Единственным, кто не тронулся с места, был Дельгадо. Не выпуская из рук своей жертвы, он обернулся и испытующе посмотрел на меня. Страха в его глазах не было.
— Легче на поворотах, сеньор, — спокойно промолвил он. — Скоро и тобой займемся.
— Следующая пуля в тебя, — предупредил я. — А теперь всем руки вверх и живо к барной стойке.
Полицейские неохотно подчинились моей команде и медленно двинулись к бару, явно желая со мной разделаться. Меня удивила девушка. Поднявшись со стола, она быстро подошла ко мне и вцепилась рукой в полу моего пиджака. В этот момент она была похожа на малое дитя, потерявшееся в толпе и наконец-то отыскавшее свою мать.
Испуганный Тачо, поднявшись с пола, в ожидании уставился на меня.
— Собери у них оружие, старик, — обратился я к нему. — И не бойся. Пусть только кто-нибудь из них тронется с места — и я застрелю Дельгадо.
Похоже, Тачо меня не слышал. Он в нерешительности пытался сделать шаг то в одну, то в другую сторону.
— Как тебя зовут? — спросил я девушку, не глядя в ее сторону. Я не услышал ответа, а только почувствовал, как она еще крепче вцепилась в меня.
— Бесполезно, приятель, — ухмыльнулся Дельгадо. — От нее уже много лет никто и слова не добился.
Взяв девушку за руку, я поставил ее перед собой и внимательно посмотрел на нее. Ее лицо было сосредоточенно-спокойным.
— Ты меня понимаешь? — спросил я.
Она кивнула в ответ.
— Отлично. Забери у них оружие и ничего не бойся. Убью любого, кто попытается тебя обидеть.
В ее темных глазах вспыхнул огонек, лицо оживилось. Девушка, развернувшись, направилась в сторону полицейских.
В этот момент в воцарившейся тишине звякнули шпоры. Я слишком поздно вспомнил, что во дворе на привязи стояло шесть лошадей, а в комнате находилось всего пятеро полицейских. Сильный удар в правое ухо свалил меня на пол, прежде чем я понял, что произошло.
При ударе об пол сработал спусковой механизм моего «энфилда». Раздался выстрел, и в комнате возникло замешательство, раздались крики. От следующего удара сапогом я почувствовал в груди резкую боль. Хотя я и не терял сознания, но, приподнявшись с пола, к своему удивлению обнаружил, что мои руки заведены за спину и крепко связаны. Смастерив из веревки петлю, Дельгадо накинул ее мне на шею и похлопал меня по щеке. Затем он перекинул свободный конец веревки через свисавшую под потолком балку.
Двое полицейских держали в руках девушку, а остальные за моей спиной подхватили конец веревки.
Дельгадо довольно улыбнулся:
— Сначала мы тебя немножко подвесим, затем позабавимся с нашим цветочком. Тебе это понравится. А потом — посмотрим. Такой изысканный джентльмен, как ты, заслуживает особого обхождения.
Из-за петли, стянувшей шею, мне пришлось запрокинуть голову. Я почти висел, едва касаясь пола.
Сжавшийся на стуле в комок старик Тачо в ужасе зажал ладонью рот. Его глаза сделались круглыми. Даже девушка прекратила сопротивление. Все выжидающе смотрели на меня. В этот момент наружная дверь отворилась и в комнату, слегка пригнув голову, чтобы не задеть за притолоку, вошел отец Ван Хорн.
— Добрый вечер, — негромко произнес он.
В правой руке священник держал большую дорожную сумку. В покрытой пылью поношенной сутане, с лицом, скрытым падающей от широкополой шляпы тенью, бородой, вызывающе торчащей вперед, и сигарой в зубах Ван Хорн производил мрачное впечатление.
— Похоже, вы, мистер Киф, попали в небольшую переделку, — заметил он.
Застыв от удивления, полицейские, державшие в руках веревку, ослабили стягивавшую мне шею петлю, и я смог перевести дух.
— Сказать по правде, мне уже надоело здесь стоять и ничего не делать, святой отец, — ответил я.
Дельгадо мгновенно выхватил пистолет, отодвинул девушку в сторону.
— Кто ты такой? — резко спросил он. — Мы здесь никаких святош не ждали. Это уж точно.
