Поглядев на висящее рядом с конторкой секретарши строгое предупреждение «Здесь не курят!», я подумал и тоже достал сигарету. Заряд ненависти, многократно усиленный бифокальными стеклами, обдал меня с головы до ног.
- Так ты можешь мне объяснить, что случилось с Драновым? - озабоченно спросил Артем.
Я ответил, больше думая не о медицинском диагнозе, а вообще обо всей этой странной истории:
- Похоже, Митеньке вступило.
3
Пампасы
- Мне нужен Максимов. Или Дашкевич.
- Я Максимов.
- Вы Максимов?
- Да.
- Это ваша, что ли, была статья про валютных ломщиков у обменных пунктов?
Голос мне не понравился. Развязный был голос. Даже наглый. Если бы он задавал свои вопросы не по телефону, а лично, да еще где-нибудь в пустом и темном парадном, я бы уже прикидывал, куда мне сейчас врежут. Но я сидел в своем кабинете напротив Артема и чувствовал себя в безопасности.
- Моя статья, - согласился я. - Там даже подпись внизу есть.
- Во-во, - удовлетворенно подтвердил голос. Но на этом не успокоился: - А про ночных поливальщиков вы писали?
Пришлось признать, что материал про водителей ночных поливальных машин, у которых в любое время можно получить и бутылку, и пакетик с травкой, и телефончик девочки, тоже мой.
- Так, - сказал голос и сделал паузу. - Так. А сколько вы заплатите за информацию о мафии на бегах?
Я расхохотался. Артем удивленно поднял на меня глаза.
- Нечего ржать, - раздраженно продолжал голос в трубке. - Вся та чушь, которую описывают в газетах, - тьфу! Лажа! А я могу рассказать все, как есть, в натуре. Тут делаются миллиарды - уж я-то знаю! Ну так сколько?
- Мы не платим за информацию, - ответил я уже серьезно.
- Это почему же? - в голосе мне послышалось недоумение и даже обида.
И я честно ответил:
- Денег нету.
- Совсем? - недоверчиво спросили на том конце провода.
- Совсем, - искренне вздохнул я.
- Так, - в третий раз с начала разговора произнес голос и снова взял тайм-аут. Я деликатно не прерывал размышлений своего невидимого собеседника. И в награду услышал: - Ладно, хрен с вами, получайте даром. За полкило коньяку. Срослось?
- Если информация будет интересной, - предупредил я.
- Будет! - заверил он. И тут же заявил: - Только к вам светиться я не пойду, хватит мне своих неприятностей. Где встретимся?
- А где вы сейчас находитесь?
- Кафе «Эдем» на Малой Бронной. Знаете? Вонючая забегаловка, а за стакан дерут, как в «Метрополе».
- Ладно, - сказал я. - Ждите нас там. В течение часа подъедем - или я, или Дашкевич. Как вас узнать?
- Узнаете... - проворчал голос. - Я тут буду самый трезвый. И в красной шапочке на голове.
Я положил трубку и пересказал все Дашкевичу. Надо было ехать искать этого Шиманского, и встречаться с «красной шапочкой» тоже было надо.
- Ты что предпочитаешь? - спросил я Артема.
- Красную шапочку, - не задумываясь ответил он. - А ты?
- Я тоже. - Поиски беглого ресторанщика не сулили быть чересчур увлекательными.
- Кинем монетку? - предложил Артем, уже выуживая из кармана мелочь.
- Орел, - сказал я. Я всегда говорю «орел».
Новенький пятирублевик золотой рыбкой блеснул в воздухе и опустился на ладонь Дашкевича кверху решкой.
- Везунчик, - пробормотал я, а Артем счастливо рассмеялся: по-моему, еще не было случая, чтобы он мне проиграл.
У входа в редакцию наши машины грелись на солнышке рядом друг с другом. Мой старый, облезлый, с проржавевшими боками «жигуленок» первой модели, который отечественное народонаселение зовет хоть и ласково, но слегка пренебрежительно «копеечкой», и его сверкающая белым лаком пятидверная «тайга».
- Завезу Лильке продукты - и на Малую Бронную, - сказал мне Артем, садясь за руль. - Если быстро освободишься, приезжай туда.
