Там очередная перестройка, хотят контрольный пакет отдать какой-нибудь одной солидной компании, а у него, похоже, не хватает средств... — банкир замолчал, в уме прикидывая, сколько именно, и произнес таким тоном, словно речь шла о том, что означенный шоумен выскочил из дома с одной лишь мелочью в кармане и ему не хватает на сигареты: — Миллионов двадцать пять-тридцать. Долларов, разумеется.
Совпадение необходимой Эльпину суммы с оценкой арефьевского наследства выглядело впечатляющим, что, вероятно, отразилось на моем лице. Но следующим своим сообщением банкир еще подбавил перца:
— В сущности, речь идет не о том, чтобы прикупить или не прикупить выгодный бизнес, нет. Вопрос стоит так: либо он наскребет денег и получит этот контрольный пакет, либо потеряет все, что имеет, потому что его просто выкинут вон. В течение ближайших трех-четырех недель должно определиться, останется он на плаву или пойдет на дно, то есть окажется без гроша. Понятно?
Но я упрямо покачал головой.
— Непонятно.
— Что именно? — сварливо поинтересовался он.
— Именно непонятно следующее: корыстный мотив — условие, как говорят математики, необходимое, но недостаточное. Я вообще мало знаю людей, которым совсем были бы не нужны деньги. Мне, например, нужны. Вам, я думаю, тоже. Но далеко не каждый по этому поводу режет родственников в подворотнях и швыряет их с шестого этажа.
Глядя на него незамутненным взором, я откровенно строил из себя дурачка, и он, судя по тяжелому ответному взгляду, хорошо это понимал. Но мне было наплевать, мне важен был результат, и я его получил:
— Вам что, нужно объяснять, сколько в наше время стоит убить человека? Или вы думаете, что трудно найти исполнителей? Вернее, посредников, которым только мигни — слетятся, как мухи на мед? А что касается того, каждый или не каждый... — Забусов мрачно замолчал, потом продолжил как бы через силу: — Чего уж там, родственников не выбирают. Откройте газеты за прошлый год, да, пожалуй, и за позапрошлый тоже. Насчитаете в общей сложности три скандала, связанных с Эльпиным. В каждом случае его подозревают в устранении конкурента, от всех смертей сказочно выигрывает только он, во всех случаях, сами понимаете, ничего не доказано. А Андрюша еще и в судах выиграл пять дел насчет чести и достоинства. Теперь наконец понятно?
— Да, — кивнул я. — Но раз у нас с вами даже и кандидат есть, то возникает еще один вопросец. Пока чисто гипотетический. Пока. Что мы будем делать, если у меня на руках вопреки вашему пессимизму окажутся все-таки веские доказательства, и я смогу сказать: вот убийца, а?
Лицо Забусова словно бы подернулось дымкой, желтый фонарь расплылся в тумане. Даже голос зазвучал глуше, как будто шел откуда-то из-за поворота. Хотя сами слова были произнесены твердо и даже с нажимом:
— Это уже будет не ваша проблема.
Лично я придерживался прямо противоположного мнения, но не в моих правилах чересчур горячо делить шкуру еще не найденного ее обладателя. Да и десять тысяч зеленых не казались мне настолько лишними в бюджете фирмы, чтобы сейчас пускаться в теоретические споры на тему «если бы, да кабы».
После того, как с необходимыми формальностями было покончено, я сказал то, что обязан был сказать. Что-то вроде обязательной предполетной лекции стюардессы о пользовании надувным спасательным жилетом в случае падения авиалайнера на воду:
— Ну, раз вы теперь мой клиент, выслушайте совет: берите семью и уезжайте куда-нибудь, пока вся эта история не закончится. Нельзя быть спокойным до тех пор, пока убийца не пойман. Если уж он начал вас убивать, так на полпути не остановится, никакие зонтики не помогут.
— Сам бы рад, — пробормотал в ответ Забусов, снова уплывая куда-то лицом, на котором глаз никак не успевал сфокусироваться, как на уходящем в глубь колодца медном пятаке. — Сам бы рад, да дела не отпускают. Надеюсь, мне обеспечат надежную охрану.
