— Все, что нужно, я там приготовил, — сказал Ван Хорн. — Прошу запомнить одно. Вы начинаете стрелять только после того, как я открою огонь. Никакой самодеятельности. Что бы вам там наверху ни показалось, вы должны действовать, как договорились.
Дверь за нами захлопнулась, и я вслед за Яношем в полутьме зашагал по лестнице. Яношу с его огромными габаритами и тяжелым весом было трудно подниматься по крутым и узким ступеням, так что я был вынужден постоянно подталкивать его в спину.
Наконец мы поднялись на второй этаж и оказались в комнатке около десяти квадратных футов, в трех стенах которой зияли узкие, доходившие почти до самого пола окна. Как и предупредил Ван Хорн, все для нас было уже подготовлено: двухствольный обрез с патронами, «винчестер», несколько гранат, «томпсон» и сложенные рядом в стопку с полдюжины обойм аккуратно лежали на постеленном на полу одеяле.
Янош, обливаясь потом и прерывисто дыша, рухнул на деревянную скамью. Пока я осматривал помещение, он вынул из кармана фляжку, открутил пробку и припал к ней губами.
Изучив обстановку, я пришел к выводу, что мы заняли не самую выгодную позицию. С высоты двадцати футов, на которой мы находились, перед нами как на ладони лежала площадка перед церковью, однако из звонницы не просматривался городок и, чтобы его увидеть, необходимо было просунуть в окно голову.
Я поделился своими мыслями с Яношем, который наконец-то пришел в себя. Он понимающе закивал.
— Это означает, мы не сразу заметим Томаса, поэтому подготовиться к его появлению нам следует заранее, — сделал вывод он.
Я пододвинул скамью к стене с окном, чтобы мой напарник мог на ней удобно расположиться, а сам, скрываясь за оконным косяком, стал наблюдать за площадкой у крыльца церкви. Я передал «томпсон» Яношу, и тот, зажав сигару в зубах, положил его себе на колени. В мою задачу входило прицельно метнуть пару-тройку гранат, а если возникнет необходимость, открыть огонь из «энфилда» или «винчестера». В нашем положении короткоствольный дробовой обрез показался мне менее пригодным.
В той стене, где не было окон, была узкая щель шириною около девяти дюймов. Просунув в нее голову, я увидел внизу стоящую в церкви кафедру. Внутри никого не было. Затем дверь ризницы распахнулась, и на ее пороге с «томпсоном» в руках появился Ван Хорн. Сделав несколько шагов в направлении кафедры, он поравнялся с алтарем и, преклонив перед ним колени, машинально перекрестился. Затем он поднялся и с невозмутимым лицом взобрался на кафедру.
— И что из этого, мой дорогой сэр, получится? — выдохнул мне в ухо Янош.
Осторожно положив на небольшую полочку перед собой пулемет, Ван Хорн сел на стоящий за кафедрой табурет и раскрыл Библию. Я выпрямился и повел головой из стороны в сторону.
— Одному Богу известно, — ответил я на вопрос Яноша. — Я уже не пытаюсь его понять. Просто воспринимаю его таким, какой он есть.
* * *
В комнате звонницы стояла гробовая тишина и было очень жарко. Янош, стерев с лица пот, тяжело вздохнул.
— Я больше для таких дел не гожусь, — промолвил он.
— Но когда-то годился, — с уверенностью в голосе сказал я.
Это был не вопрос, а утверждение, и произнес я эту фразу не только для того, чтобы продолжить разговор.
— Когда я приехал в Мексику, то в качестве консультанта поступил на службу в кавалерию федеральных войск. В горах, к северу отсюда, они пытались уничтожить индейцев племени яаки, но все их усилия были напрасными, даже несмотря на то, что за пару отрезанных ушей яаки полагалась награда в сто песо.
— Да, видно, им очень хотелось от них избавиться.
— Правительство неистово хотело завладеть их землями. Этим все и объясняется. Потому-то и сейчас оставшиеся в живых индейцы этого племени обитают в таких местах, как, например, Страна Прохладной Реки, где никто другой не выживет. Эти события имели место в печальные времена правления Диаса.
— А после?
— В самом начале революции при взятии Сьюдад-Хуареса я с другими, такими же, как и я, служил в иностранном легионе под командованием Франциско Мадеро. Он называл нас племянниками великого Джузеппе Гарибальди. Отличный был вояка.
