В Динане он набрал еще лучников и копейщиков, так что теперь у него было около пятисот человек. В авангарде, возглавляемые им самим, шли в полном снаряжении пятьдесят конных копейщиков, готовые к любому неожиданному нападению. За ними в пешем строю шли лучники, замыкал колонну еще один отряд всадников. По флангам располагались небольшие группы конников; а впереди веерообразно двигалась дюжина разведчиков, которые осматривали каждый овраг и лощину на пути колонны. И так они три дня медленно продвигались по южной дороге.
Сэр Томас Перси и сэр Джеймс Эстли подъехали к голове колонны, и Ноулз на ходу обсуждал с ними план компании. Оба. они, и Перси и Эстли, были молоды и горячи, оба мечтали о стремительных действиях в духе странствующих рыцарей, но Ноулз, с его холодным, ясным умом и железной целеустремленностью, неуклонно шел к выполнению поставленной задачи.
— Клянусь святым Данстеном и всеми святыми Линдисфарна, — воскликнул пылкий воин с шотландской границы, — сердцу тошно от того, что мы все куда-то едем да едем, когда вокруг столько славных дел! Разве мы не знаем, что французы сейчас за рекой в Эвране? Разве неправда, что вон тот замок, что виден из-за леса, в руках перебежчика, предавшего своего сеньора — Монфора? А от этой дороги толку нам будет мало, люди здесь, похоже, не хотят воевать. Если бы мы углубились в пределы Шотландии на столько же, на сколько сейчас в Бретань, мы бы уже совершили много доблестных подвигов и завоевали почести!
— Верно, Томас, — поддержал Эстли, краснолицый вспыльчивый молодой человек, — ясно же, что французы к нам не придут, поэтому нам самим нужно идти к ним. По правде говоря, любому солдату, что нас увидит, станет смешно — мы три дня ползем по этой дороге, словно нас подстерегает тысяча опасностей, когда дело-то иметь нам придется всего с горсткой убогого мужичья.
Роберт Ноулз покачал головой.
— Вы не знаете, что таится в этих лесах или за теми холмами, — ответил он, — а когда я не знаю, что нас ждет, я должен быть готов к самому худшему. Этого требует благоразумие.
— Ваши враги назвали бы это погрубее, — с презрительной улыбкой заметил Эстли. — Не смотрите на меня так — меня взглядом не испугаешь. Да и ваше неудовольствие не заставит меня думать иначе. Я встречал глаза и посуровее ваших, сэр Роберт, но не дрогнул.
— Ваши слова, сэр Джеймс, неучтивы и злы, — отозвался Ноулз, — и будь я волен в своих поступках, я вогнал бы их вам в глотку кинжалом. Но я здесь для того, чтобы вести этих людей на почетное и прибыльное дело, а не ссориться с каждым глупцом, не способным понять, как следует командовать солдатами. Неужели вы не видите, что если я, как вы того желаете, пойду на стычки то тут, то там, я ослаблю армию еще до того, как мы придем туда, где она нужнее всего?
— Куда же это? — спросил Перси. — Клянусь Господом, Эстли, мне начинает казаться, что нас ведет человек, который получше нас знает толк в войне, и нам стоит прислушиваться к тому, что он говорит. Только пусть скажет нам, что он задумал.
— В тридцати милях отсюда, — начал Ноулз, — находится, насколько мне известно, крепость под названием Плоэрмель, а в ней стоит с гарнизоном один англичанин, Бэмброу. Неподалеку от него расположен замок Жослен, где квартирует Робер Бомануар с большим числом бретонцев. Я намерен присоединиться к Бэмброу и соединенными силами напасть на Жослен, так чтобы, захватив его, мы получили господство над всей Средней Бретанью и смогли начать наступление на французов на юге.
— Отличный план, клянусь спасением моей души! — горячо отозвался Перси. — В этом деле я с вами! Я уверен, что, когда мы продвинемся в глубь страны, противник тоже объединит свои силы и окажет нам всяческое сопротивление; однако до сих пор, клянусь всеми святыми Линдисфарна, я навидался бы больше военных действий летним днем в Линдсдейле или Джедберском лесу, чем в Бретани... Посмотрите-ка, вон там какие-то всадники. Они едут сюда. Это ведь наша легкая кавалерия? А кто это привязан у них к стременам?
