Но Вадим хочет наложить на него лапу. Поэтому не отдавай ящик, если он приедет один. Отдай только, если нас будет двое. Сможешь так сделать?
Прежде чем ответить, Тохтамбашев подумал, и от этого слова, им произнесенные, приобрели дополнительный вес:
- Смогу. Сегодня же перетащу его в другое место. В такое, где никто никогда не найдет. И если Вадим вдруг заявится, скажу: "Моя твоя не понимай".
- С ним это может не прокатить.
- Здесь я хозяин. Найдется, кому его вразумить. Да и я сам еще не совсем инвалид. Не умел бы за себя постоять - давно бы глотку перегрызли. Только… Честно скажу: не нравится мне все это!
- Потом, дорогой, объяснимся! Обещаю, что не пожалеешь. И без твоей помощи мне будет не обойтись.
- Вадим мне давно не нравился. Ну, я тебе говорил! А сегодня - особенно. Ты уверен, что с ним не надо.
От недосказанной фразы повеяло могильным холодом.
- Не надо! - Студеный энергично покачал головой. - Сам разберусь.
- Как знаешь.
- Вот еще что, - Студеный порылся в нагрудном кармане, достал два трофейных кольца. То, что без камня, протянул Тохтамбашеву. - Держи! Видишь, это две половинки? Если со мной что-то случится, сохрани ящик. И отдай его моей жене, ты ведь помнишь Антонину?… Отдай его ей или моему сыну- я же показывал фотографии, он похож на меня, так что должен узнать. Но отдай только в том случае, если они предъявят кольцо. Понимаешь? Даже нет! Сын придет с женой или с невестой, и у нее на пальце будет это кольцо. Ты все понял? Кольцо - это пароль. Никакой Арцыбашев не догадается!
В противовес комбату Жора сохранял невозмутимость.
- Зачем все так усложнять?
- Кто знает, как жизнь повернется? Держи! И обещай мне, что все сделаешь в точности. Если, конечно, до этого дело дойдет.
Тохтамбашев взял кольцо. Взвесил его на руке, потрогал острую кромку.
- Клянусь!
***
Долетели нормально. В самолете скооперировались с двумя офицерами и, привычно поругивая Горбачева за борьбу с алкоголем, раскатали три пол-литры "Пшеничной". Для комбата эта доза неожиданно оказалась убойной. Окосел быстро и окончательно, никакие средства не могли привести его в божеский вид, так что из самолета пришлось выносить. При этом Студеный порывался петь песни, брыкался, и зрелище получалось совершенно похабное.
- У него неприятности дома, - пояснил Арцыбашев, и к непотребству комбата отнеслись с пониманием. Погрузили в машину, доставили в часть. Сняли сапоги и часть одежды, водрузили на койку. Только глубоко за полночь он окончательно успокоился, перестал ворочаться и бормотать.
А наутро маялся от жесточайшей головной боли. Когда наконец-таки набрался сил, чтобы встать и поискать бутыль со спиртом, пришел Арцыбашев. В чистенькой отглаженной форме, гладко выбритый, пахнущий одеколоном. С сигаретой, от дыма которой Студеного чуть не вывернуло наизнанку:
- Выбрось ее! Издеваешься, что ли?
Арцыбашев не торопясь затушил "Мальборо" и достал из-под бушлата малек "Столичной":
- На, поправься!
- Налей! Не видишь, бля, что командиру плохо?
Усмехнувшись, Арцыбашев набулькал треть стакана. Студеный проглотил это одним махом и замычал, вытирая губы тыльной стороной ладони.
- Да, назюзюкались вы вчера, ваше величество!
- Со всеми бывает.
- Все так и поняли. Хоть помнишь, чего болтал-то?
- Ничего лишнего, - голосу Студеного не хватало уверенности. Черт знает, может, и брякнул что-нибудь! Хотя, в целом, за ним такого не водится. Даже по пьяни.
- Ну-ну… Давай выздоравливай! Арцыбашев ушел. И зачем приходил? Проведать, занести лекарство? Что-то раньше такой заботы с его стороны не замечалось! Может, и правда, вчера начал секреты выбалтывать? Ч-черт! Надо завязывать с выпивкой.
