– Раз там снимались вы, он не может быть чепухой, мисс Гонсалес.
Она отошла от двери и поманила меня за собой.
– Выпьем. Опрокинем по стаканчику, черт возьми. Обожаю лесть, даже самую грубую.
Я вошел. Упрись мне в поясницу дуло, я бы ничуть не удивился. Мисс Гонсалес стояла так, что, входя, я задел ее грудь. Аромат ее духов был прекрасен, как Тадж-Махал при лунном свете. Закрыв дверь, она танцующей походкой направилась к маленькому бару.
– Шотландского? Или предпочитаете коктейли? Я смешиваю совершенно отвратительный мартини.
– Шотландское – это прекрасно, спасибо.
Мисс Гонсалес взяла два таких больших стакана, что в них вполне можно было ставить зонтики, и налила в них виски. Я сел в кресло и огляделся.
Обстановка была старомодной. Псевдокамин с газовыми горелками вместо дров и мраморной доской, трещины в штукатурке, парочка ярко размалеванных картин на стенах (за такую мазню вряд ли стоило платить деньги), старый черный обшарпанный «стейнвей», на котором в виде исключения не было испанской шали. Там и сям валялись новенькие книжки в ярких обложках, в углу стояла двустволка с красивым резным ложем, стволы которой обвивал бант из белого атласа. Голливудская причуда.
Брюнетка в галифе сунула мне стакан и уселась на подлокотник моего кресла.
– Можете называть меня Долорес, – сказала она, основательно хлебнув шотландского.
– Спасибо.
– А как я могу называть вас?
Я усмехнулся.
– Само собой, – сказала она, – я совершенно уверена, что вы лжец, и никаких снимков у вас нет. Но соваться в ваши, конечно же, очень секретные дела я не собираюсь.
– Да? – Я приложился к стакану и ополовинил его. – А как там моется мисс Уэлд? По старинке мылом или с какими-нибудь арабскими благовониями?
Мисс Гонсалес взмахнула недокуренной сигаретой в золотых щипчиках.
– Вы, похоже, были бы не против помочь ей? Ванная там – под арку и направо. Дверь скорее всего не заперта.
– Раз это так просто, не хочу.
– Вот как? – Мисс Гонсалес вновь одарила меня сияющей улыбкой. – Вам нравится преодолевать трудности. Мне, наверно, это надо будет учесть.
– Не беспокойтесь, мисс Гонсалес. Я пришел сюда просто по делу. И никого насиловать не собираюсь.
– Да-а? – Улыбка ее стала нежной, ленивой и, если вам не удастся подобрать слова получше, соблазнительной.
– Но определенно склоняюсь к этому, – сказал я.
– Забавный вы тип, – сказала она, пожав плечами, и вышла под арку, держа в руке стакан, содержимого в котором оставалось на донышке.
Послышался легкий стук в дверь и ее голос:
– Милочка, здесь один человек, принес снимки со студии. Так он говорит.
Muy simpatico. Muу quapo tambien. Con cojones.
Знакомый голос резко ответил:
– Заткнись, сучка. Сейчас выйду.
Мисс Гонсалес вернулась, напевая что-то под нос. Стакан ее был пуст.
Она снова подошла к бару.
– Но вы не пьете! – воскликнула она, глянув на мой стакан.
– Недавно пообедал. Да и все равно, у меня удалена треть желудка. Я немного понимаю по-испански.
Мисс Гонсалес вскинула голову.
– Вы потрясены?
Глаза ее закатились. Плечи передернулись.
– Потрясти меня не так уж легко.
– Но вы слышали, что я сказала? Madre de Dios! Мне очень неловко.
– Ну да, еще бы, – сказал я.
Положив в стакан льда, мисс Гонсалес налила себе еще виски.
– Да, очень неловко, – вздохнула она. – А впрочем, и сама не пойму.
Иногда я почти не ощущаю неловкости. Иногда бывает наплевать. Все друзья говорят, что я слишком уж откровенна. Я потрясла вас, да?
И снова села на подлокотник кресла.
– Нет. Но если я захочу, чтобы меня потрясли, буду знать, куда обращаться.
Она вяло отставила стакан и придвинулась ко мне.
– Но я здесь в гостях, – сказала она. – А живу в Шато-Берси.
– Одна?
Она легонько шлепнула меня по кончику носа. Потом внезапно оказалась у меня на коленях и стала пытаться откусить у меня кончик языка.
– Ты очень славный сукин сын, – сказала она.