— Тем не менее я здесь, — ответил священник. — Могу ли я попросить вас освободить этого человека?
На лице Дельгадо заиграла мерзкая улыбка.
— Попросить можно всегда, но от этого я добрее не стану. Честно говоря, я что-то давно не вешал священников и боюсь не удержаться от соблазна подвесить и тебя рядом с этим гринго.
— Не слишком ли печально будет? — съязвил Ван Хорн.
— Для тебя, но не для меня. Сначала проверим твои документы, потом разберемся, что к чему.
— С удовольствием, сеньор, — с готовностью ответил святой отец и, поставив сумку на стол, извлек из кармана ключ. — Страсть унизить другого, мистер Киф, является проявлением порочной наследственности. Чтобы заставить таких людей раскаяться в своих поступках, полезно периодически давать им отпор. Это советую делать и вам.
С этими словами священник резко распахнул дорожную сумку, выхватил из нее ручной пулемет и нажал на гашетку. Пулеметная очередь снесла макушку с головы Дельгадо.
Глава 3
Все закончилось очень быстро. Собиравшиеся вздернуть меня полицейские выпустили из рук веревку и кинулись к своим пистолетам, но опоздали. Я бросился к девушке и повалил ее на пол. Ван Хорн тем временем направо-налево поливал комнату пулями.
Он определенно умел обращаться с оружием. В барабанном магазине «томпсона» еще оставались патроны, и он продолжал стрелять. Зеркало за барной стойкой со звоном разлетелось на мелкие осколки. Двое из оставшихся в живых полицейских бросились к кухне.
Первому из убегавших удалось проскочить в дверь, так как спина второго закрыла его от смертельного огня. Прошитый насквозь пулеметной очередью, полицейский медленно опустился на пол. В кухонной двери зияли пулевые пробоины.
Хлопнув задней дверью, единственный уцелевший в этом кромешном аду полицейский кинулся в спасительную темень двора. Ван Хорн кинулся за ним. Девушка перевернулась на спину и села. Руки мои были по-прежнему связаны за спиной, поэтому мне с трудом удалось подняться на колени.
— Ты в порядке? — спросил я ее.
Она кивнула и наклонилась над бездыханным телом Дельгадо. Вынув у него из-за пояса нож, она перерезала веревку на моих запястьях, и я наконец смог освободиться от петли. Сильно натертая веревкой шея с порванной в некоторых местах кожей нестерпимо горела. Девушка все с тем же застывшим, безучастным лицом тщательно осмотрела мою шею, затем поднялась и выбежала на кухню.
Снаружи послышался конский топот, затем раздался громкий крик, за которым последовал треск пулеметной очереди. Поднявшись на ноги, я оглядел комнату. Повсюду была кровь, в воздухе стоял запах пороха и горелого мяса.
Черт возьми, как на скотобойне, подумал я.
Тачо, стоя за барной стойкой, дрожащей рукой пытался налить в стакан текилу.
Взяв со стойки бутылку, я налил себе этой горючей жидкости. Текила была самым крепким напитком из тех, что мне довелось когда-либо пробовать. Почти неразбавленный спирт. Для такого случая текила подходила как нельзя лучше. Выпив стакан огнедышащей жидкости, я почувствовал себя значительно лучше.
— Дело дрянь. Не так ли? — обратился я к Тачо.
Лицо старика выражало полное отчаяние.
— Убить полицейского, даже деревенского, — страшное преступление. На пути в Гуилу можно легко натолкнуться на федеральных кавалеристов. В этих местах недавно происходили беспорядки.
В этот момент в комнату, держа в руке керамический сосуд с какой-то жирной мазью, вошла девушка. Подойдя ко мне, она, сосредоточенно сдвинув брови, принялась втирать эту мазь в поврежденные участки шеи. Я чувствовал, как нежно работала она пальцами, боясь причинить мне боль. Затем, оторвав от подола нижней юбки полоску муслиновой ткани, она дважды обмотала ею мне шею.
В знак благодарности я нежно потрепал ее по щеке.
— Теперь мне гораздо лучше. Огромное тебе спасибо.
На ее лице впервые появилась улыбка. Бросив неуверенный взгляд на Тачо, девушка вновь скрылась на кухне.
— Твоя дочь? — спросил я его.