Однако вместо "завязки" Студеный налил в кружку еще. И еще. Только прикончив малька, почувствовал себя человеком. Руки перестали трястись, в голове прояснилось. Перекусил чем-то, кофе горячего выпил. Смог даже сигаретку скурить. Отправился в штаб. Навел шороху на подчиненных и засел в своей комнатушке. Вскоре в дверь постучали.
- Да! - рявкнул Студеный.
- Разрешите, товарищ майор?
- Сказано, заходи!
- Лейтенант Васнецов. Представляюсь по случаю убытия в отпуск.
- Что за отпуск? - Студеный грозно свел брови.
- Краткосрочный, по семейным обстоятельствам.
- Знаю я, как такие отпуска делают! Все документы оформил?
- Так точно!
- Присаживайся…
Студеный смотрел на розовощекого лейтенанта. Когда он прибыл в часть? Кажется, не прошло и трех месяцев. И уже домой намастрячился. Глядишь, там и останется. Сколько комбат его помнил, Васнецов никогда в бой не рвался, зато не единожды обращался к врачу, изобретая хвори, одна экзотичней другой. Офицер, мать его за ногу!
- Куда едешь?
- В Новороссийск.
- О как! Это удачно! Самая короткая дорога туда - через Пермь. Соображаешь?
- Никак нет, товарищ майор!
- Тогда быстрее соображай. Ну, что непонятного? Сделаешь небольшой крюк, письмецо завезешь. Если, конечно, хочешь уехать. А то могу и тормознуть, сам видишь, какая сейчас обстановка. Так хочешь, или останешься?
- Так точно, хочу!
- Все, вопрос решен! Погуляй полчасика где-нибудь и заходи. И смотри: никому ни гу-гу! Шагом марш!
- Есть! - Васнецов, сорвавшись со стула, скрылся за дверью.
Радуясь своей находчивости, Студеный вырвал из тетрадки листок и начал сочинять письмо жене. Эпистолярный жанр всегда представлял для Студеного трудности, а сейчас, с бодуна, дело и вовсе застопорилось. Стандартные первые строки еще выходили из-под пера, а вот что писать дальше, комбат решительно не знал. Получалось или слишком пугающе, или чересчур невразумительно. Антонина, конечно, головастая баба, но и она вряд ли поймет, что ее благоверный хотел донести своими намеками. Затосковав, Студеный отвернулся к окну. Грыз ручку, временами ругался. И все чаще думал о том, что без стакана не разобраться. Но обошлось как-то. Только было решился бутылку достать, как нужные мысли родились. Лишь записывать успевай! Послание получилось на славу. Комбат остался доволен, его перечитав. Именно то, что и надо! Для Антонины есть вся нужная информация, а посторонний хрен что поймет. В конверт Студеный положил не только лист с текстом, но и несколько чистых, а также кольцо с розовым камушком. Оно, конечно, прощупывалось, но… Кто станет щупать? Васнецов? Да сколько угодно! Все равно вскрыть не посмеет, не говоря уж о том, чтобы спереть золотишко. Заклеив конверт, Студеный стал ждать лейтенанта.
Тот проявил пунктуальность, явившись ровно через тридцать минут.
- Разрешите?…
- Разрешаю. Присаживайся и слушай сюда. Как в город приедешь, по телефону сперва позвони. Спросишь Антонину Петровну. Так, мол, и так, от мужа вам весточка. Где она скажет, там с ней и встретишься. Запоминай телефон… Запомнил? Молодец! А ну, повтори! Так, правильно. Если понадобится, она тебе с билетом до Новороссийска поможет…
Когда лейтенант вышел, Студеный удовлетворенно подумал: "Вот теперь можно и с Вадимом откровенно поговорить!"
Подумал, но торопиться не стал. Отложил разговор до тех пор, пока Васнецов не убудет из части.
***
У Тохтамбашева было отличное настроение.
Во-первых, провернул удачную сделку. Во-вторых, отодрал новенькую повариху из офицерской столовой. Она ему давно глазки строила. Вопросы разные задавала, а смеяться начинала раньше, чем он успевал сказать что-нибудь юморное. Короче, видно было по бабе, что она очень даже не против. На счет своей мужской стати Тохтамбашев не заблуждался. Не Рэмбо, что и говорить! Ясное дело, что повариху привлекают его деньги и его возможности. Рассчитывает, дуреха, на ценный подарок или на более тепленькое местечко, которое он сможет ей предложить. Пусть надеется! Если всех одаривать и протежировать, самому ничего не останется.
