Распознав в комиссаре брата, чье сердце стучит в унисон с его собственным, Оттавио Пеццато согласился отвести его к одру дочери, причем сделал это с таким благородством и сдержанностью, что Дзамполь сразу почувствовал себя не у дел и не посмел даже шевельнуться, когда его шеф встал со стула.
У изголовья постели, ловя каждый вздох дочери, сидела встревоженная мать, а сама Элена, прикрыв глаза, с ужасом думала, как бы теперь, после того как за ней ухаживали два самых завидных поклонника, не остаться старой девой. От одной мысли об этом девушку бросало в дрожь. Услышав скрип двери, Элена приоткрыла один глаз, но при виде отца и одного из полицейских снова зажмурилась и издала такой горестный стон, что он разжалобил бы кого угодно, включая инспектора Дзамполя! Оттавио нагнулся и взял ее за руку.
— Очнись, моя Элена… Этот синьор все понимает…
Тарчинини, в пароксизме отцовской нежности, тоже склонился над страдающей Эленой.
— Вам больше нечего бояться, дитя моя, я здесь…
— Он убил Нино… Он убьет меня… всех нас поубивает! — забормотала девушка, словно предчувствуя скорую кончину.
— Да нет же, нет… Я поймаю этого дикаря и отправлю в тюрьму! Там он уже никому не причинит вреда!
Элена привскочила в постели.
— В тюрьму? Моего Лючано? — возмутилась она. — Dio mio! Но почему?
Ромео подумал, что, будь сейчас рядом с ним Дзамполь, тот не упустил бы случая в очередной раз посмеяться над женской непоследовательностью.
— Послушайте, синьорина… Не вы ли сами только что утверждали, что этот Лючано убил берсальера?
— Потому что он меня любит!
— Но это же еще не повод…
Несмотря на отеческую задушевность тона, Тарчинини так и не удалось вразумить Элену. Девушка зарылась лицом в подушки и, отчаянно рыдая, умоляла защитить ее от убийственного гнева жениха, но в то же время не трогать и волоска на его голове. Наконец, уверившись, что его редкий талант успокаивать и внушать надежду не производит на нервную барышню ни малейшего впечатления, комиссар вместе с хозяином дома вернулся в гостиную, к Дзамполю. Пеццато, опасаясь, что Ромео поддался мольбам его очаровательной крошки и теперь не захочет ничего предпринимать, счел нужным высказать свое мнение:
— По-моему, Элена сама не знает, что говорит… Но я не сомневаюсь, что, пока этот Монтасти на свободе, всем нам грозит опасность!
— Успокойтесь, синьор Пеццато, мы с инспектором займемся молодым человеком. Где он работает?
— У жестянщика Сампьери, на виа Татукки. Это почти на углу пьяцца Райнери.
Выслушав рапорт капрала Мантоли и узнав, что накануне к Нино Регацци приходили два богатых синьора, очевидно передавших ему очень крупную сумму, лейтенант Векки позвонил в уголовную полицию. Но там ему сказали, что ведущий расследование комиссар отсутствует, и попросили позвонить еще раз через часок-другой или подождать, пока синьор Тарчинини сам перезвонит ему в казарму. Векки в тот день дежурил и предпочел второй вариант.
Дзамполь не выносил запаха свинца и сварки, поэтому, едва переступив порог мастерской Сампьери, почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Разумеется, это не улучшило его настроения. Хозяин мастерской, добродушный и ужасающе грязный гигант, с улыбкой вышел навстречу посетителям, распространяя довольно тягостный для обоняния аромат.
— Если вам надо что-нибудь починить, синьоры, придется малость подождать… Разве что дело ужасно серьезное…
— Синьор Сампьери?
— Он самый.
— У вас работает некий Лючано Монтасти?
— Да… А что?
— Полиция!
— А-а-а… И что он натворил?
— Именно об этом мы бы и хотели у него спросить, с вашего позволения или без оного. Хотя я лично предпочел бы получить от вас согласие…
— Монтасти чинит сифон в маленьком павильоне во дворе.
— Спасибо.
Тарчинини и Дзамполь пересекли мастерскую и свернули в коридор, пропитанный тошнотворной, хотя и не имевшей ничего общего с расплавленным металлом, вонью. Наконец они выскользнули во внутренний дворик и сквозь застекленную стену крохотного павильона увидели склонившегося над работой парня. Услышав голос Тарчинини, тот вздрогнул и едва не поранился.
