А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Клозена, поморщился от затхлости, тошнотворно-сладковатого запаха джина и чего-то еще и направился к двери. Возле нее у меня впервые мелькнула какая-то мысль. Мертвецки пьяный человек должен громко храпеть. Вовсю, с перерывами, бульканьем и рычаньем. Но Клозен не издавал ни звука. Затылок его и плечи были прикрыты небрежно наброшенным коричневым солдатским одеялом. Вид у него был очень уютный, очень спокойный. Я подошел и склонился над ним. Одеяло на затылке почему-то оттопырилось. Я приподнял его. Из затылка мистера Лестера Б.Клозена торчала желтая четырехгранная рукоятка. На одной грани было напечатано: «Привет от скобяной компании Крамсена». Торчала рукоять чуть пониже затылочной кости.
Это была рукоятка кулинарной пешни...
Неторопливо, со скоростью тридцати пяти миль в час, я уехал из этого района. На окраине города я зашел в телефонную будку рядом с шоссе и позвонил в управление полиции.
– Полиция Бэй-Сити. У телефона Мут, – произнес мягкий голос.
– Айдахо-стрит, четыреста сорок девять, – сказал я. – В квартире управляющего. Фамилия его Клозен.
– Да? – произнес тот же голос. – Ну и что же нам делать?
– Не знаю, – ответил я. – Для меня это загадка. Но зовут этого человека Лестер Б.Клозен. Ясно?
– Почему это так важно? – без малейшей подозрительности произнес мягкий голос.
– Коронеру нужно будет знать, – сказал я и повесил трубку.
Глава 6
Возвратившись в Лос-Анджелес, я заперся в конторе с телефонным справочником Бэй-Сити. И через четверть часа установил, что телефон 13572 принадлежит некоему доктору Винсенту Лагарди, именующему себя невропатологом, дом его и приемная находятся на Вайоминг-стрит, в не совсем лучшем районе, судя по моей карте, но и не совсем за его пределами.
Заперев справочник в стол, я отправился в аптеку на углу, съел бутерброд, выпил чашку кофе и из автомата позвонил доктору Винсенту Лагарди. Ответила женщина, и, чтобы поговорить с самим доктором, мне пришлось проявить настойчивость. Голос его звучал нетерпеливо. Он заявил, что очень занят, ведет осмотр пациента. Я ни разу не говорил ни с одним врачом, который не вел бы осмотра. Знал ли доктор Лестера Б.Клозена? Нет, никогда не слышал о нем. А почему меня это интересует?
– Мистер Клозен звонил вам сегодня утром, – сказал я. – Он был очень пьян, и язык у него заплетался.
– Но я не знаю мистера Клозена, – холодно ответил доктор.
– Ну тогда все в порядке, – сказал я. – Мне только хотелось удостовериться. Кто-то всадил ему в затылок пешню.
Пауза. Потом доктор до елейности вежливым тоном спросил:
– Полиция об этом извещена?
– Конечно, – ответил я:
– Но вас это не должно заботить – если только пешня не ваша.
Это предположение доктор отверг. И вкрадчиво поинтересовался:
– А с кем я говорю?
– Моя фамилия Хикс, – ответил я. – Джордж У.Хикс. Я только что убрался оттуда. Не желаю впутываться в такие дела. Я решил, что это может заинтересовать вас, потому что Клозен пытался дозвониться вам – само собой, еще до убийства.
– Мне очень жаль, мистер Хикс. Но мистера Клозена я не знаю. Никогда не слышал о нем и не сталкивался с ним. Память на имена у меня прекрасная.
– Что ж, отлично. И теперь уже не столкнетесь. Но кое у кого может возникнуть вопрос, почему он вам звонил, – если я не забуду об этом сообщить.
Наступила мертвая пауза. Потом доктор Лагарди произнес:
– По этому поводу мне нечего сказать.
– Мне тоже. Возможно, я вам еще позвоню. Поймите меня правильно, доктор Лагарди. Это не вымогательство. Я просто маленький, сбившийся с пути человек, которому нужен друг. Мне кажется, что доктор – как и священник...
– Я полностью к вашим услугам, – сказал доктор Лагарди. – Пожалуйста, приезжайте ко мне на консультацию без церемоний.