Уединились в подсобке. Многие из кухонных работников это видели. Ну и что? Тохтамбашева сплетни не волновали, а повариха вся просто светилась от счастья, пока они шли по коридору под незаметными взглядами ее коллег. Повариха хотела задействовать вариант "на столе", но у Жоры были другие приоритеты. Молча развернул ее спиной, задрал белый халат, наклонил. М-да, с красивым бельем в Союзе проблемы. Подарить ей, что ли, заграничный комплект? Кажется, что-то подходящего размера завалялось…
Действо продолжалось недолго. Об удовлетворении партнерши Тохтамбашев не думал. Отстрелялся - и ладно.
- Мне очень понравилось, - улыбнулась она, застегивая халат.
- Угу. Загляни ко мне как-нибудь. - Тохтамбашев потрепал ее по плечу, шлепнул по заду и вышел, на ходу поправляя ширинку.
Только на улице сообразил, что даже не спросил имени девки. Впрочем, оно ему надо? Запутаешься, если попытаешься помнить всех.
Немного взгрустнулось, когда он вспомнил первые курсы Киевского Краснознаменного. Увольнения в город, танцы, вечная нищета, безуспешные ухаживания за хохлушками. Сначала на него вообще не обращали внимания. Кому нужен низкорослый чурка, когда вокруг столько красивых парней! За одной девчонкой он три месяца волочился. Чего только не изобретал, чтобы добиться расположения. И не добился! Отвалил несолоно хлебавши. Интересно, а как бы она сейчас к нему отнеслась, занеси ее судьба в их гарнизон? Наверняка бы стала выделываться. С трудом вспомнив лицо недотроги, Жора представил ее раскорячившейся в подсобке столовой. Нет, совершенно не интересно! Попользовался бы, конечно. Чего добру пропадать? Но радости это бы не принесло. Что очень обидно…
Тохтамбашев зашел в парикмахерскую. Клиентов там не было, и мастер, старый бухарский еврей, читал "Правду". При виде начальника снял очки, сложил газету и несуетливо поднялся.
- Здравствуйте.
Тохтамбашев ответил ему с подчеркнутым уважением. Все-таки старик был настоящим асом своего дела, да и в жизни повидал много.
- Надо усы подровнять. И шею побрить. - Тохтамбашев сел в кресло.
- Сделаем, - старик достал накрахмаленную простыню.
Когда Тохтамбашев вышел из парикмахерской, от грусти не осталось и следа. Насвистывая "Белые розы", пошел по аллее к своим складам. Смотрел по сторонам и представлял, как будет красиво, когда вокруг распустятся цветы.
Посланец Судьбы принял облик капитана Сивкова из строевой части штаба. Как всегда, он куда-то спешил и пролетел бы мимо Тохтамбашева, не окликни тот его.
Жора и сам не знал, зачем это сделал. Друзьями они не были, общих дел не имели. Более того, затурканный жизнью, вечно неопрятный Сивков был Тохтамбашеву просто неприятен, и в другой раз он сам бы мог отвернуться, чтобы его не заметить. А тут взял и позвал. Интуиция, наверное, подсказала.
- Как дела, Кирилл?
Капитан остановился и поправил очки:
- Чарры Каримович!
- Да, дорогой! У тебя что-то случилось? Говори, может, я в силах помочь?
Сивков заморгал и выдал такое, от чего Тохтамбашев просто оторопел:
- Вы Студеного знали? Он застрелился!
- Как застрелился? - только через минуту Жора обрел дар речи. - Он ведь приезжал ко мне на прошлой неделе!
- Так! Взял и пустил пулю в висок. - Сивков приставил к голове выпрямленный указательный палец, а потом несколько раз энергично его согнул. - Подробностей пока никто не знает, но информация верная. Специальная комиссия будет разбираться. Шутка ли, целый комбат покончил с собой!
Потоптавшись, Сивков припустил дальше, в направлении штаба.
А Тохтамбашев поспешил к складу. Оправившись от неожиданности, он начал думать рационально. Действительно Студеный наложил на себя руки или ему Арцыбашев помог, пока что не важно. С этим можно будет разобраться и позже. Важно, что начнет работать комиссия, и насколько глубоко она копнет, лишь аллаху известно. А он, Тохтамбашев, даже не знает, что в этом чертовом ящике, который ему навязали.