— А вашей жене? Насколько я понимаю, по формальному признаку наследница-то именно она?
— Да! — каркнул он неожиданно резко, так, словно я зацепил больное место. — Да! Ей тоже — охрана!
После чего банкир встал и, попрощавшись кивком, вышел, причем процедура зеркально повторилась: сначала один из топтунов выскочил из подъезда, на ходу бормоча что-то в рацию, наружная охрана напряглась и подтянулась, я наконец вышел сам хозяин, с боков прикрываемый телохранителями, а с воздуха зонтиком.
Мои же ощущения лучше всего выразил Прокопчик, сразу вслед за этим явившийся из соседней комнаты, сквозь тонкую перегородку которой, разумеется, слышен был весь разговор:
— П-поздравляю с новым главным п-подозреваемым. Теперь их у тебя д-двое. Еще одно н-небольшое усилие, и опять будет т-три. П-полный комплект. И все г-главные.
Тима и не подозревал, как он в своем сарказме на сей раз оказался близок к истине.
Чтобы в этом убедиться, мне не потребовалось совершать слишком длинных путешествий: принадлежащий господину Блумову салон иномарок «Авто-Мир» находился через две улицы. Но сперва понадобилось преодолеть иной барьер — в виде стойкого нежелания вышеназванного господина со мной встречаться.
Телефонная просьба об аудиенции наткнулась на глухую броню не слишком вежливого отказа. Не помогли никакие интригующие намеки, и в конце концов под угрозой того, что трубка вот-вот будет попросту брошена, пришлось подключить к делу технику. Уже на второй минуте демонстрации некой весьма пикантной аудиозаписи резкости и самоуверенности в голосе Бобса поубавилось, и он согласился на встречу. Но подобные люди так просто не сдаются, и мне было дано убедиться в этом, едва я переступил порог блумовского офиса.
По всей видимости, располагался он в одном из бывших многочисленных режимных КБ, когда-то работавшем на оборону великой империи, но потом в силу известных обстоятельств потерявшем сначала значение, за ним смысл, потом, как следствие, финансирование, а затем соответственно большинство персонала и наконец самое себя. Оставив своего «кадета» за квартал от названного адреса, я дальше отправился пешком и поэтому получил достаточно полное представление об останках этого когда-то гордого и могущественного заведения. Единственное, что сохранилось в неприкосновенности, это условия для того самого «режима»: высокий каменный забор с колючей проволокой поверху, система пропускных пунктов через каждые двадцать шагов, зарешеченные окна, стальные двери, обширная, хорошо просматриваемая (и, будьте спокойны, простреливаемая) с нескольких сторожевых вышек территория.
Прежде все эти прелести худо-бедно обеспечивали хранение военной тайны, а теперь тоже пригодились — но уже для сохранения других, более отвечающих запросам времени интересов. На двух или трех проходных внимательные дяди в полувоенного образца френчах и с ястребиными взорами (вот кого не уволили новые хозяева из всего многотысячного творческого коллектива!) каждый раз дотошно сличали соответствие моей физиономии фотографии на документе. И наконец в сопровождении специально вышедшего встретить меня у последней заставы теперь уже молодого представителя «секьюрити», как следовало из пластиковой таблички на лацкане его не в пример вертухаям старой формации лощеного модернового костюмчика (что, впрочем, являлось единственным, пожалуй, отличием — глаза оставались те же, ястребиные), я попал в главный корпус (бетон, стекло, металл) и был доставлен в приемную размером с волейбольную площадку, где мне строго указали кресло, в которое сесть, и встали рядом, беззастенчиво давая понять, что приглядывают за каждым моим движением. Я понял, что противиться бессмысленно, опустился, куда указано, после чего, как примерный школьник, положил руки на колени и стал ждать, когда вызовут к директору.
