Вот слабоумный и возгордился: «Дрова колоть выгоднее».
– Ты ведь в соседях с Купчиком живешь.
– Ну, а где же.
– Ночью стрельбу слышала?
– Нека.
– Так крепко спишь?
– Еще как крепко. Ночью меня из пушки не разбудишь. Утром пришла на работу, а в магазине окна продырявлены. Хозяйка зверем рычит.
– Какие разговоры идут?
– Продавщицы меж собой хихикают и что попало шепчут. Маловато, мол, жадной ведьме накрошили. Надо бы покруче «Марианну» разгромить.
– Не уважают хозяйку?
– За какие милости ее уважать… Она и раньше была стервой, а теперь, когда сына заподозрили в убийстве, совсем остервенела. Если б в райцентре было где устроиться на работу, мы бы пионерским строем враз все ушли от Бабы Яги.
– О том, кто ночью стрелял, не говорят?
– Шепчутся, будто рэкетиры осерчали на ведьму за то, что отказалась платить за «крышу».
– Раньше платила?
– Регулярно. Взбрындела ведьма, когда увешанный наградами Юлиан вернулся из Чечни. Такой королевой стала – не подступись. Теперь, как Юлиана арестовали, лафа Бабы Яги кончилась.
Кухнин словно удивился:
– Разве Юлиан арестован?
– Ну, так базарят… – Веснина, будто испугавшись, торопливо принялась мести. – Иди с Купчиком поговори на эту тему. Пимен Карпович лучше киношного Штирлица все знает.
– А ты чего испугалась?
– Испугаешься… Если ведьма увидит, что с тобой болтаю, она всю мою душу вывернет наизнанку.
– Скажи ей, что мы про любовь болтали.
– Придется соврать. Иначе мне каюк. Отваливай по-быстрому отсюда…
Ветеран Отечественной войны, бывший полковой разведчик, награжденный шестью боевыми орденами и несметным количеством юбилейных медалей, Пимен Карпович Купчик, несмотря на солидный возраст, обладал неиссякаемой энергией. Невысокого роста, с круглым животикам, он постоянно был чем-нибудь занят. Но, если появлялся собеседник, сразу бросал работу и мог часами вести разговор неважно на какую тему. На этот раз Кухнин застал старика за починкой будильника. На приветствие участкового ветеран по-военному отчеканил:
– Здравия желаю, околоточный начальник! – И, сняв старинные роговые очки, показал на табурет возле стола. – Садись, Толян, давно мы с тобой не беседовали. А потолковать ныне есть о чем. События на нашей улице разворачиваются нешуточные. Юлиана Дурдина, говорят, посадили, а?…
– До «посадки» еще далеко, но процесс уже пошел, – уклончиво ответил Кухнин. – Интересно, откуда такие сведения в райцентре появились?
Купчик отодвинул в сторону будильник и хитро подмигнул:
– Земля слухом полнится.
– Расплывчато, Карпыч, говоришь.
– Могу конкретизировать. Соседка моя, известная тебе Настя Веснина, сожительствовала с блатягой, изрисованным синими наколками. Неделю назад тот уехал в Новосибирск. Чего там натворил, не знаю, только оказался в изоляторе, где следствие ведут. А два дня назад новосибирский следователь вызвал Веснину для свидетельских показаний. И вот там, дожидаясь допроса, Настена видела, как вооруженный конвоир куда-то повел Юлиана, закованного в наручники.
– Выходит, что слух пошел от Весниной?
– От нее. Сгоряча Настя рассказала об увиденном факте Римме Парфеновне. Дурдина быстро смоталась в Новосибирск. Приехала оттуда мрачнее грозовой тучи и приказала Насте держать язык за зубами. А у Настены ничего в тайне не держится. У нее, как у пьяного мужика, что на уме, то и на языке. – Купчик вновь хитровато подмигнул. – Такие вот события на нашей улице. Коли ты сказал, что процесс пошел, то сидеть Юлиану на скамейке подсудимых неминуемо.
– Почему так думаешь?
– Потому что, по моим приметам, Юлиан занимался опасными делами.
– Что это за дала?
– Всякие разные.
– Опять расплывчатый ответ.
– Не спеши. Будет тебе и конкретика. О наглых штрафах гаишников на автотрассе слыхал?
– Слышал.