Он покачал головой:
— Нет. Ее зовут Балбуенас, сеньор. Виктория Балбуенас. Неподалеку отсюда у ее отца была гасиенда. Я раньше на ней работал. Пять лет назад, во время боев, она была сожжена дотла. Хозяин с женой погибли у дочери на глазах. Тогда ей было всего двенадцать. Совсем еще ребенок. Вот тогда-то с ней это и произошло. Что-то очень странное.
— Что ты имеешь в виду?
— С ее головой, сеньор, — сказал он, похлопав при этом себя по голове. — С того дня Виктория не может вымолвить ни слова.
Раздался звук шагов, и в дверном проеме с пулеметом под мышкой и сигарой в зубах появился Ван Хорн.
— Ну как? — сгорая от нетерпения, спросил я.
— Сбежал, будь он неладен.
Теперь передо мной предстал совсем другой человек, ничуть не похожий на того католического священника, которого я знал до этого. В нем вдруг все переменилось, даже жесты, походка. Голос стал более грубым и резким. В его действиях теперь ощущались неукротимая воля и решительность, скрываемые до сих пор, на что у священника определенно были свои причины.
Положив на стойку бара пулемет, Ван Хорн щелкнул пальцами и обратился к Тачо:
— Быстро дай выпить. Все равно что. Надо обдумать, что теперь делать.
Вынув у Дельгадо из-за пояса свой «энфилд», я, как обычно, проверил магазин и сунул револьвер в кобуру, висевшую у меня под мышкой. Поддев труп мыском ботинка, я обратился к священнику:
— Вы кое-чему научились на Западном фронте, святой отец. Не правда ли?
— Сын мой, — торжественно произнес он, положив руку мне на плечо. — Должен признаться, что все не так, как это кажется с первого взгляда.
— Ну такое бывает редко.
Он залился громким смехом, странным для священнослужителя.
— Не буду вас пока переубеждать. Выберем для этого более подходящие время и место. Сейчас надо обдумать ситуацию, в которую мы попали. Как скоро этот улизнувший от нас парень доберется до своих?
— Тачо говорит, что по дороге в Гуилу полно федералов. Недавно в этих местах возникли большие беспорядки. Вы это имели в виду, когда говорили, что надеетесь благополучно проскочить через горы в Гуиамас?
— Да. Мой друг сказал, что туда, на побережье, с островов Тихого океана на шхунах все еще возят копру. Похоже, это достаточно тихое место, откуда спокойно можно было бы выехать из страны.
— Туда можно добраться только этой дорогой?
— Думаю, что да. Надо еще раз взглянуть на карту.
Когда священник ушел, из кухни, держа перед собой поднос с кофейником и чашками, появилась Виктория. Разлив кофе, она мне первому протянула чашку. От этого я почему-то почувствовал себя неловко. Затем она развернулась и зашла за дальний конец барной стойки. Вид у нее оставался серьезным даже тогда, когда я, встретившись с ней взглядом, улыбнулся. Она напоминала верную собачонку, замершую в ожидании команды хозяина. Ван Хорн, держа в руках большую карту Мексики, быстрым шагом вошел в комнату и подошел к стойке. Когда он развернул карту, я увидел, что на ней была изображена северная часть страны.
— Север, юг или восток интереса для меня не представляют, — произнес он. — В ближайшие несколько часов они пошлют сообщение по телеграфу и опередят нас.
— Так что остается только дорога через горы, — заметил я, проведя пальцем по карте в направлении Гуилы. — Это самый безопасный путь. От основной дороги в горах имеется ответвление, по которому, миновав сорок миль, можно оказаться в Гуиле.
— На таком длинном пути неприятностей нам не избежать.
— А вы предлагаете ехать вместе?
— У вас есть другой вариант? Вы ведь как-никак тоже влипли в это дело. Случись что-нибудь, нам вдвоем будет легче справиться.
Другими словами, я ему был нужен. Это я понял минуту спустя.
Хлопнув с досады рукой по карте, священник с горечью произнес:
— Черт возьми! Ну почему я не могу заняться своими делами?
На это у меня уже имелся ответ, но я предпочел промолчать. Неожиданно Тачо, наклонившись над картой и уставившись в нее близорукими глазами, вмешался в наш разговор:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33