Но не тут-то было. В приемной появился еще один молодой ястребиный с табличкой «секьюрити» на строгом сером пиджаке, да вдобавок с металлоискателем в руках. Меня попросили встать, обшарили с помощью прибора, но на этом не успокоились и попросили выложить на столик все из карманов. Я покорно повиновался, тем более что выкладывать особенно было нечего: ключи на брелоке, авторучка, зажигалка «Зиппо», пачка сигарет «Бенсон энд Хеджес», бумажник и носовой платок.
Под моим ироническим взглядом парни вдвоем изучили мое имущество со всей возможной дотошностью — авторучку развинтили, зажигалку вытащили из корпуса, пытались разобрать брелок в виде пластмассового колеса с эмблемой «опеля», но он оказался цельнолитым. На мое, сознаюсь, ерническое предложение разуться и, если прикажут, раздеться до трусов никакой реакции не последовало, но тем не менее меня еще раз проверили металлоискателем, разрешили собрать выложенное для проверки имущество и только тогда молча указали дверь, ведущую в кабинет генерального директора.
Это помещение показалось мне размером уже с небольшое футбольное поле. Хозяин сидел за обширным письменным столом на фоне окна во всю стену, за которым открывался вид на то, что вполне можно было назвать принадлежащим ему автомиром без всяких кавычек: под открытым небом в решетчатых загонах рядами стояли представители населяющей этот мир фауны всех классов, родов, семейств, видов и подвидов — американские «кадиллаки», немецкие «мерседесы», французские «ситроены» и другие совсем уж экзотические звери вроде итальянской «ланчи». На фоне всего этого многоцветья лицо Бобса казалось особенно сумрачным и неприветливым. Он даже не соизволил подняться навстречу, вместо приветствия указав мне на одинокий стул посреди комнаты метрах в пяти от начальственного стола, установленный, подозреваю, специально к моему приходу.
Удрученно покачав головой, я сел на него и сочувственно поинтересовался:
— У вас что, мания преследования? Ваши архаровцы с таким энтузиазмом искали у меня подслушивающее устройство, будто думали, что я пришел давать взятку. Или брать. Так вот, сразу хочу сказать: не надейтесь!
— Хватит паясничать, — мрачно прорычал Блумов, и мне показалось, что привычно зализанные на его макушке волоски приподнялись, как наэлектризованные. — С вами тут станешь психом! Откуда у тебя эта пленка?
Решив пока не обращать внимания на его грубости, я постарался в двух словах ответить на вопрос. Рассказал всю историю с Фиклиным. Бобс помрачнел еще больше и выразил свое отношение к моему рассказу кратко и смачно:
— Сволочь!
— Кто? — уточнил я.
Он подумал и злобно выдохнул:
— Оба!
— Полегче, полегче, — сказал я с укоризной. — Обратите внимание: я ведь к вам пришел, а не к Маргарите Робертовне.
Блумов посмотрел на меня с ненавистью.
— И сколько ты хочешь?
Я вздохнул.
— Вам же еще по телефону было сказано, чего мне надо. Задать несколько вопросов на совершенно другую тему. А пленка здесь ни при чем, просто, извините, не было другого способа овладеть вашим вниманием. Считайте, что ее нет.
— Что значит «нет»? — Бобс все равно продолжал смотреть на меня волком. — Если ты отдашь ее этому... этому... — он даже задохнулся, не находя подходящего определения своему бывшему коммерческому партнеру.
Я начинал отдавать себе отчет, что мы с автомобильным дилером говорим на разных языках: похоже, он органически не способен был понять, как такое может быть, чтобы кто-то добровольно отказывался от шанса выжать из него деньги. Надо было искать общую почву под ногами. Для начала я тоже перешел с ним на «ты».
— Не отдам, — твердо заявил я. — При одном условии: ты мне назовешь убийцу Шурпиных и Малея.
По крайней мере, мне удалось его слегка ошарашить.
— Ты что, спятил? — поинтересовался он недоуменно, но без прежней агрессивности. — С чего ты взял, что я его знаю?
Если он лицедействовал, то довольно умело.
— Ну, может, и не знаешь, — легонько сдал я назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50