Заперев дверь, Жора приступил к делу. В "апартаментах" надрывались два телефона, местной связи и городской, но он не обращал внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Прежде чем ответить, Тохтамбашев подумал, и от этого слова, им произнесенные, приобрели дополнительный вес:
- Смогу. Сегодня же перетащу его в другое место. В такое, где никто никогда не найдет. И если Вадим вдруг заявится, скажу: "Моя твоя не понимай".
- С ним это может не прокатить.
- Здесь я хозяин. Найдется, кому его вразумить. Да и я сам еще не совсем инвалид. Не умел бы за себя постоять - давно бы глотку перегрызли. Только… Честно скажу: не нравится мне все это!
- Потом, дорогой, объяснимся! Обещаю, что не пожалеешь. И без твоей помощи мне будет не обойтись.
- Вадим мне давно не нравился. Ну, я тебе говорил! А сегодня - особенно. Ты уверен, что с ним не надо.
От недосказанной фразы повеяло могильным холодом.
- Не надо! - Студеный энергично покачал головой. - Сам разберусь.
- Как знаешь.
- Вот еще что, - Студеный порылся в нагрудном кармане, достал два трофейных кольца. То, что без камня, протянул Тохтамбашеву. - Держи! Видишь, это две половинки? Если со мной что-то случится, сохрани ящик. И отдай его моей жене, ты ведь помнишь Антонину?… Отдай его ей или моему сыну- я же показывал фотографии, он похож на меня, так что должен узнать. Но отдай только в том случае, если они предъявят кольцо. Понимаешь? Даже нет! Сын придет с женой или с невестой, и у нее на пальце будет это кольцо. Ты все понял? Кольцо - это пароль. Никакой Арцыбашев не догадается!
В противовес комбату Жора сохранял невозмутимость.
- Зачем все так усложнять?
- Кто знает, как жизнь повернется? Держи! И обещай мне, что все сделаешь в точности. Если, конечно, до этого дело дойдет.
Тохтамбашев взял кольцо. Взвесил его на руке, потрогал острую кромку.
- Клянусь!
***
Долетели нормально. В самолете скооперировались с двумя офицерами и, привычно поругивая Горбачева за борьбу с алкоголем, раскатали три пол-литры "Пшеничной". Для комбата эта доза неожиданно оказалась убойной. Окосел быстро и окончательно, никакие средства не могли привести его в божеский вид, так что из самолета пришлось выносить. При этом Студеный порывался петь песни, брыкался, и зрелище получалось совершенно похабное.
- У него неприятности дома, - пояснил Арцыбашев, и к непотребству комбата отнеслись с пониманием. Погрузили в машину, доставили в часть. Сняли сапоги и часть одежды, водрузили на койку. Только глубоко за полночь он окончательно успокоился, перестал ворочаться и бормотать.
А наутро маялся от жесточайшей головной боли. Когда наконец-таки набрался сил, чтобы встать и поискать бутыль со спиртом, пришел Арцыбашев. В чистенькой отглаженной форме, гладко выбритый, пахнущий одеколоном. С сигаретой, от дыма которой Студеного чуть не вывернуло наизнанку:
- Выбрось ее! Издеваешься, что ли?
Арцыбашев не торопясь затушил "Мальборо" и достал из-под бушлата малек "Столичной":
- На, поправься!
- Налей! Не видишь, бля, что командиру плохо?
Усмехнувшись, Арцыбашев набулькал треть стакана. Студеный проглотил это одним махом и замычал, вытирая губы тыльной стороной ладони.
- Да, назюзюкались вы вчера, ваше величество!
- Со всеми бывает.
- Все так и поняли. Хоть помнишь, чего болтал-то?
- Ничего лишнего, - голосу Студеного не хватало уверенности. Черт знает, может, и брякнул что-нибудь! Хотя, в целом, за ним такого не водится. Даже по пьяни.
- Ну-ну… Давай выздоравливай! Арцыбашев ушел. И зачем приходил? Проведать, занести лекарство? Что-то раньше такой заботы с его стороны не замечалось! Может, и правда, вчера начал секреты выбалтывать? Ч-черт! Надо завязывать с выпивкой.
Однако вместо "завязки" Студеный налил в кружку еще. И еще. Только прикончив малька, почувствовал себя человеком. Руки перестали трястись, в голове прояснилось. Перекусил чем-то, кофе горячего выпил. Смог даже сигаретку скурить. Отправился в штаб. Навел шороху на подчиненных и засел в своей комнатушке. Вскоре в дверь постучали.
