А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Его потом даже по телевизору показывали в программе "Сегодня". Воскресший односельчанин, то есть однодеревчанин, вернувшись в отчий, то есть материнский, дом (отца-то у Семецкого никогда не было, то есть был, конечно, кто-то его зачал, но кто, мать сама толком не знает), зажил образцово, в том смысле, что водки ни-ни, ни грамма, и от курева тоже в плену отвык и возобновлять дурные привычки отказался категорически.
Каждую последнюю пятницу месяца Семецкий отпрашивается с работы пораньше и готовится к встрече с однополчанами. А его матушка в этот день, наоборот, задерживается на работе подольше. Случалось, на посиделки однополчан заглядывал участковый. Ему наливали. Хорошие ребята, разного возраста, в разных званиях уволились в запас, кто срочную тянул, а кто и в офицеpax служил, кто в столице проживает, а кто проездом. Свойские мужики и пить горазды. Семецкий-то в завязке, ну а перед остальными, как и положено у русских людей, стаканы стоят. Которые не за рулем, водочку себе подешевле наливали, а участкового, со всем уважением, из особой бутылки с иностранными буквами напитком угощали. Случалось, милиционер уже в зюзю, а остальные пьющие хоть бы хны. Смеются, подливают и тосты говорят — грех не выпить. И кто-нибудь обязательно уважаемого участкового культурненько так из избушки выведет, как напиток в иностранном бутыле закончится, не раньше, и культурно до родимой хаты доведет представителя закона...
Кореец подрегулировал резкость, разглядел лица — курносые, улыбчивые — вышедших из джипа. Понаблюдал, как гости обходят мотоцикл с люлькой, о чем-то переговариваясь с местным деревенским алкашом, который вертелся у припаркованного транспорта и, ясное дело, чего просил. Увидел, как к парковке подошел участковый, отогнал алкаша и козырнул гостям. Один из приехавших на джипе поздоровался с участковым за руку, другой вскинул руку и посмотрел на свое окольцованное часами запястье. Опустив линзы бинокля, взглянул на электронный циферблат высокоточных часов и Кореец...
...17 часов 54 минуты. "Какой сегодня день?" — подумала Зоя, глядя на циферблат, вмонтированный в приборную панель.
— Сегодня четверг? — спросила Зоя у плохо выбритого усатого мужика с сизой татуировкой на тыльной стороне правого кулака: "ГДР-1978".
— Пятница, — ответил усач, оскалившись, продемонстрировав золотые фиксы и лукаво скосив похотливые свинячьи глазки на пассажирку. — Загуляли, дамочка? Можа, продолжим? Я — холостой, богатый, не пожалеешь. Можа, завалимся ко...
— На дорогу смотри! — оборвала водилу Зоя. Усач, слава богу, послушался и вовремя тормознул "Москвич" в хвосте автомобильной пробки перед светофором. Еще в аварию с ним, с тараканом этим, не хватало попасть!
— Можа, ко мне домой поедем, а? Подумай, дамочка. Я богатый, возьму бухала, какое тебе нравится, довольная будешь, а? Я через Мытищи из дачи возвертался. У меня дача — двенадцать соток, банька, теплицы. Дома на балконе своя картошечка, огурчики, закусь — пальчики оближешь.
— На дорогу смотри! Езжай давай — зеленый на светофоре. И нечего на мои коленки пялиться. Ишь, губу раскатал. Дон Жуан, тоже мне...
Зоя сошла с электрички в Мытищах. Согласно легенде, Бультерьер, похитивший и продержавший женщину энное количество дней в темном подполе, подвез ее, связанную и с повязкой на глазах, в ближнее Подмосковье, помог выбраться из багажника, извинился за неудобства, надрезал ножиком узелок веревки, спутавшей руки, и был таков. Зоя подумала и решила, что Мытищи вполне подойдут в качестве мнимой высадки из багажника.
"Зря я с этим тараканом заговорила, — думала Зоя, разглядывая свое отражение в мутном зеркальце над лобовым стеклом. — Какая, черт побери, мне разница, четверг сегодня или пятница? Главное, что не выходные. Всю дорогу молчала, и бомбила сидел, заткнувшись в тряпочку. Дернул же меня черт за язык, дуру... А выгляжу я, да, как шлюха привокзальная, но, черт возьми, я же ему, таракану этому озабоченному, штуку отстегнула за провоз. Неужто шалавы дешевые столь же щедро платят бомбилам на сраных тачках?"