Такого горячего рта, как у нее, я еще не встречал. Губы ее обжигали, будто сухой лед. Язык с силой елозил по моим зубам. Глаза ее были огромными, черными, из-под радужной оболочки виднелись белки.
– Я такая усталая, – прошептала она мне в рот, – такая измотанная, просто жуть.
Рука Долорес оказалась во внутреннем кармане моего пиджака. Я с силой оттолкнул ее, но мисс Гонсалес успела выхватить мой бумажник. Со смехом она танцующей походкой отошла в сторону, распахнула его и стала торопливо рыться в нем напоминающими маленьких змей пальцами.
– Очень рада, что вы познакомились, – раздался у входа холодный голос.
В арочном проеме стояла Мэвис Уэлд.
Она небрежно взбила волосы, не потрудившись даже воспользоваться косметикой. На ней был нарядный халат и больше ничего. На ногах красовались маленькие серебристо-зеленые шлепанцы. Глаза были пустыми, губы презрительно кривились. Но я сразу узнал ее и без темных очков.
Мисс Гонсалес бросила на нее быстрый взгляд, закрыла бумажник и швырнула мне. Я поймал его и спрятал. Она широким шагом подошла к столу, взяла черную сумочку с длинным ремешком, повесила на плечо и направилась к двери.
– Его зовут Филип Марлоу, – сообщила она Мэвис Уэлд. – Славное имя, тебе не кажется?
– Вот не знала, что ты спрашиваешь у мужчин, как их зовут, – сказала Мэвис Уэлд. – Ты редко видишься с ними настолько долго, чтобы тебе могли понадобиться их имена.
– Понятно, – мягко ответила мисс Гонсалес. Повернулась и слегка улыбнулась мне. – Очаровательный способ назвать женщину шлюхой, вам не кажется?
Мэвис Уэлд пропустила это мимо ушей. Ее лицо ничего не выражало.
– По крайней мере, – ровным голосом сказала мисс Гонсалес, открыв дверь, – в последнее время я не спала с бандитами.
– Ты уверена, что можешь всех вспомнить? – спросила Мэвис Уэлд тем жетоном. – Открывай дверь, милочка. Сегодня день уборки мусора.
Мисс Гонсалес медленно, спокойно, с ненавистью в глазах оглянулась на нее. Потом, издав губами и зубами легкий звук, широко распахнула дверь.
Сильно хлопнула ею. Ровное темное синее пламя в глазах Мэвис Уэлд не дрогнуло.
– Может, сделаете то же самое, только не так шумно, – сказала она.
Достав платок, я стер с лица помаду. Цветом она ничуть не отличалась от крови – свежепролитой крови.
– Это могло случиться с кем угодно, – сказал я. – Не я полез к ней целоваться, она ко мне.
Мэвис Уэлд широким шагом подошла к двери и распахнула ее.
– Проваливайте отсюда, красавчик. Поживее.
– Я приехал по делу, мисс Уэлд.
– Да, я так и думала. Убирайтесь. Я не знаю вас. И знать не хочу. А если б и хотела, то не сегодня и не сейчас.
– "Любимых вовремя на месте не бывает", – процитировал я.
– Это еще что? – Она попыталась изгнать меня движением подбородка, но такое даже ей оказалось не под силу.
– Браунинг. Я имею в виду поэта, а не пистолет. Уверен, что вы предпочли бы последнее.
– Слушай, подонок; может, вызвать управляющего, чтобы он спустил тебя с лестницы?
Я подошел к двери и плотно притворил ее. Мэвис Уэлд проявила завидную стойкость. Она чуть не дала мне пинка, но кое-как сдержалась. Я как бы нечаянно попытался оттеснить ее от двери. Но безуспешно. Она твердо стояла на месте и тянулась к дверной ручке, в ее темно-синих глазах пылала ярость.
– Если вы намерены стоять от меня так близко, – сказал я, – то, может, что-нибудь наденете?
Мисс Уэлд размахнулась и съездила мне по физиономии. Звук был таким, словно мисс Гонсалес снова хлопнула дверью. Удар оказался весьма ощутимым.
И напомнил об ушибе на затылке.
– Больно? – негромко спросила мисс Уэлд.
Я кивнул.
– Отлично.
Она размахнулась и ударила меня еще раз, пожалуй, посильнее, чем в первый.
– Думаю, вам следует поцеловать меня, – выдохнула она. Глаза ее были ясными, чистыми, нежными. Я небрежно глянул вниз. Правая рука ее была сжата в готовый к действию кулак. И притом довольно увесистый.