Небольшой отряд конных лучников выехал из дубовой рощи слева от дороги и приблизился к тому месту, где остановились три рыцаря. За лошадьми, спотыкаясь и подпрыгивая, чтобы не упасть, брели два жалких мужика. Один был высок, худ и светловолос, другой — мал ростом и темен волосом, но оба в таких колтунах, так грязны и оборванны, что походили больше на диких животных, чем на людей.
— Что это значит? — спросил Ноулз. — Разве я не приказывал вам не трогать никого из поселян?
Командир лучников, старый Уот Карлайл, показал меч, перевязь и кинжал.
— С вашего позволения, сэр, — сказал он, — я увидел, как они блеснули, и подумал, что это неподходящее оружие для рук, которым должно держать лопату и плуг.
А когда мы их нагнали и схватили, то увидели на оружии крест Бентли, а ведь это крест того мертвого копейщика на дороге. Значит, это они и есть те негодяи, что его убили, и мы должны свершить правосудие.
И в самом деле, на мече, перевязи и кинжале сияли серебряные кресты, которые англичане видели на доспехах убитого. Ноулз с каменным лицом посмотрел на крест, потом на пленных. Под его беспощадным взглядом они с воем упали на колени, что-то выкрикивая на языке, которого никто не понимал.
— Наш долг — сделать дороги безопасными для передвижения англичан, — сказал Ноулз. — Эти люди должны умереть. Повесьте их на том дереве.
Он указал на дуб у дороги, а сам поехал дальше, продолжая разговор с рыцарями. Но старый лучник нагнал его и обратился с просьбой:
— С вашего позволения, сэр Роберт, лучникам хотелось бы казнить этих людей на свой манер.
— Мне все равно, убивайте их как хотите, — небрежно ответил Ноулз и не оглядываясь поехал дальше.
В то суровое время человеческая жизнь стоила дешево: солдат разбитой армии или команду захваченного судна убивали, не раздумывая о милости победителя, не задаваясь никакими вопросами. Война была жестокой игрой, ставкой в ней была смерть; выигравший предъявлял права, проигравший платил. Пощады мог ожидать только рыцарь: за него можно было получить выкуп, а потому живой он ценился больше, чем мертвый. Для людей, прошедших такую школу, где смерть всегда витала над их головами, убить двух крестьян было, надо думать, пустым делом.
Однако в этом случае у лучников были особые причины желать, чтобы расправу передали им в руки. Еще со времени спора на «Василиске» между старым и лысым мастером Бартоломью и длинным Недом Уиддингтоном не утихала вражда, закончившаяся столкновением в Динане, когда не только они сами, но и дюжина их товарищей были повержены на булыжную мостовую. Спор разгорелся вокруг того, кто из них более сведущ в луках и кто лучше стреляет, и вот теперь какие-то умники предложили разрешить его раз и навсегда весьма жестоким образом.
В двухстах шагах от дороги поднимался густой лес; между ним и дорогой, на которой толпились лучники, лежала ровная, поросшая травой лужайка. Крестьян отвели по ней на пятьдесят ярдов от дороги и поставили лицом к лесу, держа на привязи. Те послушно стояли, то и дело испуганно и удивленно оглядываясь назад, где шли какие-то приготовления.
Старый Бартоломью и великан йоркширец вышли из рядов и встали рядом, держа в левой руке луки, а в правой по одной-единственной стреле. Они аккуратно натянули и смазали перчатки для стрельбы и закрепили ремни. Потом сорвали и подбросили в воздух несколько травинок, чтобы определить силу ветра, осмотрели все снаряжение, повернулись боком к отметке и широко расставили ноги для упора. Все это время на них со всех сторон сыпались советы и шутки товарищей.
— Ветер три четверти, мастер, — кричал один, — бери вправо на ширину груди!
— Только не твоей, мастер, — смеялся другой, — а то уйдет далеко в сторону.
— Да нет, такому ветру не отвернуть стрелы, коль ее пустить как надо, — добавлял третий. — Стреляй прямо, как раз в цель и попадешь.
— Тверже, Нед, клянусь нашим славным Йоркширом! — воскликнул йоркширец.