— Тебе, должно быть, есть что вспомнить.
— Да, это так. Но Мадеро убили его же сподвижники. Во всяком случае, я так расценил события, которые потом разыгрались. Он был слишком хорош, чтобы остаться в живых, бедняга. Быть бы ему пожестче с этими негодяями. То были смутные времена, сэр. Тогда никто не знал, кто следующий на очереди.
В этот момент с правой стороны мощенной булыжником улицы, скрытой от нашего взора, донесся топот копыт. В жарком воздушном мареве раздался смех и позвякивание шпор. Когда всадники наконец попали в поле нашего зрения, я понял, что мы недооценили силы противника. Их было не менее двадцати пяти, до зубов вооруженных людей.
В центре группы скакал, как всегда мрачный, Томас де Ла Плата. Но истинное потрясение я испытал, увидав справа от него на лошади его родную сестру.
Глава 11
Он специально взял ее с собой, чтобы она наблюдала, как будут измываться над священником. Другой причины ее присутствия я не видел. Лицо Челы было белым, чувствовалось, что она напряжена. Томас, первым спрыгнув на землю, протянул сестре руки. Та с большой неохотой слезла с коня. Взяв Челу под руку, Томас направился к входу в церковь. Шесть или семь человек последовали за ними.
— Что теперь будет? — шепотом спросил Янош.
Я бросился к щели в стене и припал к ней. Ван Хорн все также неподвижно сидел на табурете, только на этот раз «томпсон» лежал у него на коленях. Раздался звон шпор, взрыв хохота, и де Ла Плата, обнимая одной рукой сестру за плечи, появился в церкви.
— Сегодня дела у вас идут неважно, святой отец? — обратился он к Ван Хорну.
Ван Хорн аккуратно положил автомат обратно на полку и поднялся с табурета.
— Похоже, что да. Вы довольны?
— Тем, что не ошибся в этих свиньях? Нет, не особенно, — ответил де Ла Плата и посмотрел на сестру, которую все еще крепко прижимал к себе. — А тебе это принесло хоть какое-то удовлетворение, любовь моя?
Чувствовалось, что за этой его фразой скрывалось что-то омерзительное. Он явно затеял какую-то гадость. Чела попыталась высвободиться, но он еще крепче прижал ее к себе.
— Вы должны ее простить, святой отец. Удивительно, но сестра совсем не горела желанием посетить вас. Только по моей настоятельной просьбе она приехала сюда.
Люди Томаса с винтовками, свисающими с плеч, встав в линию позади своего предводителя, представляли собой отличную мишень, но я знал, что из-за девушки Ван Хорн стрелять не будет. Если я не послушаю Ван Хорна и попытаюсь сам подстрелить Томаса, бандиты в ответ откроют огонь, и Чела окажется в самом центре перестрелки.
Я не мог видеть выражения лица Ван Хорна, но голос его прозвучал спокойно:
— Что вы от меня хотите, сеньор? Моей смерти?
— Не обязательно, — качнув головой, ответил де Ла Плата. — Вы, священник, отсюда уедете. Завтра по той же дороге, по которой вы прибыли, и с теми же, кто вас сюда доставил. Я бы с удовольствием вас повесил, но, к сожалению, я дал сестре слово, и, если она выполнит то, что обещала, я его сдержу.
Он повернулся и, крепко прижимая к себе сестру, величаво зашагал к выходу. Члены банды гурьбой последовали за ними. Бандит, выходивший последним, презрительно сплюнул на пол. Ван Хорн, спустившись с кафедры, бросился им вдогонку.
Я подскочил к окну в тот момент, когда Томас вскакивал в седло. Рядом верхом на своей лошади уже сидела Чела. Люди из банды объехали их и отряд был уже готов тронуться в путь, как в дверях церкви появился Ван Хорн и закричал:
— Сеньор де Ла Плата! Я хочу вам кое-что сказать.
Дон Томас придержал лошадь, остальные сделали то же самое.
— Что вам нужно?
И Ван Хорн громко, чтобы все слышали, произнес:
— У меня есть образ Святого Мартина из Порреса, который в революцию исчез из церкви. Перед водружением его на прежнее место люди должны пройти с ним по всему селению.