— Лючано Монтасти?
— Да. Что вам угодно?
— Полиция! Мы пришли поговорить с вами.
Парень побледнел и, вскочив со стула, ухватил тяжелый разводной ключ. Дзамполь тут же вытащил револьвер.
— А ну, живо брось эту штуковину, или я рассержусь!
Но Монтасти был уже не в состоянии слушать что бы то ни было.
— Я знал, что вы придете! — заорал он. — Так и думал, что в его смерти обвинят меня! Но я не убивал его, слышите? Не убивал! Да, я ужасно рад, что проклятый берсальер мертв, но прикончил его не я! И попробуйте только спорить, я вам морды порасшибаю, грязные шпики!
Дзамполь прицелился Лючано в ноги.
— Положи разводной ключ, а то схлопочешь пулю в лапу! Ты что, хочешь стать калекой?
Немного поколебавшись, Монтасти положил ключ.
— Хорошо, теперь иди сюда… Ну, давай пошевеливайся!
Лючано задыхался и дрожал всем телом, но все же выполнил приказ.
— Что вы теперь со мной сделаете? — спросил он, приблизившись к инспектору.
— Прихватим с собой.
— Я не хочу в тюрьму!
— Хочешь ты или нет, нам плевать, ясно?
Монтасти подобрался и, прежде чем кто-либо из полицейских успел сообразить, что сейчас произойдет, распрямившись, как пружина, боднул инспектора головой в живот. Дзамполю показалось, что его долбанули тараном. Он выронил револьвер и упал навзничь, потеряв сознание прежде, чем голова коснулась пола. Лючано повернулся к Тарчинини.
— Если вам не в чем себя упрекнуть, ничего глупее вы не могли придумать, — невозмутимо заметил комиссар.
Спокойствие веронца, по-видимому, немного привело парня в чувство.
— Клянусь, я никого не убивал! — снова крикнул он охрипшим от волнения голосом.
Потом Монтасти распахнул дверцу, выходившую в соседний дворик, и рванул прочь. Ромео решил, что преследовать беглеца бесполезно, тем более что сам он никак не смог бы мчаться с такой скоростью. В это время на пороге мастерской появился Сампьери.
— Кажется, я слышал крики? А что, Лючано тут нет?
— Удрал!
— Удрал? Но почему?
Тарчинини кивнул в сторону все еще бесчувственного инспектора. Сампьери в ужасе отшатнулся.
— Madonna!.. — каким-то придушенным голосом пробормотал он. — Лючано его убил?
— К счастью, нет… Помогите мне привести малого в чувство.
— Погодите, сейчас сбегаю за граппой.
Сампьери исчез и почти тотчас вернулся с бутылкой. Опустившись на колени, он влил в рот Алессандро Дзамполя изрядную порцию водки, и тот, почувствовав на губах ее обжигающий вкус, потихоньку пришел в себя. Инспектор обвел мастерскую более чем туманным взором, вспомнил наконец, что произошло, и, подобрав револьвер, вскочил.
— Где этот бандит? — зарычал он.
Комиссар знаком показал, что Монтасти скрылся.
— И вы не бросились в погоню?
Ромео задумчиво посмотрел на помощника.
— Вы что же, Алессандро, принимаете меня за бегуна, достойного представлять Италию на Олимпийских играх? Судя по тому, с какой скоростью парень сорвался с места, догнать его мог бы разве что чемпион мира!
— Я тоже не чемпион, шеф, но, готов прозакладывать что угодно, этого типа я догоню! И тогда ему придется вести себя очень и очень вежливо, не то…
— Да ну же, Дзамполь, не пытайтесь строить из себя злюку! Вы совсем не такой!
— Верно, синьор комиссар, я человек не злой, но не слишком люблю, когда меня бьют головой в живот… Кому что нравится, non e vero?
— Не стоит так нервничать, Алессандро… Мы запустим машину, и ваш обидчик далеко не убежит. Впрочем, меня бы очень удивило, вздумай он покинуть город, не попытавшись хотя бы увидеться с возлюбленной… По-моему, лучше всего беглеца подкараулить на виа Карло Видуа…
— Разве что Монтасти окажется гораздо хитрее и поспешит смыться, даже не заглянув туда.