– Спасибо, доктор, – горячо поблагодарил я. – Большое, большое спасибо.
И повесил трубку. Если доктор Винсент Лагарди говорил правду, он позвонит в полицейское управление Бэй-Сити и все расскажет. Если не позвонит, значит, врал. Может, имело бы смысл узнать это, а может, и нет.
Глава 7
Телефон на моем письменном столе зазвонил ровно в четыре.
– Вы уже нашли Оррина, мистер Марлоу?
– Пока нет. Где вы?
– Да я в аптеке, рядом с...
– Поднимайтесь сюда и перестаньте корчить из себя Мату Хари.
– Вы хоть с кем-то бываете вежливым? – спросила Орфамэй.
Я повесил трубку и для поддержания духа перед разговором налил «Старого лесничего». Глотая виски, я услышал шаги Орфамэй по коридору. Подошел к двери и распахнул ее.
– Входите в эту дверь, чтобы не соваться в толпу.
Орфамэй села и со сдержанным видом приготовилась слушать.
– Мне только удалось выяснить, – сказал я, – что в этом притоне на Айдахо-стрит торгуют наркотиками. Сигаретами с марихуаной.
– Да что вы! Какая гадость.
– Нужно принимать в жизни и хорошее, и плохое, – заметил я. – Оррин, должно быть, узнал что-то и пригрозил донести в полицию.
– Вы имеете в виду, – спросила она в своей детской манере, – что с ним за это могли расправиться?
– Скорее всего, для начала просто припугнули.
– Нет, мистер Марлоу, Оррина на испуг не возьмешь, – решительно возразила Орфамэй. – Когда на него давят, он только становится зловредным.
– Не спорю. Но мы говорим о разных вещах. Напугать можно любого – если взяться за дело умеючи.
– Нет, мистер Марлоу, – упрямо повторила она. – Оррина на испуг не возьмешь.
– Ну ладно, – сказал я. – Не возьмешь, так не возьмешь. А если б ему отрезали ногу и били ею по его же голове? Как бы он повел себя после этого – стал бы писать в бюро по улучшению деловой практики?
– Вы насмехаетесь надо мной, мистер Марлоу, – вежливо сказала Орфамэй.
Голос ее был холоден, как суп в пансионе. – Это все, что вы сделали за целый день? Выяснили, что Оррин съехал и что жил он в дурном окружении? Да я и без вас это знала, мистер Марлоу. Я полагала, что раз уж вы детектив...
Она не договорила, предоставив мне догадываться об остальном самому.
– Нет, не все, – сказал я. – Еще я подпоил джином управляющего, просмотрел регистрационную книгу и побеседовал с человеком по фамилии Хикс. Джордж У.Хикс. Он носит парик. Вы, скорее всего, не встречались с ним. Он занимает, вернее, занимал комнату Оррина. И я подумал, что... – Теперь настал мой черед не договорить.
Орфамэй уставилась на меня бледно-голубыми, увеличенными линзами очков глазами. Маленький рот ее был твердо сжат, руки, лежавшие на квадратной сумочке, стискивали край стола, поза была высокомерной, напыщенной, церемонной и осуждающей.
– Вы получили от меня двадцать долларов, мистер Марлоу, – холодно сказала она. – Насколько я поняла, это оплата работы за день. Мне кажется, своей работы вы не выполнили.
– Не выполнил. Что правда, то правда. Но день еще не истек. А о двадцати долларах не беспокойтесь. Если угодно, можете получить их назад.
Они даже не помялись.
Открыв ящик стола, я вынул деньги, положил на стол и придвинул к ней.
Она посмотрела на них, но не притронулась. Медленно подняла голову и уставилась мне в глаза.
– Вы не так меня поняли. Я знаю, мистер Марлоу, что вы делаете все возможное.
– С теми сведениями, какими располагаю.
– Но я сказала вам все, что мне известно.
– Не думаю, – ответил я.
– Что вы думаете, – язвительно сказала Орфамэй, – это ваше дело. В конце концов, зачем бы я обращалась к вам, если б знала то, что мне нужно?
– Я не говорю, что вы знаете все, что вам нужно. Речь идет о том, что я не знаю всего, нужного мне для выполнения работы. И в том, что я услышал от вас, меня кое-что смущает.
– Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин мой брат. Мне ли не знать его.
– Долго он работал в компании «Кал-Вестерн»?
– Я говорила вам. Оррин приехал в Калифорнию около года назад. И сразу же стал работать, потому что еще до отъезда подыскал себе место.
– Часто он писал домой? До того, как перестали приходить письма?
– Каждую неделю. Иногда чаще. Поочередно то матери, то мне. Само собой, письмо были для нас обеих.
– О чем?
– Вы хотите узнать, о чем он писал?
– А что же еще?
– Не будьте таким резким. Писал о работе, о заводе, о людях, работающих там, иногда о представлении, на котором побывал. Или о Калифорнии. И о церкви тоже.
– А о девушках?
– По-моему, Оррин мало интересовался девушками.
– И он все время жил на одном месте?
Орфамэй недоуменно кивнула.
– Когда он перестал писать?
Над этим вопросом пришлось задуматься. Орфамэй поджала губы и подперла нижнюю кончиком пальца.
– Месяца три-четыре назад, – наконец сказала она.
– Каким числом было датировано последнее письмо?
– Я... я не могу назвать точную дату. Пришло оно, как я сказала, три-четыре ме...
Я прервал ее взмахом руки.
– Было там что-нибудь необычное? В строках или между строк?
– Да нет. Вроде бы оно ничем не отличалось от других писем.
– В Калифорнии у вас нет родственников или знакомых?
Орфамэй как-то странно поглядела на меня, хотела что-то сказать, потом резко потрясла головой.
– Нет.
– А где живет ваша сестра Лейла?
– При чем здесь она? – вскипела Орфамэй. – Я ищу своего брата. И я думала, что раз вы – детектив...
– Так. Теперь я скажу, что меня смущает. Не стану касаться того, что вы скрываете, где остановились. Возможно, это просто из опасения, что я вдруг заявлюсь к вам с бутылкой спиртного и начну приставать.
– Говорить так – не очень-то деликатно, – заявила Орфамэй.
– Все, что я говорю, – неделикатно. Я не деликатен. По вашим меркам деликатным может быть лишь тот, у кого не меньше трех молитвенников под мышкой. Но зато я дотошен. Портит всю эту картину то, что вы, почему-то, ничего не боитесь. Ни лично вы, ни ваша мать. А вам бы нужно очень бояться.
Орфамэй тонкими пальцами крепко стиснула сумочку и прижала ее к груди.
– Вы хотите сказать, с ним что-то случилось?
Голос ее упал до печального шепота, как у требующего плату вперед гробовщика.
– Насколько мне известно – ничего. Но я не представляю, как можно, зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить о нем никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться в полицию, где есть отдел розыска пропавших. И явиться к работающему в одиночку детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой порыться в мусорной куче. Не представляю, как ваша добрая старая матушка неделю за неделей сидит в Манхеттене, штат Канзас, штопая зимнее белье священнику.
От Оррина нет писем, нет никаких вестей. А она лишь вздыхает и принимается за очередные кальсоны.
Орфамэй подскочила и бросилась в наступление.
– Вы гадкий, отвратительный человек, – гневно заявила она. – Вы просто мерзавец. Не смейте говорить, что мы с матерью не волновались. Не смейте.
Я еще ближе придвинул к ней лежащие на столе деньги.
– Цена ваших волнений – двадцать долларов, милочка. Но перейдем к тому, о чем вы умалчиваете. Мне, пожалуй, и ни к чему это знать. Суньте эти денежки в свою седельную сумку и забудьте о моем существовании. Завтра можете предложить их взаймы другому детективу.
Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.
– Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете со мной так не разговаривал.
Я встал и вышел из-за стола.
– Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно вам понравится.
Протянув руку, я снял с нее очки. Орфамэй сделала полшага назад, пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.
– Без очков эти глаза поистине прекрасны, – произнес я благоговейным тоном.
Орфамэй расслабилась, откинула голову назад и чуть приоткрыла губы.
– Небось, вы поступаете так со всеми клиентками, – негромко сказала она. Руки ее упали. Сумочка ударилась о мою ногу. Орфамэй всей своей тяжестью повисла на моей руке. Если она давала понять, что хочет высвободиться, то перепутала способы выражения желаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35