Все замерли в ожидании, что за этим последует, и только нервный топот копыт нарушал воцарившуюся тишину.
— Я намереваюсь устроить ход завтра утром. Мы двинемся от церкви в половине десятого.
Послышался сдавленный крик Челы, но Томас тут же ее успокоил:
— В этом городке вы не найдете ни единого человека, который примет участие в вашей процессии.
— Тогда я пойду один.
Быстрым движением руки Томас де Ла Плата выхватил из-под куртки пистолет. В тот же миг я вырвал у Яноша автомат «томпсон» и, больше не считаясь с присутствием Челы, приготовился в случае необходимости открыть огонь. Правда, на этот раз в опасной близи от Томаса был Ван Хорн.
Чела, отчаянно закричав, схватила брата за руку. Все приготовились к худшему. Но Томас, помедлив, сунул пистолет обратно в висевшую у него под курткой кобуру.
— Священник, я сдержу слово, — сказал он. — Чтобы завтра после полудня вас здесь не было. А что касается вашего шествия, только попробуйте его устроить, и я самолично вас прикончу.
— Один или возьмете в помощь своих людей?
Глаза Томаса де Ла Плата засверкали огнем. Его лицо побелело, словно раскаленные угли. Но он промолчал, подал знак вооруженным всадникам, и вся банда тронулась в путь.
Воспользовавшись моментом, я выглянул из окна звонницы, чтобы увидеть их отход, и, заметив в двадцати ярдах от площади разрозненную группу местных жителей, быстро отпрянул назад.
— Похоже, у Ван Хорна появились прихожане, — заметил я.
— Боже, сэр, теперь я во все готов поверить, — ответил Янош.
В сопровождении едва передвигающегося Яноша я спустился по винтовой лестнице и, с опаской поглядывая сквозь разбитые окна, поспешил к выходу.
Толпа уже стала расходиться, и сквозь нее я увидел выезжающих из селения всадников Томаса де Ла Плата. Ван Хорн, второпях поднявшись на крыльцо церкви, ненароком задел меня и прошмыгнул внутрь, не удостоив даже взглядом. В этот момент я для него как будто не существовал. Войдя в церковь, он снял с головы убор католического священника и, швырнув его на ближайшую скамью, принялся стягивать с себя стихарь.
— Отлично сработано, — сказал я, когда к нам подошел Янош.
Ван Хорн бросил на меня яростный взгляд.
— А что ты от меня хотел, Киф? Чтобы я застрелил женщину?
— Совсем нет, — ответил я, избегая прямого ответа. — А как объяснить эту блажь, в очередной раз нашедшую на тебя? Я имею в виду твой ход с этой чертовой реликвией. Де Ла Плата был прав. Ни один мужчина, ни женщина, ни даже ребенок Мойяды не рискнет принять участие в этой процессии.
— В таком случае я пойду один.
— В расчете посрамить де Ла Плата? Он этого не поймет.
Ван Хорн ничего не отвечал, и только желвак ходил у него на щеке. Он периодически судорожно сжимал ладони. В тот момент отношения между нами приобрели новые оттенки, которые невозможно выразить словами. Я отлично это почувствовал. Уверен, что и Ван Хорн тоже.
Подойдя к нему ближе, я тихо, но настойчиво спросил его:
— Зачем это, Ван Хорн? Ради чего?
— Да будь ты проклят, Киф! Сам не знаю, для чего, — резко ответил он и, откинув стихарь в сторону, повернулся и зашагал в ризницу.
* * *
После таких слов говорить было уже не о чем, и мы с Яношем, оставив Ван Хорна в церкви одного, отправились в гостиницу. Морено в баре мы не застали, и я, зайдя за стойку, сам налил нам виски.
— Ну и что теперь? — спросил Янош.
— Не спрашивай меня, спроси лучше его самого.
Он тяжело вздохнул:
— Знаешь, друг мой, мне это не нравится. Совсем не нравится.
Янош взял бутылку и налил себе еще виски, а я, оставив его в баре одного, вышел из гостиницы, обогнул ее, сел в «мерседес» и поехал обратно к церкви.
Я вспомнил, что в звоннице мы оставили оружие. В том состоянии, в котором находился сейчас Ван Хорн, он мог позабыть о нем. Оружие лучше было бы перепрятать в более надежное место, решил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33