— Легче пускай, не дергай, не то я обеднею на пять крон.
— Недельное жалованье за Бартоломью! — орал другой. — Ну, старая башка, не подведи!
— Хватит, хватит! Перестаньте болтать! — крикнул старый лучник Уот Карлайл. — Будь ваши стрелы так же быстры, как языки, перед вами никому бы не устоять. Ты, Бартоломью, стреляй в маленького, а ты, Нед, — в другого. Пусть удирают, пока я не крикну, потом стреляйте как хотите и когда хотите. Приготовьсь! Эй, Хейвард, Бэддингтон, отпускайте ремни!
Ремни выдернули и пленные, пригнув головы, бросились к лесу под вой и крики лучников, которые надсаживались, как загонщики, поднявшие зайца. Оба лучника со стрелами наготове застыли на месте, как бы превратились в красно-коричневые статуи — грозные, настороженные, устремив жадный взгляд на беглецов и медленно поднимая луки по мере того, как расстояние увеличивалось. Бретонцы уже пробежали полпути до леса, а старый Уот все молчал. Была то жалость или жестокость, но только в такой охоте она давала жертве шанс выжить. Когда они были в сотне шагов, он наконец повернул седую голову и крикнул:
— Стреляй!
И тут же зазвенела тетива йоркширца. Не зря он слыл одним из самых смертоносных лучников Севера и дважды уносил серебряную стрелу Селби* [Селби — ярмарочный городок в Йоркшире в средние века, место состязаний лучников.]. Роковая стрела быстро преодолела расстояние и по самое оперенье вошла в согнутую спину высокого светловолосого крестьянина. Он без единого звука упал лицом в траву и остался неподвижен, одно только короткое белое перышко, торчавшее у него между лопатками, отмечало место, где его настигла смерть.
Йоркширец подкинул лук в воздух и заплясал от радости, а его товарищи восторженно заорали и захлопали в ладоши. Однако победные крики тут же сменились диким хохотом и улюлюканьем.
Крестьянин поменьше оказался хитрее своего товарища — он видел, какая участь постигла высокого, и внимательно следил за лучником, ожидая, когда тот выстрелит. В то самое мгновенье, когда лучник отпустил тетиву, он бросился на землю и тут же услышал над собой свист стрелы и увидел, как она вонзилась в землю. Он тут же вскочил и под крики и вопли стрелков снова бросился к лесу. Теперь он был на опушке, от преследователей его отделяло добрых двести шагов. Тут им его не взять. В густом кустарнике он почувствовал себя в полной безопасности, как кролик у входа в нору. От радости, что ему удалось обмануть глупцов, позволивших ему улизнуть, он насмешливо щелкнул пальцами и, пританцовывая, пошел было дальше, повернув назад голову и рыча на них, как собака, как вдруг в горло ему вонзилась стрела, и он замертво повалился в папоротники. Лучники в изумлении замолкли, но тут же заорали громкое «ура».
— Клянусь Беверлийским крестом! — воскликнул Уот. — Вот уже много лет не видел, чтобы стрелу пустили удачней, даже в лучшие мои дни мне бы точней не попасть.
Кто из вас стрелял?
— Эйлвард из Тилфорда, Сэмкин Эйлвард! — заорали сразу два десятка голосов, и лучника, раскрасневшегося от выпавшей ему славы, вытолкнули вперед.
— Хотел бы я, чтобы цель была поблагородней, — сказал он. — По мне, так он мог и уйти, да вот только когда он стал глумиться над нами, пальцы у меня как-то сами собой отпустили тетиву.
— Да, я вижу, что ты и верно мастер своего дела, и душа у меня радуется, что, когда меня убьют, останется стрелок, который поддержит честь нашего ремесла. А теперь собирайте стрелы и пошли — сэр Роберт ждет нас на вершине холма.
Весь день Ноулз и его люди шли по той же дикой заброшенной стране, населенной только прячущимися в лесах существами — зайцами для сильного, волками для слабого. Время от времени на вершинах холмов они видели всадников, которые издалека следили за ними, но при приближении отряда тотчас исчезали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Сэр Томас Перси и сэр Джеймс Эстли подъехали к голове колонны, и Ноулз на ходу обсуждал с ними план компании. Оба. они, и Перси и Эстли, были молоды и горячи, оба мечтали о стремительных действиях в духе странствующих рыцарей, но Ноулз, с его холодным, ясным умом и железной целеустремленностью, неуклонно шел к выполнению поставленной задачи.
