- Валяй, - проворчал Митя. - Заодно. Только я, пожалуй, прилягу, если не возражаешь.
Возражений с моей стороны не последовало, и Дранов с тяжким кряхтеньем опустился на диван, сопя, устроился на подушках и натянул до подбородка плед. Некрасов в период «Последних песен», только поупитанней. Я огляделся. Кроме разинутых чемоданов, других явных примет скорого отъезда не наблюдалось. Светился экран компьютера, мигала разноцветными огоньками стойка радиоаппаратуры, горой лежали на полках кассеты и компакт-диски. Возле дивана стояли две пудовые гири и штанга кило на шестьдесят. В редакции Митя любит рассказывать, какие титанические усилия прилагает, чтобы согнать лишний вес, и все безрезультатно. При этом он туманно намекает на неправильный обмен веществ, вечно сидит на каких-то зверских диетах, неделями голодает, тоннами поглощает гербалайф и прочие снадобья для похудания, но однажды мы с Артемом застали его в буфете за пожиранием пирожных с кремом, и Дашкевич саркастически заметил: «Бедный Митенька! Хочет взять себя в руки, но не может обхватить...»
- Ты когда последний раз видел Шиманского?
- Дня через два после выхода статьи. Он заехал за экземплярами.
- Какое у него было настроение?
- Нормальное, - Митя пожал плечами, от чего в толщах его жировых отложений произошли тектонические сдвиги, заметные даже под пледом, и предложил: - Да не верти ты, спрашивай прямо, чего нужно.
Я вздохнул. Чего, действительно, вертеть. Прямо так прямо.
- Ему угрожали?
- Не-ет вроде... - протянул Дранов. Но по тому, как он это сказал, по легкой тени, скользнувшей в его глазах, по еще черт знает чему, что и называется, наверное, интуицией, я понял, что нахожусь на верном пути, и спросил в лоб:
- А тебе? - И чтобы не дать ему опомниться, стал сыпать вопросы один за другим: - Что обещали? Паяльник? Утюг? Жену изнасиловать? Или что-нибудь новенькое? - Дранов молчал, и я понял, что пора. Спросил, понизив голос: - Ты действительно стер кассету? Или отдал им?
Митя приподнялся на локте, лицо его страшно исказилось, глаза от возмущения вылезли из орбит, рот перекосило так, что свело, кажется, губы. Совершенно взбесившийся лунный глобус. Брызжа в мою сторону слюной, он заорал:
- Пошел отсюда к...
Закончить он не успел, потому что в самый кульминационный момент входная дверь открылась и в квартиру на рысях влетела драновская жена Сима. Швырнув на пороге какие-то сумки, она с ходу завопила:
- Господи, за что мне такое наказание? Через час придет машина, а он валяется на диване! Чемоданы не собраны! В квартире бардак!
Меня она как будто даже не заметила, волной ее напора я был отброшен куда-то в угол комнаты, откуда с интересом наблюдал за происходящим. Сима была худа почти до изможденности, плоскогруда и плоскозада, к тому же вооружена парой очков с толстыми стеклами. Поскольку всей редакции было известно о многолетнем Митином романе с таракановской секретаршей Неллей, оставалось только восхищаться устойчивостью его вкуса.
Сима между тем продолжала надсаживаться, начав к тому же загибать пальцы:
- Я просила убрать в кладовку эти чертовы гири вместе с этой идиотской штангой! Я просила передвинуть шкаф, свернуть ковер и вытрясти его на улице! Я просила отнести горшки с цветами в кухню! Я просила, наконец, снять с антресолей...
Воистину, если Бог хочет наказать человека, он лишает разума его жену. Митенька кидал на нее совершенно неистовые по силе взгляды, но она их не замечала. Я выдвинулся на середину комнаты, и только тут, увидев меня, она замолкла.
- Люмбаго, говоришь? - спросил я, постаравшись вложить в свой вопрос максимум сарказма. - Может, помочь тебе с гирями? Или сам справишься?
Дранов не ответил, с нескрываемой ненавистью глядя на меня из-под пледа. Я выждал еще секунд десять, ничего нового не дождался и вышел вон.
