За столиками сидят только молодые парни.
Сидят, потягивают кофе, покуривают.
Ясное дело - какой табачок покуривают - мой нос фиг обманешь!
Я потянул Настю за локоть - пойдем наверх, наверное, у них здесь так принято - женщины в одном месте, мужчины - в другом.
С самого краю у мощеного красным кирпичом тротуара оказался незанятый столик. Мы присели, и я огляделся по сторонам.
Да, здесь были компании и с девушками. Причем даже и с русскими девушками. Модные ребята, наверное, из местного университета, может, и мои коллеги с медицинского?
Подошел официант.
- Два кофе и пачку "Мальборо", - сказал я.
- А я сикать хочу, - вдруг, быстро наклонившись ко мне, сказала Настя.
- Ну а что ты в гостинице думала? - раздраженно прошипел я, - в этом кафе там внизу одни мужики, я не знаю, и есть ли у них женский туалет-то?
- Я оч-чень хочу, просто умираю, - прошептала Настя.
- Сиди пока здесь, - сказал я и, поднявшись, подошел к столику, за которым сидели две вполне русские девчонки с одним восточного вида пацаном и потягивали из высоких стаканов колу со льдом.
- Извините, - обратился я к той, что была посимпатичнее, - извините, ради бога, мы первый день в Душанбе и вообще - первый день на Востоке. Мы из Питера, только вот утром приехали и, понимаете, обычаев ваших местных не знаем, в общем, не поможете ли вы моей даме, не проводите ли ее в туалет? С меня - шампанское!
Девчонки переглянулись и тихонько захихикали.
- Да, конечно, - уже поднимаясь, сказала симпатичная.
- А ты, парень, шампанское прикажи нам пока принести, - с вызовом сказала ее подруга.
Я кивнул Настюхе, мол, давай, дуй в тубзик с этой барышней, а сам преспокойно принялся разглядывать фланирующую туда-сюда местную публику, цвет, так сказать, таджикской молодежи.
А ничего!
Девчонки многие в тюбетеечках, но при этом в джинсах и модных ти-шортках и курточках. Парни, как везде и всегда - кожа, косухи, джинсы… Многие въезжают на своих "хондах" и "кавасаках" прямо на тротуар. И кабы не плоские узкоглазые лица, так и не подумал бы, что не Париж!
Беспокойство я начал ощущать уже на десятой минуте их отсутствия.
Уж и шампанское на тот стол от меня принесли, а баб все нет!
Я выкурил вторую сигарету, а их нет и нет!
Переглянулся с той - второй, с подружкой симпатичной проводницы, - не сходишь посмотреть, чего они там так долго?
Девчонка неохотно поднялась и, виляя узкими бедрами, похиляла внутрь кафе.
Еще минута прошла в ожидании.
И вдруг - получи, Знахарь, подарочек!
Девчонка выскочила на улицу с безумными глазами:
- Там… там… там Катька убитая лежит!
- Что? - заорал я, - какая Катька?
- Подруга моя! - истошно закричала девушка, садясь прямо на асфальт и содрогаясь в рыданиях.
Я ринулся вниз.
У раскрытой двери туалета стояла толпа.
Я растолкал, раскидал зевак.
На кафельном полу в неестественной позе лежала симпатичная.
Я опустился рядом на колени, положил пальцы на шею, где артерия… Пульса не было. И тут я увидал гильзу.
Гильзу калибра девять миллиметров, что валялась на полу, под умывальником. И теперь, оглядев недвижное девчоночье тело, я заметил и дырочку, из которой крови натекло совсем чуть-чуть. А почему чуть-чуть? Да потому, что сердце мгновенно остановилось, и уже не качало кровь по венам, когда девчонка на пол туалета упала. Это я как врач на автомате про себя отметил. Так что стрелок, видать, профи был.
На улице завыла сирена. Менты ихние подъехали…
Надо бы мне ноги делать, да поздно уже. А где теперь Настю искать? Она-то куда делась? И взгляд мой вперся в широко раскрытое окно, что было под потолком туалета. Точно. Ее вытолкали туда.
А эту, как ненужную свидетельницу, замочили.
В ментовской я сразу занял верную позицию.
Мол, подцепил я проститутку прямо на вокзале. И знать ее не знаю, и познакомился с ней только утром, когда с поезда сошел.