Она поправила сальные волосы пальцами с облупившимся лаком на ногтях. Поморщилась, увидев отражения грязных рукавчиков блузки. Нет, лучше в окно смотреть, себя разглядывать — пытка.
Женщина всегда остается женщиной. Настоящая женщина — феминистки и лесбиянки не в счет. В электричке Зоя Михайловна Сабурова выглядела едва ли не леди на общем замызганном фоне, и, лишь добравшись до окраины Мытищ (сначала на маршрутке ехала, потом пешочком прошлась), лишь уединившись в рощице подле автострады, она отважилась снять шляпку, распустить прятавшиеся под головным убором сальные волосы, смыть с лица косметику, поцарапать маникюр, снять с немытого тела одежду, морщась от запашка пота и выгрузив из спортивной сумки грязные шмотки, переодеться в непотребное, в дорогое, но настоятельно требующее стирки, в свое, в то, в чем ушла с юношей Кимом, согласившись имитировать собственное похищение. Переодевшись, запихнула чистую одежду, купленную ей Корейцем, в сумку, подарок Бультерьера, вылила в сумку с одежками сто пятьдесят миллилитров бензина из флакона для духов, чиркнула зажигалкой и пошла прочь от костра к трассе, где безжалостно сломала каблук левой босоножки об асфальт, выудила из заднего кармана джинсов купюру в тысячу рублей, подняла руку и стопорнула этот сраный "Москвич" с усатым бомбилой за рулем.
"Врет он, что с дачи возвращается, — подумала Зоя. — Типичный бомбила. Извозчик с большой дороги. Кобель озабоченный... Скорей бы приехать!.."
...18 часов 07 минут 06 секунд на высокоточных часах Корейца. Пора заканчивать наблюдение — дверь со двора в сени закрыта, все сегодняшние "гости" в избушке "однополчанина" Семецкого. Или, называя вещи своими именами, ловушка сработала, ассасины, собравшиеся на явке, уж две минуты как спят вповалку.
Необязательно, конечно, было приезжать сюда, на эту опушку, и валяться с биноклем на холмике меж пеньков, но так как-то спокойнее. Мало ли что, а вдруг как раз сегодня сработал бы пресловутый закон подлости, и ловушка-избушка осталась бы пустой? Нет, гораздо спокойней увидать своими глазами, как без трех минут шесть Семецкий высунул лобастую башку во двор, повертел ею и исчез в сенях, и дощатая дверь больше не открывалась.
Кореец сполз, пятясь по-рачьи, с холмика, встал и, пригибаясь, пошел в березнячок, что зеленел в десятке шагов от кромки паханого поля. В березнячке, попирая колесами едва приметную тропу, стоял, дожидаясь Корейца, мотоцикл модели "Ява". Кореец спрятал бинокль в сумку, притороченную к мотоциклетному седлу, достал из-за пазухи мобильник и набрал короткий номер: 02 — и, когда ему ответили, надавил клавишу, воспроизводящую аудиозапись вмонтированного в мобилу цифрового диктофона.
— Алло, милиция? — заговорила мобила голосом Семена Андреевича Ступина. — Слушайте и не перебивайте! Я хочу сообщить важную информацию: в деревне Дубки Московской области, в доме на околице, принадлежащем семье Семецких, пару минут назад сработала заложенная мною накануне, в отсутствие хозяев, разумеется, скажем так — газовая мина с часовым механизмом. В настоящее время в избушке с зелеными наличниками должны храпеть мирно господа террористы, так называемые федави, принадлежащие к секте ассасинов. Они проспят еще шесть часов и еще шесть часов будут, как говорится, никакие. Мне хотелось бы, чтобы вы, товарищи милиционеры, прибыли в Дубки раньше карет "Скорой помощи", а их, безусловно, вызовут земляки Семецкого, как только обнаружат спящих, ха, красавцев. Да! Едва не забыл! Что за звери такие ассасины, читайте завтра утром в Рунете. Ровно в девять в Сети появится соответствующий сайт. За сим, всего вам доброго, мусора и мусорихи. Пока-пока!..
Запись закончилась. Кореец отключил телефон и сунул его обратно за пазуху. Взялся за рога двухколесного скакуна, развернул его к лесу перелом, к опушке задом и резво вскочил в скрипнувшее потертое седло...