– Поверьте, я не целую вас только по одной причине, о которой я вам сейчас скажу. Что же касается ваших пощечин, то меня бы не испугал даже ваш маленький черный пистолет. Или кастет, который вы, очевидно, храните на ночном столике.
Она вежливо улыбнулась.
– Может, мне придется работать на вас, – сказал я. – Ко всему прочему, я не гоняюсь за каждой увиденной мною парой ножек.
Опустив взгляд, я поглядел на ее ножки. Они были прекрасно видны, и флажок, отмечающий линию ворот, был не больше, чем это необходимо.
Мэвис Уэлд запахнула халат, повернулась и, покачивая головой, подошла к маленькому бару.
– Я свободная, белая, совершеннолетняя, – сказала она. – И насмотрелась всех подходов, какие только существуют. По крайней мере, я так думаю. Как же, черт возьми, отделаться от вас, если не припугнуть, не избить или не соблазнить?
– Видите ли...
– Можете не продолжать, – резко перебила она и повернулась ко мне со стаканом в руке. Отпила, отбросила свесившуюся прядь волос и чуть заметно улыбнулась. – Конечно же, деньгами. Как было глупо с моей стороны упустить это из виду.
– Деньги были б не лишними, – сказал я.
Губы ее с отвращением скривились, но голос был почти ласковым.
– Сколько?
– Ну, для начала хватило бы сотни.
– Дешево запрашиваете. Вы – мелкая дешевка, не так ли? Об этом говорит названная вами сумма. Дорогой мой, неужели в вашем кругу сто долларов – это деньги?
– Тогда пусть будет двести. С такими деньжищами я мог бы отойти от дел.
– Все равно дешево. Еженедельно, разумеется? В аккуратном чистом конверте?
– Конверта не нужно. Я беру только грязные деньги.
– И что же я получу за них, мой очаровательный мелкий сыщик? Я, конечно же, знаю, что у вас за профессия.
– Получите расписку. Кто вам сказал, что я сыщик?
На миг она вытаращила глаза, потом вновь принялась играть принятую в порыве вдохновения роль.
– Должно быть, догадалась по запаху.
Поднеся к губам стакан, она уставилась на меня с легкой презрительной усмешкой.
– Я начинаю думать, что вы сами пишете себе реплики, – сказал я. – А то никак не мог понять, в чем там с ними дело.
И пригнулся. Несколько капель попало на меня. Стакан разбился о стену у меня за спиной. Осколки беззвучно упали на пол.
– И должно быть, – сказала она совершенно спокойно, – этим поступком я исчерпала весь свой запас девичьего очарования.
Я подошел и взял шляпу.
– Я вовсе не думаю, что его убили вы, – сказал я. – Но мне бы хорошо иметь основания не говорить, что вы там были. Иметь какой-то задаток, чтобы называть вас своей клиенткой. И достаточно сведений, чтобы оправдать получение задатка.
Мисс Уэлд достала из коробки сигарету, подбросила ее, легко поймала губами и зажгла невесть откуда взявшейся спичкой.
– О господи. Меня подозревают в каком-то убийстве?
Шляпу я все еще держал в руке. И из-за этого почувствовал себя глупо.
Не знаю, почему. Надев ее, я направился к двери.
– Надеюсь, у вас есть деньги на трамвай, – послышался у меня за спиной презрительный голос.
Я не ответил и не остановился. Когда я уже собирался открыть дверь, Мэвис Уэлд сказала:
– Надеюсь также, что мисс Гонсалес дала вам свой телефон и адрес. Вы можете добиться у нее почти всего – в том числе, как мне говорили, и денег.
Я выпустил дверную ручку и быстро пошел назад. Мэвис Уэлд стояла на том же месте.
– Послушайте, – сказал я. – Вам трудно будет в это поверить, но я приехал сюда со странной мыслью, что вы нуждаетесь в помощи – и вряд ли сможете найти человека, на поддержку которого можно рассчитывать.
По-моему, вы зашли в тот номер отеля для того, чтобы внести какой-то выкуп. Притом одна, с риском быть узнанной – и вас, кстати, действительно узнал служащий в том отеле детектив, мораль которого не прочнее ветхой паутины. Все это навело меня на мысль, что вы, может быть, влипли в один из голливудских переплетов, означающих крест на актерской карьере. Но вы ведете себя так, как будто и не влипали ни в какой переплет. Вы устраиваете представление с полным набором банальных, халтурных ужимок, к каким прибегали, играя в самых халтурных фильмах второй категории – если это можно назвать игрой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35