- Да! - рявкнул Студеный.
- Разрешите, товарищ майор?
- Сказано, заходи!
- Лейтенант Васнецов. Представляюсь по случаю убытия в отпуск.
- Что за отпуск? - Студеный грозно свел брови.
- Краткосрочный, по семейным обстоятельствам.
- Знаю я, как такие отпуска делают! Все документы оформил?
- Так точно!
- Присаживайся…
Студеный смотрел на розовощекого лейтенанта. Когда он прибыл в часть? Кажется, не прошло и трех месяцев. И уже домой намастрячился. Глядишь, там и останется. Сколько комбат его помнил, Васнецов никогда в бой не рвался, зато не единожды обращался к врачу, изобретая хвори, одна экзотичней другой. Офицер, мать его за ногу!
- Куда едешь?
- В Новороссийск.
- О как! Это удачно! Самая короткая дорога туда - через Пермь. Соображаешь?
- Никак нет, товарищ майор!
- Тогда быстрее соображай. Ну, что непонятного? Сделаешь небольшой крюк, письмецо завезешь. Если, конечно, хочешь уехать. А то могу и тормознуть, сам видишь, какая сейчас обстановка. Так хочешь, или останешься?
- Так точно, хочу!
- Все, вопрос решен! Погуляй полчасика где-нибудь и заходи. И смотри: никому ни гу-гу! Шагом марш!
- Есть! - Васнецов, сорвавшись со стула, скрылся за дверью.
Радуясь своей находчивости, Студеный вырвал из тетрадки листок и начал сочинять письмо жене. Эпистолярный жанр всегда представлял для Студеного трудности, а сейчас, с бодуна, дело и вовсе застопорилось. Стандартные первые строки еще выходили из-под пера, а вот что писать дальше, комбат решительно не знал. Получалось или слишком пугающе, или чересчур невразумительно. Антонина, конечно, головастая баба, но и она вряд ли поймет, что ее благоверный хотел донести своими намеками. Затосковав, Студеный отвернулся к окну. Грыз ручку, временами ругался. И все чаще думал о том, что без стакана не разобраться. Но обошлось как-то. Только было решился бутылку достать, как нужные мысли родились. Лишь записывать успевай! Послание получилось на славу. Комбат остался доволен, его перечитав. Именно то, что и надо! Для Антонины есть вся нужная информация, а посторонний хрен что поймет. В конверт Студеный положил не только лист с текстом, но и несколько чистых, а также кольцо с розовым камушком. Оно, конечно, прощупывалось, но… Кто станет щупать? Васнецов? Да сколько угодно! Все равно вскрыть не посмеет, не говоря уж о том, чтобы спереть золотишко. Заклеив конверт, Студеный стал ждать лейтенанта.
Тот проявил пунктуальность, явившись ровно через тридцать минут.
- Разрешите?…
- Разрешаю. Присаживайся и слушай сюда. Как в город приедешь, по телефону сперва позвони. Спросишь Антонину Петровну. Так, мол, и так, от мужа вам весточка. Где она скажет, там с ней и встретишься. Запоминай телефон… Запомнил? Молодец! А ну, повтори! Так, правильно. Если понадобится, она тебе с билетом до Новороссийска поможет…
Когда лейтенант вышел, Студеный удовлетворенно подумал: "Вот теперь можно и с Вадимом откровенно поговорить!"
Подумал, но торопиться не стал. Отложил разговор до тех пор, пока Васнецов не убудет из части.
***
У Тохтамбашева было отличное настроение.
Во-первых, провернул удачную сделку. Во-вторых, отодрал новенькую повариху из офицерской столовой. Она ему давно глазки строила. Вопросы разные задавала, а смеяться начинала раньше, чем он успевал сказать что-нибудь юморное. Короче, видно было по бабе, что она очень даже не против. На счет своей мужской стати Тохтамбашев не заблуждался. Не Рэмбо, что и говорить! Ясное дело, что повариху привлекают его деньги и его возможности. Рассчитывает, дуреха, на ценный подарок или на более тепленькое местечко, которое он сможет ей предложить. Пусть надеется! Если всех одаривать и протежировать, самому ничего не останется.