– Вот с этого и начну. В первых числах апреля ездил я на своем «Жигуле» в Новосибирск за добротными шаровыми опорами. В райцентре поддельную дребедень продают. Возвращаясь домой, так проголодался, что решил сделать крюк через Раздольное, чтобы в шашлычной заморить червячка. Подъехал к «харчевне», там серебристый «Мерседес» стоит с синими, как у милиции, номерами. Машина приметная. Много раз ее видал возле «Марианны». И даже Госномер помню: А 576 УР 54 Рус. Ну, думаю, язви его подери, автомобиль знакомый, а номер другой. К тому же еще и милицейский. По привычке былого разведчика, захотелось разгадать такую шараду. Притаился в «Жигулях». Минут через несколько из шашлычной вышли три гренадера в форме гаишников. И один из них – мать моя женщина! – Юлиан Дурдин. Спокойно сели в «Мерседес» и газанули на трассу. Улавливаешь связь со штрафами?
– Улавливаю.
– Конкретный пример?
– Конкретный.
– Дальше – больше. Ранним утром после ночи, когда у ресторана убили женщину и мужчину, я своими глазами видел, как Прохор Пимокатов возле дурдинского гаража мыл снаружи черный джип Юлиана. Вскоре к «Марианне» подкатил знакомый серебристый «Мерседес», но уже со своим законным Госномером. Юлиан с дорожным чемоданчиком подсел к приехавшим друзьям и… до сих пор здесь не появляется. Заковыристый вопрос: с чего это вдруг Дурдин удрал из райцентра сразу после нашумевшего убийства?
– Видимо, была серьезная причина.
– Верно, без причины смерти не бывает.
– Пимокатов, когда вымыл джип, ничего от Дурдина не унес? – спросил Кухнин.
– Конкретно ответить не могу. Прохор, как всегда, ушел от дурдинского гаража с метлой и потащил за собой на веревке большую картонную коробку, в которую мусор собирает. Что, кроме мусора, находилось в той коробке, мне неизвестно.
– Понимаешь, Карпыч, автомат Калашникова не можем найти.
Купчик прищурился:
– Из окна видел сегодня ночью, как ваша бригада гильзы возле тополя собирала. Много нашли?
– Все десять штук собрали.
– Я так и предполагал, что не больше десяти выстрелов прогремело.
– Не видел, кто стрелял?
– Признаться, толком не разглядел. Когда, проснувшись от стрельбы, кинулся к окну, стрелок, сгорбившись, уже бежал к переулку на соседнюю улицу.
– Он разве не в джипе уехал?
– Ни джипа, ни иной машины не было.
– А Дурдина утверждает, что был черный джип.
– Не слушай Парфеновну. Она или во сне это увидала, иди из хитрых соображений отводит грех от великовозрастного сынка, прижитого с армянином.
– Почему «прижитого»?
– Потому, что Парфеновна никогда замужем не была. Не нашлось русского мужика, чтобы жениться на большеносой образине.
Кухнин улыбнулся:
– Отчего, Карпыч, так люто ненавидишь хозяйку «Марианны»?
– Оттого, Толян, что жадюга погубила хорошее дело. Когда «Марианной» командовала Жанка Мерцалова, в магазин приятно было зайти. Качественные продукты продавались по божеским ценам. Улыбчивые продавщицы радовались покупателям. Теперь заходить в «Марианну» страшно. Хозяйка – зверь, девки за прилавком – хамки. Продтовары никудышные, а цены заоблачные. Не напрасно автоматчик стеганул по окнам хамского заведения.
– Попробуй все-таки вспомнить, как он выглядел?
Купчик задумался:
– Без очков вдали я слабовато вижу. Да и лунная ночь – не солнечный день. Приметились мне, пожалуй, только широкие клеши, вроде как у Прохора Пимокатова.
– Не Прошка ли это был?
– Сомнительно, чтобы малоразвитому недотепе доверили заряженный автомат. Да и откуда Прохору освоить стрельбу. Он, может, только из рогатки в детстве с пацанами стрелял.
– Сегодня Пимокатов почему-то не пришел подметать у «Марианны». Веснина предполагает, будто он запил после твоих щедрот.
– Какие щедроты? – удивился Купчик. – Всего-то заплатил парню по совести. Относительно запоя, скажу так: Прохор не из тех забулдыг, которые ради выпивки напрочь забывают о работе. Он, как заведенный робот, и тверезый, и под градусом подметает добросовестно. Наверно, что-то иное отвлекло парня. Чтобы не гадать на бобах, сходи к нему. Узнать у Прохора правду проще, чем с горы скатиться. Он ведь божий человек, святая простота. Где живет, знаешь?