Выбираясь на дорогу, ведущую в сторону Измайлова, я думал о том, что и сам я в некотором роде тоже везунчик. Природа, наградив меня многими недостатками, обделила одним: завистливостью. То, что мой друг Артем Дашкевич - обладатель роскошного автомобиля, прекрасной квартиры, красавицы жены и сына-вундеркинда, а у меня этого ничего нет в помине, не вызывает во мне никаких чувств, кроме легкой грусти. Зато, как говорят на Востоке, даже сорок воров не оберут одного голодранца.
У «Интертура» я припарковался прямо напротив центрального входа и несколько минут сидел в машине, изучая обстановку. Обстановка не вдохновляла. Огромные стеклянные двери, которые непрерывно вращались, впуская и выпуская из гостиницы толпы людей, не обманули меня своей кажущейся доступностью. Сразу за ними просматривалась тусклая позолота галунов двух, если не трех бдительных швейцаров, Вход по пропускам. Безопасность и еще раз безопасность.
Поразмыслив, я решил, что время щеголять моим редакционным удостоверением еще не настало. Если мне и суждено его кому-нибудь предъявить в этой гостинице, то начинать надо не со швейцара. Это в массе своей люди, привыкшие к простым и суровым методам работы. А благодаря стараниям Дранова название моей газеты может вызвать у них самую непредсказуемую реакцию.
Лобастый «икарус», пыхтя и отдуваясь, принялся сгружать на раскаленный под солнцем асфальт очередную порцию ошалевших от жары интуристов. Я счел момент подходящим, запер машину и ненавязчиво влился в толпу пузатеньких старичков в панамках и старушек с розовыми буклями. Через минуту, отнюдь не обольщаясь легким началом, я стоял посреди прохладного холла и озабоченно оглядывался. Пожалуй, мне нужна вон та дверь с надписью «Только для персонала» аж на четырех языках. Чем я не «персонал», если вдуматься?
За дверью была лестница вниз, два марша которой привели меня к устью широкого коридора, устланного серым жесткошерстным тафтингом, и я пошел по нему, не слыша собственных шагов. Вскоре по бокам стали появляться таблички: «Бухгалтерия», «Начальник службы приема», «Телетайп», что-то еще. И наконец я добрался до той, которую искал: «Отдел кадров». Остановившись перед ней, я вытащил из кармана куртки свой старый бумажник, порылся в боковом отделении, куда обычно складывал чужие визитные карточки, и нашел подходящую. Держа ее в руке, толкнул дверь и оказался в святая святых каждого уважающего себя учреждения. В окружении стеллажей со множеством ящичков, рядом с распахнутой пастью огромного, как пещера Али-Бабы, сейфа сидела миловидная женщина средних лет. С дружелюбной улыбкой я поздоровался и положил перед ней карточку, говоря:
- Кацнельсон Аркадий Натанович, из инюрколлегии.
Не самая лучшая фамилия для беседы с работником отдела кадров, особенно если этот работник старой советской закваски, но другой подходящей визитки под рукой не было. Вопреки опасениям женщина любезно улыбнулась, давая понять, что слушает меня. Быть может, недостатки происхождения отчасти скрашивались солидным местом работы.
- Мы разыскиваем родственников Стива Шиманского, умершего восемь месяцев назад в Аргентине, - начал я. - По поводу наследства. У вас ведь, кажется, работает человек с такой фамилией? Знаете, - наклонился я к ней доверительно, - не всегда стоит заранее обнадеживать. Поэтому хотелось бы предварительно ознакомиться с анкетными данными и...
Я умолк, потому что ясно увидел, что мое красноречие приводит совершенно не к тем результатам. Миловидная дама поднялась зачем-то из-за стола, правой рукой слепо нашарила дверцу сейфа и с грохотом захлопнула ее. Любезная улыбка отскочила в сторону, как будто держалась до этого на резинке, глаза стали стеклянные, губы слиплись в узкую полоску. В мгновение ока дама сделалась похожа на свой сейф. Морда на замке.
- Шиманский здесь больше не работает, - процедила она.
- Давно? - искренне удивился я.
- Со вчерашнего дня. Уволен по собственному желанию.
- Но ведь его «дело» у вас есть. Я бы хотел взглянуть на год и место рождения, затем мне нужен его адрес...