...18 часов 15 минут, идеально прямой угол между толстой часовой и дистрофичной минутной стрелками. "Москвич" с Зоей Сабуровой на переднем пассажирском кресле уж недалече от каланчи нефтяного концерна "Никос". Уж как говорится, рукой подать до "Никоса".
— Куда дале ехать, красивая? — игриво спросил усач за баранкой.
— Куда и ехали. Я называла точный адрес, повторить?
— Адрес-шмадрес, говори, куда сворачивать, я в этом районе чисто Сусанин, а то... — Усач похабно заулыбался. — А то завезу, вона, во дворик и это, и прижму тебя, красивая, хе!..
— Езжай пока прямо. До перекрестка, там налево, — бесцветным голосом дала указание водителю Зоя, вздохнула, задержала дыхание, сосчитала в уме до десяти.
— Это, а может... — Водила притормозил, переключил скорости. — Давай во дворик, это, заверну, ага? По-быстрому побалуемся и, прикинь, тыщу твою отдам. Доедешь, прикинь, на халяву.
— Э! Ты куда поехал, таракан?! Э, дядя, не хочу во дворик! Эй, послушай, я честно предупреждаю — если ты сейчас же не...
— Да ладно тебе! — перебил Зою усач, сворачивая под арку, в заброшенный двор. — Ладно тебе, красивая, целку из себя строить. От тебя не убудет. Вона дворик какой тихой. Вона под кустом по-быстрому тебе вставлю и дале бесплатно поедешь.
"А почему бы и нет? — подумала Зоя. — Пускай паркуется под кустом, местечко тихое. Будет Пушкареву подарочек на блюдечке с голубой каемочкой, свидетель, которого нет нужды разыскивать, который очнется и подтвердит, что подобрал меня, лахудру, на окраине Мытищ..."
...18 часов 21 минута, четыре ублюдочного начертания зеленые цифры на табло электрических (язык не поворачивается назвать их "электронными") часов, изготовленных в городе Харькове накануне Олимпиады-80. Часы с олимпийским мишкой на полированном боку стоят в дальнем углу стола, что втиснут в каморку, в загон для консьержки.
— Добрый вечер. — Журналист Александр Юрьевич Иванов вежливо поздоровался с пожилой консьержкой и, виновато улыбаясь, спросил: — Мне есть какая-нибудь почта?
Старуха-консьержка с неохотой оторвала взгляд от черно-белого экранчика портативного телевизора и, зло поглядев на жильца, прошипела:
— На "доске объявлений" каждый день вывешиваем, кому пришла почта. Вы на "доску" смотрели? Вы из которой квартиры, жилец?
— Прошу прощения за беспокойство, — смутился Иванов. — Прошу прощения...
Иванов стушевался, пятясь к "доске объявлений", заискивающе улыбался старой змеюке в загончике подле двери на улицу, которая только что закрылась за журналистом, а в душе у него, у Шурика Иванова, бушевала метель свирепых эмоций. Шурик ненавидел эту хамку, старую соглядатайшу-консьержку, зарплата которой, между прочим, формируется и из его, Иванова, ежемесячных пожертвований старшей по подъезду. А еще больше Шурик ненавидел себя за позорную, недостойную мужчины слабость, за страх, который заставляет унижаться перед консьержками, искать повод, чтобы обратить на себя их внимание.
"Я теперь возвращаюсь домой рано, стараюсь вернуться, пока солнце еще высоко. Я возвращаюсь домой и боюсь. У нас в подъезде сидят новые консьержки, та бабка, которая пропустила Бультерьера, недавно уволилась. Я прохожу мимо консьержки и боюсь, что она скажет мне: вами, жилец, интересовался какой-то хромой. И еще, еще больше, я боюсь, что она забудет мне об этом сказать. Не могу же я сам попросить консьержку, звоните, мол, сразу в милицию, если заметите хромого с протезом вместо правой руки. Старуха... любая из четырех, которые дежурят у нас в подъезде, старая ведьма, примет меня за сумасшедшего и... И, наверное, она будет права... Я боюсь ее прямо спросить — заходил ли... Вы понимаете, как я буду выглядеть, если каждый день, возвращаясь домой, начну спрашивать про Бультерьера?.. Я боюсь, что он снова ко мне придет. Что он поджидает под дверью моей квартиры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59