— И не подумает!
— Почему вы так уверены?
— Потому что он влюблен и ему отвечают взаимностью.
Инспектор пожал плечами. Когда Тарчинини садился на любимого конька, он предпочитал не спорить.
— С утра у нас был всего один возможный убийца, а сейчас их уже двое, — заметил инспектор, когда они с Тарчинини вернулись в кабинет. — Если и дальше пойдет в том же духе, к концу недели нам, чего доброго, придется иметь дело с целой дюжиной подозреваемых!
Но подобная перспектива, казалось, нисколько не омрачила настроение Ромео.
— Чем сложнее задача, тем большее удовольствие я получаю от расследования.
— Как по-вашему, это Анджело или Лючано?
— Я бы скорее поставил на Анджело — он сильнее, спокойнее и храбрее. Такой человек, придя к определенному решению, ни за что не отступится. Но нам предстоит тяжелая схватка. И нападать «в лоб» значило бы заранее обречь себя на неудачу. Единственный выход — попытаться взять парня измором.
— А Лючано?
— Вряд ли он виновен… Правда, малый насмерть перепуган, но всему виной воображение, да еще ревность подтачивает беднягу с того дня, как он вернулся из армии… Монтасти ненавидел нашего берсальера, но не думаю, что он способен убить кого бы то ни было… Пороху не хватит.
— И однако меня он вывел из строя в мгновение ока! Видали, как налетел?
— Рефлекс загнанного зверя… Но заметьте, Алессандро, я вполне могу ошибаться, и на самом деле убийца — Лючано. Тем не менее у меня сложилось довольно стойкое впечатление, что парень не сможет долго скрывать от нас правду и расколется на первом же допросе.
— Ну, для этого его надо сначала найти!
— Не волнуйтесь, Монтасти мы поймаем, потому что влюбленный далеко не убежит. Возвращайтесь домой, Алессандро, и пораньше ложитесь спать — и тем скорее забудете об этом дурацком ударе в живот. А я перед ужином еще разок загляну к Дани…
— Ого, шеф! Я вижу, вам у них понравилось?
— Да, признаюсь, малышка Стелла — прелестна, но, чтобы раз и навсегда покончить с вашими оскорбительными подозрениями, впредь мы будем сменять друг друга, так что следующий визит — ваш. Мы должны вывести Анджело из терпения. Это единственный шанс узнать правду.
Комиссар Тарчинини уже собирался уходить, когда Дзамполь вдруг обнаружил среди множества бумаг, принесенных в их отсутствие, записку, оповещавшую, что насчет убийства берсальера звонил лейтенант Векки и просил комиссара при первом же удобном случае перезвонить ему в казарму Дабормида.
Ромео набрал номер и с неподдельным интересом выслушал рассказ собеседника, но час был уже поздний, поэтому он обещал заехать завтра с утра и побеседовать с капралом Мантоли. Повесив трубку, комиссар немного подумал, а потом повернулся к Дзамполю.
— Пусть то, что с нами сейчас произошло, Алессандро, послужит для вас уроком… Мы с величайшим пылом и рвением преследуем двух молодых людей, которых, казалось бы, можем с полным основанием подозревать в убийстве… И вдруг какой-то капрал заявляет, что перед уходом Нино из казармы его навестили два незнакомых синьора и передали кучу денег. Вам не кажется, что это очень любопытно?
— Да…
— Занимаясь Анджело и Лючано, я совершенно упустил из виду, что у Регацци неожиданно завелись деньги и что покойника, видимо, обобрали… За что могли так много заплатить солдату?
— Ну, например, это его доля в какой-нибудь махинации?
— Не исключено, но уж слишком романтично… Вы не находите?
— Тогда как вы это объясните?
— Пока не знаю, но надеюсь, что завтра сумею лучше разобраться во всем этом деле. До свидания, Алессандро.
Решив завоевать симпатии «бедной тети», Тарчинини подумал, что лучше всего — подыгрывать ей и ни в чем не перечить. Поэтому, как только Стелла открыла дверь, он бросился к сидевшей в кресле старухе.
— На сей раз вам не придется ни ругать меня, ни бить линейкой по пальцам — я выучил все уроки!