Уединились в подсобке. Многие из кухонных работников это видели. Ну и что? Тохтамбашева сплетни не волновали, а повариха вся просто светилась от счастья, пока они шли по коридору под незаметными взглядами ее коллег. Повариха хотела задействовать вариант "на столе", но у Жоры были другие приоритеты. Молча развернул ее спиной, задрал белый халат, наклонил. М-да, с красивым бельем в Союзе проблемы. Подарить ей, что ли, заграничный комплект? Кажется, что-то подходящего размера завалялось…
Действо продолжалось недолго. Об удовлетворении партнерши Тохтамбашев не думал. Отстрелялся - и ладно.
- Мне очень понравилось, - улыбнулась она, застегивая халат.
- Угу. Загляни ко мне как-нибудь. - Тохтамбашев потрепал ее по плечу, шлепнул по заду и вышел, на ходу поправляя ширинку.
Только на улице сообразил, что даже не спросил имени девки. Впрочем, оно ему надо? Запутаешься, если попытаешься помнить всех.
Немного взгрустнулось, когда он вспомнил первые курсы Киевского Краснознаменного. Увольнения в город, танцы, вечная нищета, безуспешные ухаживания за хохлушками. Сначала на него вообще не обращали внимания. Кому нужен низкорослый чурка, когда вокруг столько красивых парней! За одной девчонкой он три месяца волочился. Чего только не изобретал, чтобы добиться расположения. И не добился! Отвалил несолоно хлебавши. Интересно, а как бы она сейчас к нему отнеслась, занеси ее судьба в их гарнизон? Наверняка бы стала выделываться. С трудом вспомнив лицо недотроги, Жора представил ее раскорячившейся в подсобке столовой. Нет, совершенно не интересно! Попользовался бы, конечно. Чего добру пропадать? Но радости это бы не принесло. Что очень обидно…
Тохтамбашев зашел в парикмахерскую. Клиентов там не было, и мастер, старый бухарский еврей, читал "Правду". При виде начальника снял очки, сложил газету и несуетливо поднялся.
- Здравствуйте.
Тохтамбашев ответил ему с подчеркнутым уважением. Все-таки старик был настоящим асом своего дела, да и в жизни повидал много.
- Надо усы подровнять. И шею побрить. - Тохтамбашев сел в кресло.
- Сделаем, - старик достал накрахмаленную простыню.
Когда Тохтамбашев вышел из парикмахерской, от грусти не осталось и следа. Насвистывая "Белые розы", пошел по аллее к своим складам. Смотрел по сторонам и представлял, как будет красиво, когда вокруг распустятся цветы.
Посланец Судьбы принял облик капитана Сивкова из строевой части штаба. Как всегда, он куда-то спешил и пролетел бы мимо Тохтамбашева, не окликни тот его.
Жора и сам не знал, зачем это сделал. Друзьями они не были, общих дел не имели. Более того, затурканный жизнью, вечно неопрятный Сивков был Тохтамбашеву просто неприятен, и в другой раз он сам бы мог отвернуться, чтобы его не заметить. А тут взял и позвал. Интуиция, наверное, подсказала.
- Как дела, Кирилл?
Капитан остановился и поправил очки:
- Чарры Каримович!
- Да, дорогой! У тебя что-то случилось? Говори, может, я в силах помочь?
Сивков заморгал и выдал такое, от чего Тохтамбашев просто оторопел:
- Вы Студеного знали? Он застрелился!
- Как застрелился? - только через минуту Жора обрел дар речи. - Он ведь приезжал ко мне на прошлой неделе!
- Так! Взял и пустил пулю в висок. - Сивков приставил к голове выпрямленный указательный палец, а потом несколько раз энергично его согнул. - Подробностей пока никто не знает, но информация верная. Специальная комиссия будет разбираться. Шутка ли, целый комбат покончил с собой!
Потоптавшись, Сивков припустил дальше, в направлении штаба.
А Тохтамбашев поспешил к складу. Оправившись от неожиданности, он начал думать рационально. Действительно Студеный наложил на себя руки или ему Арцыбашев помог, пока что не важно. С этим можно будет разобраться и позже. Важно, что начнет работать комиссия, и насколько глубоко она копнет, лишь аллаху известно. А он, Тохтамбашев, даже не знает, что в этом чертовом ящике, который ему навязали.
Заперев дверь, Жора приступил к делу. В "апартаментах" надрывались два телефона, местной связи и городской, но он не обращал внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38