Меня и шофер "мерседеса" потому с ней видел, что я ее снял, выйдя с поезда. И коридорная меня с ней видела - это правильно! И двадцать баксов я этой коридорной давал - тоже верно. За то, что мне с проституткой разрешат в номере отдохнуть.
Да, у меня с этой проституткой в номере была половая связь. А зачем же еще проститутку снимают? А, начальник?
А потом мы с проституткой поехали сюда в кафе…
А почему свидетельница говорит, что я просил проститутку в туалет провожать, что, мол, не местная, так я про то сам не знаю, мне так проститутка про себя сказала, что, мол, не местная…
Три раза я всю эту бодягу ментам рассказал, потом еще протокол допроса свидетеля в двух местах подписал…
И меня отпустили. А на улице - далеко за полночь.
А на душе - полная пустота.
Куда Настю уволокли?
И главное - зачем?
И кто?
Менты, к счастью, подумали, что Настя - залетная шлюха. Гастролерка неорганизованная, которая приехала в Душанбе бабок подзаработать. И еще, наверное, подумали, что Настю сутенеры утащили на разборку или конкурирующие проститутки ее отследили в гостинице, мол, не лезь в наши владения!
Поэтому меня так легко и отпустили…
Но я-то не мент!
Мне не протокол нужен и не справка о проценте раскрываемости.
Мне Настя живая нужна.
И кольцо, без которого рушатся все мои планы на окончательный и полный расчет с Арцыбашевым.
Без кольца я - никто. Без кольца - я полный ноль. Значит, и похитили ее те, кому нужно кольцо. Только вот вопрос - как они нас выследили? Неужели колечко таким приметным оказалось?
Я шагал пешком по проспекту Независимости, шагал к гостинице и разговаривал сам с собой. Я и не заметил, как сбоку поравнялась со мной машина и как из открывшейся задней двери ко мне обратился какой-то нацмен:
- Чего такой уважаемый человек пешком ходит? Ты садись с нами - подвезем…
Я огрызнулся:
- Проезжай-проезжай, на голубизну не снимаюсь!
- А ты к невесте своей на свидание разве не хочешь? - спросил нацмен.
Я встал как вкопанный.
- Вы кто? Что вам надо?
- Садись, проедем недалеко, там скажем…
И я сел. А что еще оставалось?
Английский джип "лендровер". Хорошая машина. Один здоровяк за рулем. Еще один - на переднем сиденье рядом с водилой. Третий мужик, с которым я разговаривал, - позади водилы. И все со стволами - это и невооруженным глазом видно.
А ехать и правда было недалеко. Тот, что сзади сидел, надел мне на глаза повязку. А тот, что спереди, все стволом в грудь тыкал, чтоб я не дергался. Крутились по городу совсем недолго. Меня вывели под руки и, не снимая с лица повязки, отвели по ступенькам куда-то вниз. Потом толкнули на диван.
- Сиди!
Сижу…
А руки скотчем за спиной связаны. Долго сидел. Так долго, что очень курить захотелось. И пить. Но молчу.
Может быть, час прошел, может - и полтора, пока кто-то еще, видать, самый важный, не подъехал. В подвале слышно было, как машина колесами по гравию зашуршала и как дверцы хлопнули. Послышались шаги и какие-то негромкие, но властные команды, и наконец в комнату вошли…
- Скажи нам парень, кто ты? - спросил тот, который у них, по всей видимости, был самый главный.
- А вы кто такие? - спросил я.
- Не ершись, парень… Не в твоих интересах ершиться, - примирительным тоном сказал главный, - нам одно ясно, что ты не местный и что ты не федерал.
- А вы-то кто? - настаивал я на своем. - Зачем мне вам исповедоваться, если я не знаю, кто вы такие?
- Мы тоже не местные, - ответил старший, - только мы с другой стороны.
- Это в смысле - с той стороны кордона? - предположил я.
- Допустим, ты прав, что нам надо определиться в отношениях, - ответил старший, - потому что у нас с тобой, возможно, будут общие цели и интересы.
- А откуда вы знаете, какие у меня цели?
- Да уж предполагаем, - ответил старший, - поскольку у девицы твоей одна забавная цацка на пальце оказалась.
Мы оба надолго замолчали, каждый обдумывая свое.
- Она живая? - спросил я.
- Была бы мертвая - мы бы ее там на полу в туалете оставили рядом с той русской проституткой…
- И где она? - спросил я, не на шутку разволновавшись.
