
— Вы хотите сказать, что я лгу, сэр? Если так, то вот вам Бог, а вот порог! Хотя мне крайне неприятно нарушать законы гостеприимства, но, боюсь, другого выхода у меня нет, как просить вас сейчас же покинуть мой дом.
— Ладно, ладно, — нетерпеливо прервал его сэр Грегори Пенн. — Не горячитесь, мой друг. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с вами. Вы, я слышал, доктор?
Лонгваль озадаченно поднял брови.
— В молодости я занимался медициной.
— Кроме того, я слышал, вы очень нуждаетесь, — продолжал сэр Грегори, снова обводя глазами комнату. — Готов биться о заклад, что у вас свободного шиллинга нет в кармане!
— Вы ошибаетесь, — спокойно возразил старик. — Я вполне состоятельный человек, и доказательством служит то, что я, как видите, позволяю себе роскошь содержать эту усадьбу точно в том виде, какой отвечает моим вкусам и любви к старине. Склонность эта, может быть, кажется вам странной, но она составляет смысл моей жизни. Откуда вы узнали, что я был врачом?
— Я услышал это от одного из слуг. Вы вправили ему сломанный палец.
— Я давно уже не занимаюсь этим делом, — вздохнул Лонгваль. — И очень об этом сожалею. Это благородная наука.
— Во всяком случае, — прервал его Пенн, — если вас нельзя купить, то вы все равно человек малообщительный и умеете держать язык за зубами, а мне это и надо. У меня в доме лежит больная женщина. К врачам обращаться я не хочу, так как не желаю посвящать их в мои личные дела. Но вы другое дело. Не согласились бы вы взглянуть на нее?
Старик задумчиво пожевал губами.
— Я был бы очень рад, но боюсь… мои медицинские знания весьма устарели. Это ваша служанка?
— Вроде, — коротко ответил баронет. — Когда вы можете прийти?
— Я могу пойти сейчас вместе с вами, — сказал Лонгваль, вышел из гостиной и через минуту вернулся в своем длиннополом сером сюртуке.
Баронет с недоумением осмотрел сюртук и улыбнулся.
— Откуда вы достали это старомодное платье?
— Оно сохраняет для меня постоянную новизну, — ответил старик с достоинством. — Современное платье лишено, на мой взгляд, очарования эпохи, оно бездушно и вызывает во мне отвращение.
Он с улыбкой погладил полы сюртука.
— Старику позволительно иметь свои чудачества. Не правда ли, сэр Грегори?
В то время, как Самсон Лонгваль шел по дороге в Грифф-Тауэрс, Майкл Бриксен явился в кабинет Джека Небворта, вызванный спешной запиской.
— Надеюсь, вы не сердитесь, что я потревожил вас, — сказал режиссер, предлагая Майклу кресло. — Я хотел сообщить вам одну вещь. Вы помните съемку, которую мы делали в Грифф-Тауэрсе?
— Как же, конечно, помню.
— Я хотел показать вам один снимок, с башней на заднем плане, и спросить вас, что вы об этом думаете.
Не понимая, что хочет режиссер, удивленный Майкл встал и направился вслед за ним в лабораторию.
— Я велел увеличить снимок и отпечатать его специально для вас. Но лучше всего будет, если я покажу вам снимок на экране.
Он привел в порядок проекционный аппарат и потушил свет.
— Но в чем дело? — с любопытством спросил Майкл.
— Я сам не могу понять, — озадаченно почесал голову режиссер. — Сейчас вы увидите.
Затрещал аппарат. На небольшом экране появилась сцена, снятая в Грифф-Тауэрсе. Майкл узнал Адель и стоявшего с ней Конноли. Молодые люди объяснялись в любви.
За их спинами возвышалась каменная стена башни, и Майкл впервые заметил в башне небольшое окно.
— Никогда раньше я его не замечал, — пробормотал он.
— Вот это окно я и хотел вам показать, — ответил Джек Небворт, продолжая внимательно следить за экраном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26