10
Айхана
Город млел, как сыр на сковородке. Он плавился, потел, исторгал миазмы, растекался огромной амебой. Жара в десятимиллионном городе - это кошмарная смесь парилки с газовой камерой. Каждый камень источает жар, каждый автомобиль - сизую вонь. Кондиционеры в «жигулях» не предусмотрены. Если открыть окно машины, становится нечем дышать, если закрыть, нечем смотреть: пот заливает глаза. В прохладном холле управления ГАИ я почувствовал заметное облегчение, но лишь в смысле физическом. В моральном плане мне предстояла очередная тягостная беседа с презирающим меня теперь Аржанцевым.
Случилось, однако, непредвиденное. Аржанцев встретил меня радушной улыбкой, в которой сквозило даже некое смущение. Больше того - он встал из-за стола и вышел мне навстречу, чтобы пожать руку! Я был потрясен. Вскоре все объяснилось.
Нашелся свидетель, вернее, свидетельница, которая точно запомнила номер белой «шестерки». И этот номер был - 87-49! Таким образом, я оказался реабилитирован. Но поисков это не продвинуло. Аржанцев объяснил, что теперь есть два варианта: либо машина была иногородняя, либо номера на ней - фальшивые.
- И часто такое бывает? - спросил я.
- Фальшивые номера?
- Нет, что свидетели номер помнят, а машину найти нельзя?
- Бывает... - меланхолически ответил Аржанцев, уже уходя от меня в какие-то текущие бумаги.
Но я не собирался так просто его отпускать. Меня внезапно пронзила одна мысль, которая, я знал по опыту, теперь не отпустит, станет навязчивой идеей до тех пор, пока я сам себе не докажу, что все это бред, плод моего разыгравшегося воображения. Либо не выясню прямо противоположного. И я судорожно забормотал что-то насчет своего желания написать про работу наших славных сыскников, которая не только опасна, но и трудна, что надо бы показать читателям изнанку розыска, не одни, так сказать, удачи, но и пот, так сказать, и кровавые мозоли, что...
Аржанцев, не дослушав, встал, открыл шкаф, выдвинул ящик с карточками.
- Вот тебе все «висяки», можешь над ними работать. До кровавых мозолей.
Я принял ящик в свои слегка дрожащие руки и уселся за свободный стол. Впрочем, в процессе лихорадка поутихла. «Висяков» было много, полна коробочка, а меня интересовали вполне определенные. В стеклах офисных зданий на той стороне Садового уже разлился густой багрянец заходящего солнца, когда я перевернул последнюю карточку. В блокноте у меня было пять адресов наездов автомашин на людей. Пять трупов. Пять случаев, когда свидетели согласно указывали и номер машины-убийцы, и цвет, и марку. Пять раз, когда отдел розыска ГАИ так и не смог по этим данным никого обнаружить.
К себе в контору я приехал как раз к подписанию завтрашнего номера. Народ потихоньку расходился. Из дверей фотолаборатории, небрежно размахивая своим «кэноном» с длинноствольным телевиком, вывалился сильно нетрезвый пушкарь Пыпин. Его багровое угреватое лицо напоминало внутренность переспелого арбуза. Слова он с трудом переплевывал через губу, как семечки. Рубашка на груди была расхристана, почему-то расстегнут брючный ремень. Увидев меня, он широко раскинул руки, примерно на метр промахнулся в попытке обнять и заорал со слезой в голосе:
- Игоряша, я на травку хочу, к водичке, а никто меня не поддерживает! Поехали купаться в Сыр-Бор...
Я молча отмахнулся от него, а всегда угрюмый юморист Чепчахов, проходя мимо, заметил:
- Пускай едет. Пьяных и дураков Бог бережет. А тут двойная гарантия.
Почему-то вспомнился жирный тотошник. Уж он-то точно был и пьяным, и глупым. Но Бог не уберег его. Он не уберег Артема, ресторанщика Шиманского и еще по крайней мере пятерых, записанных в моем блокноте. Складывалось впечатление, что Бог здесь вообще ни при чем. Что тут замешаны люди.
Таракан в редакции уже отсутствовал, держать отчет было не перед кем. В полутемной приемной Нелли, гремя связкой запасных ключей, запирала свою конторку. Я остановился в дверях, воодушевленный внезапно возникшей идеей.
- Куда это Митенька укатил лечиться? - поинтересовался я как бы между делом.