Тетушка Пия воззрилась на него с искренним изумлением.
— Прошу прощения, синьор, — спокойно заметила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
У изголовья постели, ловя каждый вздох дочери, сидела встревоженная мать, а сама Элена, прикрыв глаза, с ужасом думала, как бы теперь, после того как за ней ухаживали два самых завидных поклонника, не остаться старой девой. От одной мысли об этом девушку бросало в дрожь. Услышав скрип двери, Элена приоткрыла один глаз, но при виде отца и одного из полицейских снова зажмурилась и издала такой горестный стон, что он разжалобил бы кого угодно, включая инспектора Дзамполя! Оттавио нагнулся и взял ее за руку.
— Очнись, моя Элена… Этот синьор все понимает…
Тарчинини, в пароксизме отцовской нежности, тоже склонился над страдающей Эленой.
— Вам больше нечего бояться, дитя моя, я здесь…
— Он убил Нино… Он убьет меня… всех нас поубивает! — забормотала девушка, словно предчувствуя скорую кончину.
— Да нет же, нет… Я поймаю этого дикаря и отправлю в тюрьму! Там он уже никому не причинит вреда!
Элена привскочила в постели.
— В тюрьму? Моего Лючано? — возмутилась она. — Dio mio! Но почему?
Ромео подумал, что, будь сейчас рядом с ним Дзамполь, тот не упустил бы случая в очередной раз посмеяться над женской непоследовательностью.
— Послушайте, синьорина… Не вы ли сами только что утверждали, что этот Лючано убил берсальера?
— Потому что он меня любит!
— Но это же еще не повод…
Несмотря на отеческую задушевность тона, Тарчинини так и не удалось вразумить Элену. Девушка зарылась лицом в подушки и, отчаянно рыдая, умоляла защитить ее от убийственного гнева жениха, но в то же время не трогать и волоска на его голове. Наконец, уверившись, что его редкий талант успокаивать и внушать надежду не производит на нервную барышню ни малейшего впечатления, комиссар вместе с хозяином дома вернулся в гостиную, к Дзамполю. Пеццато, опасаясь, что Ромео поддался мольбам его очаровательной крошки и теперь не захочет ничего предпринимать, счел нужным высказать свое мнение:
— По-моему, Элена сама не знает, что говорит… Но я не сомневаюсь, что, пока этот Монтасти на свободе, всем нам грозит опасность!
— Успокойтесь, синьор Пеццато, мы с инспектором займемся молодым человеком. Где он работает?
— У жестянщика Сампьери, на виа Татукки. Это почти на углу пьяцца Райнери.
Выслушав рапорт капрала Мантоли и узнав, что накануне к Нино Регацци приходили два богатых синьора, очевидно передавших ему очень крупную сумму, лейтенант Векки позвонил в уголовную полицию. Но там ему сказали, что ведущий расследование комиссар отсутствует, и попросили позвонить еще раз через часок-другой или подождать, пока синьор Тарчинини сам перезвонит ему в казарму. Векки в тот день дежурил и предпочел второй вариант.
Дзамполь не выносил запаха свинца и сварки, поэтому, едва переступив порог мастерской Сампьери, почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Разумеется, это не улучшило его настроения. Хозяин мастерской, добродушный и ужасающе грязный гигант, с улыбкой вышел навстречу посетителям, распространяя довольно тягостный для обоняния аромат.
— Если вам надо что-нибудь починить, синьоры, придется малость подождать… Разве что дело ужасно серьезное…
— Синьор Сампьери?
— Он самый.
— У вас работает некий Лючано Монтасти?
— Да… А что?
— Полиция!
— А-а-а… И что он натворил?
— Именно об этом мы бы и хотели у него спросить, с вашего позволения или без оного. Хотя я лично предпочел бы получить от вас согласие…
— Монтасти чинит сифон в маленьком павильоне во дворе.
— Спасибо.
Тарчинини и Дзамполь пересекли мастерскую и свернули в коридор, пропитанный тошнотворной, хотя и не имевшей ничего общего с расплавленным металлом, вонью. Наконец они выскользнули во внутренний дворик и сквозь застекленную стену крохотного павильона увидели склонившегося над работой парня. Услышав голос Тарчинини, тот вздрогнул и едва не поранился.