Бронированная дама взглянула на меня так, словно Аркадий Натанович Кацнельсон попросил руки ее единственной дочери.
- Нет, - выдохнула она. - Ничего не дам. Приказ генерального директора. Идите к нему. Налево по коридору и на лифте до двадцать восьмого этажа.
Пожав независимо плечами, я без излишней нарочитости смахнул со стола не оправдавшую себя визитку, повернулся и вышел, размышляя о том, какой, однако, предусмотрительный человек этот генеральный директор. 1:0 в его пользу.
Когда на табло зажглись цифры 28, двери служебного лифта мягко и бесшумно разъехались, я шагнул вперед и оказался в помещении, где в качестве отделочных материалов преобладали мореный дуб и натуральная кожа. Вероятно, это было что-то вроде приемной, если взять во внимание пышнотелые диваны вдоль стен и стол секретаря возле единственной ведущей куда-то дальше двери. За этим столом, оснащенным пятком самых современных телефонов, телефаксом, селектором, компьютером и еще Бог знает чем, сидел молодой плечистый мужчина в ослепительно белом пиджаке. Черные, аккуратно зачесанные на пробор волосы и тонкая ниточка усов дополняли первое впечатление. Язык не поворачивался назвать этого изысканного джентльмена секретарем, и я мысленно поднял его в должности до референта. Увидев меня, он немедленно поднялся из-за стола и с предупредительным видом вышел навстречу. Загородив при этом дверь.
- Мне бы хотелось поговорить с генеральным директором, - сказал я ему.
Белый пиджак в его туалете элегантно сочетался с ослепительно, если можно так выразиться, черными брюками. Такое впечатление, что он только что сошел с трапа собственной прогулочной яхты.
- Простите, по какому вопросу?
Сама любезность. Интересно, что он запоет через полминуты?
Я вздохнул и полез за удостоверением. Ничего хорошего от последствий этого шага я не ждал, но разведка боем есть разведка боем.
Референт принял книжечку из моих рук, внимательно изучил ее, и на лице его не отразилось ничего. Больше того, мне показалось, что тон его сделался еще любезней.
- Боюсь, Владимир Олегович не сможет вас сейчас принять.
- Вот как? А не смогли бы вы узнать, когда он сможет это сделать?
Он медленно покачал головой:
- Мне жаль огорчать вас, но, боюсь, Владимир Олегович не сможет вас принять ни-ког-да.
Физиономия у него была совершенно непроницаемая, но я взглянул ему прямо в глаза, и до меня наконец дошло, что он надо мной издевается. Тогда я тоже улыбнулся и сказал как можно более задушевно:
- Ты, лакей, холуйская морда, а ну пропусти меня.
Это его проняло. Лицо у него стало одного цвета с пиджаком, но ответить он ничего не успел, потому что дверь за его спиной отворилась, и в приемную вышли трое: красивая крашеная блондинка, маленький потный толстяк и высокий с холеным бульдожьим лицом, которое показалось мне знакомым. Именно к последнему круто повернулся на каблуках референт, из чего я сделал вывод, кто здесь главный.
- Что тут происходит? - насупясь, проворчал бульдог, оглядывая меня с головы до ног.
- Вот, Владимир Олегович... - почтительно подавшись вперед, референт протянул ему мое удостоверение.
Едва генеральный директор взглянул на обложку, лицо его разгладилось. Больше того, Владимир Олегович изволили широко удовлетворенно улыбнуться. И ласково спросить:
- Разве мой юрист не был сегодня утром у вас в редакции? - Я молчал. А генеральный директор продолжал еще ласковее: - Разве он не сказал вашему редактору, что я заставлю его по ложечке сожрать все то дерьмо, которым он обмазал меня в своей газетенке?
Я молчал, ибо задаваемые мне вопросы следовало, безусловно, отнести к разряду риторических. А лицо Владимира Олеговича вдруг из ласкового сделалось холодным и высокомерным.
- Следующая встреча - в народном суде, - произнес он. - А сейчас я вас больше не задерживаю.
Мясистые пальцы генерального директора медленно разжались, и мое редакционное удостоверение с легким стуком упало на вощеный паркет.
У меня потемнело в глазах. Первая мысль была:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44