– Знаю. На соседней улице, за переулком.
– Вот и дуй не стой туда.
…Прохор Пимокатов совершенно трезвый сидел на крылечке старой избы и, завернув до колен широченные «клеши», растирал ладонями оголенные икры ног. Возле крыльца стояла большая картонная коробка полная мусора. Поверх нее лежала метла. На вопрос Кухнина – как дела? – «божий человек» привычно выставил руку с оттопыренным большим пальцем:
– На ять!
– Отдыхаешь? – спросил Кухнин.
– Отдыхаю. Ноги судорога сводит.
– Не работая, устал?
– Ты что говоришь. У пяти торговых точек порядок навел, – Прошка показал на коробку с мусором. – Видишь, короб доверху отходами загрузил. Вечером сожгу в печке.
– Почему у «Марианны» сегодня не подметал?
– Пусть сама хозяйка подметает. Я щас спать лягу.
– Обиделся на Парфеновну?
– Не, боюсь, она голову мне оторвет.
– За что?
– За магазинные окошки.
– Которые ночью прострелили?
– Ну.
– А при чем там ты?
– Моя работа.
– Чего-чего?… – от неожиданности Кухнин замешкался. – Как твоя работа?…
– Вот так… – Прошка изобразил позу, будто держит в руках автомат, и, содрогаясь словно от стрельбы, «застрочил» языком: – Ду, ду, ду, ду, ду…
– Ты где автомат взял?
– Юлиан Дурдин подарил.
– А кто научил стрелять?
– Тоже Юлиан. Там научиться проще простого.
Кухнин, присев рядом с Пимокатовым, спросил:
– Когда и для чего Дурдин вручил тебе «подарок»?
– Он велел об этом никому не рассказывать, – простодушно ответил Прошка. – Если кому-то расскажу, обещал голову оторвать.
– Но мне-то можно рассказать. Я в милиции служу и заступлюсь за тебя.
– Правда, заступишься?
– Истинная правда.
Недолго поколебавшись, Пимокатов стал рассказывать. Когда он вымыл дурдинскии джип, Юлиан достал из машины автомат и стал показывать, как из него стрелять. Надо было всего-то оттянуть до упора затвор, а потом нажать указательным пальцем на спусковой крючок и не отпускать до той поры, пока стрельба не прекратится. Убедившись, что Прошка усвоил простецкий прием, положил автомат в Прохорову коробку под мусор, велел утащить домой и запрятать. После наказал прислушиваться к разговорам. Если появится слух, что Юлиан арестован, надо среди ночи тайком стрельнуть по какой-нибудь торговой точке и, отстрелявшись, утопить автомат в реке.
– От кого узнал, что Дурдин арестован? – спросил Кухнии.
– Настя Веснина сказала.
– И ты вместо «торговой точки» отстрелялся по «Марианне»?
– Ну, я же не дурак, чтобы делать беду хорошим людям. Пусть теперь вредная Римма Парфеновна чинит оковки и разбирается со своим сыном.
– Где прятал автомат?
– Дома, в подполе под картошкой.
– А после стрельбы куда его дел?
– Утопил.
– В реке?
– Нет.
– А где?
– На бутылку пива дашь? – вместо ответа спросил Прошка.
Кухнин достал десятирублевку. Пимокатов посмотрел ее на просвет, будто хотел убедиться, не фальшивая ли купюра, аккуратно сложил вчетверо и, спрятав в карман «клешей», предложил:
– Пойдем, покажу.
Он провел Кухнина по заросшему муравой двору к колодцу с обветшалым срубом. Указав пальцем в колодец, сказал:
– Там.
– И как его оттуда достать? – спросил Кухнин.
– Удить надо.
– Какой удочкой?
– У меня крюк на веревке есть. Выуживаю им ведро, когда нечаянно уроню.
– Давай, Прохор, этот крюк и позови двух соседей в понятые.
– Петровича с Митяней можно позвать?
– Митяня не детского возраста?
– Ты что говоришь. Парень из армии недавно вернулся. А Петрович до пенсии железнодорожником работал.
– Зови их.
Поочередно с понятыми Кухнин «удил» без малого час. В конце концов все-таки зацепил крюком за ремень и вытащил из колодца целехенький автомат Калашникова. В рожковом магазине автомата не было ни единого патрона.
– Теперь составим протокол выемки, – обращаясь к понятым, удовлетворенно проговорил участковый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29