— Лючано Монтасти?
— Да. Что вам угодно?
— Полиция! Мы пришли поговорить с вами.
Парень побледнел и, вскочив со стула, ухватил тяжелый разводной ключ. Дзамполь тут же вытащил револьвер.
— А ну, живо брось эту штуковину, или я рассержусь!
Но Монтасти был уже не в состоянии слушать что бы то ни было.
— Я знал, что вы придете! — заорал он. — Так и думал, что в его смерти обвинят меня! Но я не убивал его, слышите? Не убивал! Да, я ужасно рад, что проклятый берсальер мертв, но прикончил его не я! И попробуйте только спорить, я вам морды порасшибаю, грязные шпики!
Дзамполь прицелился Лючано в ноги.
— Положи разводной ключ, а то схлопочешь пулю в лапу! Ты что, хочешь стать калекой?
Немного поколебавшись, Монтасти положил ключ.
— Хорошо, теперь иди сюда… Ну, давай пошевеливайся!
Лючано задыхался и дрожал всем телом, но все же выполнил приказ.
— Что вы теперь со мной сделаете? — спросил он, приблизившись к инспектору.
— Прихватим с собой.
— Я не хочу в тюрьму!
— Хочешь ты или нет, нам плевать, ясно?
Монтасти подобрался и, прежде чем кто-либо из полицейских успел сообразить, что сейчас произойдет, распрямившись, как пружина, боднул инспектора головой в живот. Дзамполю показалось, что его долбанули тараном. Он выронил револьвер и упал навзничь, потеряв сознание прежде, чем голова коснулась пола. Лючано повернулся к Тарчинини.
— Если вам не в чем себя упрекнуть, ничего глупее вы не могли придумать, — невозмутимо заметил комиссар.
Спокойствие веронца, по-видимому, немного привело парня в чувство.
— Клянусь, я никого не убивал! — снова крикнул он охрипшим от волнения голосом.
Потом Монтасти распахнул дверцу, выходившую в соседний дворик, и рванул прочь. Ромео решил, что преследовать беглеца бесполезно, тем более что сам он никак не смог бы мчаться с такой скоростью. В это время на пороге мастерской появился Сампьери.
— Кажется, я слышал крики? А что, Лючано тут нет?
— Удрал!
— Удрал? Но почему?
Тарчинини кивнул в сторону все еще бесчувственного инспектора. Сампьери в ужасе отшатнулся.
— Madonna!.. — каким-то придушенным голосом пробормотал он. — Лючано его убил?
— К счастью, нет… Помогите мне привести малого в чувство.
— Погодите, сейчас сбегаю за граппой.
Сампьери исчез и почти тотчас вернулся с бутылкой. Опустившись на колени, он влил в рот Алессандро Дзамполя изрядную порцию водки, и тот, почувствовав на губах ее обжигающий вкус, потихоньку пришел в себя. Инспектор обвел мастерскую более чем туманным взором, вспомнил наконец, что произошло, и, подобрав револьвер, вскочил.
— Где этот бандит? — зарычал он.
Комиссар знаком показал, что Монтасти скрылся.
— И вы не бросились в погоню?
Ромео задумчиво посмотрел на помощника.
— Вы что же, Алессандро, принимаете меня за бегуна, достойного представлять Италию на Олимпийских играх? Судя по тому, с какой скоростью парень сорвался с места, догнать его мог бы разве что чемпион мира!
— Я тоже не чемпион, шеф, но, готов прозакладывать что угодно, этого типа я догоню! И тогда ему придется вести себя очень и очень вежливо, не то…
— Да ну же, Дзамполь, не пытайтесь строить из себя злюку! Вы совсем не такой!
— Верно, синьор комиссар, я человек не злой, но не слишком люблю, когда меня бьют головой в живот… Кому что нравится, non e vero?
— Не стоит так нервничать, Алессандро… Мы запустим машину, и ваш обидчик далеко не убежит. Впрочем, меня бы очень удивило, вздумай он покинуть город, не попытавшись хотя бы увидеться с возлюбленной… По-моему, лучше всего беглеца подкараулить на виа Карло Видуа…
— Разве что Монтасти окажется гораздо хитрее и поспешит смыться, даже не заглянув туда.
— И не подумает!