- В санаторий под Рузу, - машинально ответила Нелли, щелкая сумочкой.
- Один или с супругой?
- С супругой, - на этот раз с чувством процедила она сквозь зубы.
- А тебе, как обычно, доверили цветочки поливать?
У меня не было цели задеть или обидеть ее. Но так уж вышло.
- Твое какое дело? - прошипела она, а ее бифокальные очки угрожающе сверкнули, как наставленный на меня снайперский прицел.
- Абсолютно никакого, - замахал я руками. - Собственно, я только зашел сказать... Там Пыпин сильно датый выступает. Зовет всех в Серебряный Бор купаться. Он, похоже, уже начал раздеваться. Уборщица грозит охрану вызвать.
Нелли - выдающийся борец за нравственную чистоту рядов. К тому же, по-моему, почитает себя чуть ли не вторым человеком в конторе после Таракана. Отсюда - высокое чувство ответственности. За все. Короче, дважды повторять не пришлось: она опрометью бросилась в коридор наводить порядок. Я же воровато огляделся, подобрался к ее сумочке, открыл и заглянул внутрь. Ключей было две связки. На одной был потертый пластмассовый брелок с надписью «Фестиваль молодежи и студентов в Праге», другая крепилась на массивном стальном кольце с тремя стрелами внутри - символ фирмы «Мерседес». Еще раз убедившись, что никто меня не видит, я быстро сунул вторую связку к себе в карман и защелкнул сумочку. Немного позже мне снова предстояла дальняя дорога через весь город.
На дело я вышел, как положено, глухой и темной ночью. Уголовный кодекс отнюдь не приветствовал то, что мне предстояло совершить, поэтому я принял меры предосторожности. В драновский двор заезжать не стал, припарковался на одной из близлежащих улиц. Дальше отправился пешком. В окнах огромного дома почти нигде не было огней, население мирно почивало. В подъезде мне не встретилась даже кошка, но на всякий случай я поднялся на лифте этажом выше, выйдя, прислушался и дальше на цыпочках спустился пешком по лестнице. Тьма на площадке была египетская, пришлось подсветить себе зажигалкой. Дальше все шло как по маслу: ключ повернулся в замке бесшумно, роскошная дверь не скрипнула, я с полминуты постоял на пороге, напряженно прислушиваясь, приглядываясь и принюхиваясь, а потом решительно нарушил неприкосновенность жилища господина Дранова.
Предусмотрительная Сима занавесила все окна плотными шторами - чтоб не выгорали обои. Поэтому я безбоязненно зажег в гостиной свет и приступил к поискам. В мои планы входило просмотреть все кассеты из драновской коллекции, заглянуть в ящики стола и комода, поискать какие-нибудь тайники... Вообще-то большим опытом делания обысков я похвастать не мог, но надеялся на удачу. Удача, однако, не торопилась. Примерно через час, с тоской оглядев груду уже разобранных кассет, в которых не оказалось ничего, кроме любимых драновских блюзов, я встал со стула, чтобы размять затекшие ноги, закинул руки за голову, с хрустом потянулся и... замер в самой нелепой позе. Из прихожей послышался отчетливый звук, от которого мороз наждаком пошел у меня по коже. Кто-то возился в замке, пытаясь его открыть.
Не больше секунды находился я в состоянии ступора, а потом очнулся, в два прыжка оказался у выключателя, погасил свет и прижался к стене. На этом моя дееспособность исчерпалась. Мыслей не было. Инстинкты тоже не давали о себе знать: я просто стоял, вжимаясь в стенку, и трясся мелкой дрожью. Впрочем, какие-то безумные обрывки проносились в голове, как гонимый ветром мусор. Дранов вернулся посреди ночи?! Нелли?! Господи, ключи-то у меня...
Дверь медленно отворилась. Вероятно, пришелец, как и я, слегка помедлил на пороге, а потом шагнул в квартиру. Вспыхнув, заскользил по стенам узкий луч фонарика, и я вдруг испытал невероятное облегчение: это не Дранов, не Нелли, это вообще никто из своих. Но облегчение, едва возникнув, мгновенно обернулось своей полной противоположностью.
Это не свои. Это чужие.
Сразу вернулись и мысли, и инстинкты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44