- Увидишь, - ответил главный, - будешь правильно себя вести - скоро ее увидишь…
- А тебя увижу? - спросил я, придав голосу оттенок горькой иронии.
- В смысле? - переспросил главный.
- В смысле, мешок-то с головы сняли бы… - пробурчал я.
- Ладно, - согласился главный и быстро заговорил на каком-то восточном диалекте.
Нукеры из свиты главного засуетились, и я ощутил на спине прикосновение дамасской или золингеновской стали, от которого по телу пробежал леденящий холод.
Я напрягся, но лезвие скользнуло по позвоночнику вниз и, юркнув между стиснутых скотчем запястий, резануло по сковывавшему меня полиэтилену.
- Теперь повязку можешь снять, - сказал главный.
Я размял затекшие руки и сдернул тряпку с головы.
Непривычно яркий свет ослепил меня, я зажмурился, но глаза быстро адаптировались, и я огляделся.
Я находился в комнате без окон, устланной коврами и даже украшенной старинным восточным оружием - кривыми саблями, какие я видел в американских кино про Синдбада-морехода и Багдадского вора, кинжалами в серебряных ножнах и старинными охотничьими ружьями с инкрустированными прикладами.
Напротив меня на широкой, устланной ковром софе сидел человек в светло-серой папахе из тончайшего каракуля. Лицо его обрамляла начинающая уже седеть борода. Верхняя же губа человека, по какой-то их непонятной мне восточной моде, была гладко выбрита.
- Зови меня Кемалем, - представился тот, которого по голосу я принимал за главного.
- А меня зови Знахарем, - отрекомендовался я.
- Ну что ж, познакомились для начала и пойдем дальше, - удовлетворенно сказал Кемаль, нежно огладив бороду, - а теперь скажи, дорогой Знахарь, зачем ты приехал сюда в Душанбе и, самое главное, не забудь мне при этом рассказать, почему на твоей женщине было вот это кольцо?
И Кемаль, словно фокусник, махнул рукой в воздухе и, раскрыв ладонь, показал мне знакомое произведение ювелирного искусства, которое еще сегодня вечером носила на пальце моя Настя.
Возникла пауза. Откровенно говоря, я не знал, что мне делать дальше. Говорить? А что говорить? Правду?
Но что тогда будет со мной и с Настей?
Ведь я не знаю, кто эти люди и что им от меня надо?
- Я тебе помогу, - сказал Кемаль, глядя на меня тонким прищуром своих почти европейских глаз, - но и ты должен понять, что молчание или неправда, которую ты мне скажешь, только убьют твою девушку и тебя самого.
Кемаль щелкнул пальцами, давая какой-то знак своим нукерам.
- Начнем с того, что я - Кемаль, пуштунский воин, который воевал с вами, русскими, когда была большая война, и теперь, когда русские ушли, я продолжаю воевать с таджиками. И пока был жив Ахмад-Шах Масуд, я воевал с Шах Масудом. Теперь я воюю с Тохтамбаш-баши и с теми русскими, которые ему помогают. Я воевал всю свою жизнь. Война стала моим, как теперь любят говорить, - бизнесом…
Нукеры подали зеленый чай в тонких пиалах, подали и Кемалю и мне. Чай был замечательный, я никогда не пил такого.
Кемаль продолжил:
- И дело в том, что русские несколько раз пытались мешать моему бизнесу…
- Потому что твой бизнес - это наркотики? - перебил я.
- Да, мой бизнес - героин, опий, морфий и все производные от опийного мака, что произрастает на моей родине, и я не считаю это безнравственным, в отличие от русских лицемеров.
- Только не говори этого мне, - возразил я, - я ведь врач, и я знаю, какую беду несут наркотики…
- Я не считаю этот бизнес безнравственным, дорогой Знахарь, - повторил Кемаль, - хотя бы потому, что твоя страна - Советский Союз - десять лет избивала мою страну, лишив ее экономику другого шанса, кроме как растить и продавать мак. Наши крестьяне-афганцы, благодаря вам - русским шурави, которые десять лет бомбили наши села, теперь только тем и живут, что растят и продают мак… И этот героин, что я делаю из выращенного моим народом мака, он как заслуженная кара вам, русским…
Кемаль снова в задумчивости огладил бороду и продолжил:
- Но не будем углубляться в философию мотивов моей деятельности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38