— Почему вы так уверены?
— Потому что он влюблен и ему отвечают взаимностью.
Инспектор пожал плечами. Когда Тарчинини садился на любимого конька, он предпочитал не спорить.
— С утра у нас был всего один возможный убийца, а сейчас их уже двое, — заметил инспектор, когда они с Тарчинини вернулись в кабинет. — Если и дальше пойдет в том же духе, к концу недели нам, чего доброго, придется иметь дело с целой дюжиной подозреваемых!
Но подобная перспектива, казалось, нисколько не омрачила настроение Ромео.
— Чем сложнее задача, тем большее удовольствие я получаю от расследования.
— Как по-вашему, это Анджело или Лючано?
— Я бы скорее поставил на Анджело — он сильнее, спокойнее и храбрее. Такой человек, придя к определенному решению, ни за что не отступится. Но нам предстоит тяжелая схватка. И нападать «в лоб» значило бы заранее обречь себя на неудачу. Единственный выход — попытаться взять парня измором.
— А Лючано?
— Вряд ли он виновен… Правда, малый насмерть перепуган, но всему виной воображение, да еще ревность подтачивает беднягу с того дня, как он вернулся из армии… Монтасти ненавидел нашего берсальера, но не думаю, что он способен убить кого бы то ни было… Пороху не хватит.
— И однако меня он вывел из строя в мгновение ока! Видали, как налетел?
— Рефлекс загнанного зверя… Но заметьте, Алессандро, я вполне могу ошибаться, и на самом деле убийца — Лючано. Тем не менее у меня сложилось довольно стойкое впечатление, что парень не сможет долго скрывать от нас правду и расколется на первом же допросе.
— Ну, для этого его надо сначала найти!
— Не волнуйтесь, Монтасти мы поймаем, потому что влюбленный далеко не убежит. Возвращайтесь домой, Алессандро, и пораньше ложитесь спать — и тем скорее забудете об этом дурацком ударе в живот. А я перед ужином еще разок загляну к Дани…
— Ого, шеф! Я вижу, вам у них понравилось?
— Да, признаюсь, малышка Стелла — прелестна, но, чтобы раз и навсегда покончить с вашими оскорбительными подозрениями, впредь мы будем сменять друг друга, так что следующий визит — ваш. Мы должны вывести Анджело из терпения. Это единственный шанс узнать правду.
Комиссар Тарчинини уже собирался уходить, когда Дзамполь вдруг обнаружил среди множества бумаг, принесенных в их отсутствие, записку, оповещавшую, что насчет убийства берсальера звонил лейтенант Векки и просил комиссара при первом же удобном случае перезвонить ему в казарму Дабормида.
Ромео набрал номер и с неподдельным интересом выслушал рассказ собеседника, но час был уже поздний, поэтому он обещал заехать завтра с утра и побеседовать с капралом Мантоли. Повесив трубку, комиссар немного подумал, а потом повернулся к Дзамполю.
— Пусть то, что с нами сейчас произошло, Алессандро, послужит для вас уроком… Мы с величайшим пылом и рвением преследуем двух молодых людей, которых, казалось бы, можем с полным основанием подозревать в убийстве… И вдруг какой-то капрал заявляет, что перед уходом Нино из казармы его навестили два незнакомых синьора и передали кучу денег. Вам не кажется, что это очень любопытно?
— Да…
— Занимаясь Анджело и Лючано, я совершенно упустил из виду, что у Регацци неожиданно завелись деньги и что покойника, видимо, обобрали… За что могли так много заплатить солдату?
— Ну, например, это его доля в какой-нибудь махинации?
— Не исключено, но уж слишком романтично… Вы не находите?
— Тогда как вы это объясните?
— Пока не знаю, но надеюсь, что завтра сумею лучше разобраться во всем этом деле. До свидания, Алессандро.
Решив завоевать симпатии «бедной тети», Тарчинини подумал, что лучше всего — подыгрывать ей и ни в чем не перечить. Поэтому, как только Стелла открыла дверь, он бросился к сидевшей в кресле старухе.
— На сей раз вам не придется ни ругать меня, ни бить линейкой по пальцам — я выучил все уроки!
Тетушка Пия воззрилась на него с искренним изумлением.
— Прошу прощения, синьор, — спокойно заметила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26