— Клянусь святым Данстеном и всеми святыми Линдисфарна, — воскликнул пылкий воин с шотландской границы, — сердцу тошно от того, что мы все куда-то едем да едем, когда вокруг столько славных дел! Разве мы не знаем, что французы сейчас за рекой в Эвране? Разве неправда, что вон тот замок, что виден из-за леса, в руках перебежчика, предавшего своего сеньора — Монфора? А от этой дороги толку нам будет мало, люди здесь, похоже, не хотят воевать. Если бы мы углубились в пределы Шотландии на столько же, на сколько сейчас в Бретань, мы бы уже совершили много доблестных подвигов и завоевали почести!
— Верно, Томас, — поддержал Эстли, краснолицый вспыльчивый молодой человек, — ясно же, что французы к нам не придут, поэтому нам самим нужно идти к ним. По правде говоря, любому солдату, что нас увидит, станет смешно — мы три дня ползем по этой дороге, словно нас подстерегает тысяча опасностей, когда дело-то иметь нам придется всего с горсткой убогого мужичья.
Роберт Ноулз покачал головой.
— Вы не знаете, что таится в этих лесах или за теми холмами, — ответил он, — а когда я не знаю, что нас ждет, я должен быть готов к самому худшему. Этого требует благоразумие.
— Ваши враги назвали бы это погрубее, — с презрительной улыбкой заметил Эстли. — Не смотрите на меня так — меня взглядом не испугаешь. Да и ваше неудовольствие не заставит меня думать иначе. Я встречал глаза и посуровее ваших, сэр Роберт, но не дрогнул.
— Ваши слова, сэр Джеймс, неучтивы и злы, — отозвался Ноулз, — и будь я волен в своих поступках, я вогнал бы их вам в глотку кинжалом. Но я здесь для того, чтобы вести этих людей на почетное и прибыльное дело, а не ссориться с каждым глупцом, не способным понять, как следует командовать солдатами. Неужели вы не видите, что если я, как вы того желаете, пойду на стычки то тут, то там, я ослаблю армию еще до того, как мы придем туда, где она нужнее всего?
— Куда же это? — спросил Перси. — Клянусь Господом, Эстли, мне начинает казаться, что нас ведет человек, который получше нас знает толк в войне, и нам стоит прислушиваться к тому, что он говорит. Только пусть скажет нам, что он задумал.
— В тридцати милях отсюда, — начал Ноулз, — находится, насколько мне известно, крепость под названием Плоэрмель, а в ней стоит с гарнизоном один англичанин, Бэмброу. Неподалеку от него расположен замок Жослен, где квартирует Робер Бомануар с большим числом бретонцев. Я намерен присоединиться к Бэмброу и соединенными силами напасть на Жослен, так чтобы, захватив его, мы получили господство над всей Средней Бретанью и смогли начать наступление на французов на юге.
— Отличный план, клянусь спасением моей души! — горячо отозвался Перси. — В этом деле я с вами! Я уверен, что, когда мы продвинемся в глубь страны, противник тоже объединит свои силы и окажет нам всяческое сопротивление; однако до сих пор, клянусь всеми святыми Линдисфарна, я навидался бы больше военных действий летним днем в Линдсдейле или Джедберском лесу, чем в Бретани... Посмотрите-ка, вон там какие-то всадники. Они едут сюда. Это ведь наша легкая кавалерия? А кто это привязан у них к стременам?
Небольшой отряд конных лучников выехал из дубовой рощи слева от дороги и приблизился к тому месту, где остановились три рыцаря. За лошадьми, спотыкаясь и подпрыгивая, чтобы не упасть, брели два жалких мужика. Один был высок, худ и светловолос, другой — мал ростом и темен волосом, но оба в таких колтунах, так грязны и оборванны, что походили больше на диких животных, чем на людей.
— Что это значит? — спросил Ноулз. — Разве я не приказывал вам не трогать никого из поселян?
Командир лучников, старый Уот Карлайл, показал меч, перевязь и кинжал.
— С вашего позволения, сэр, — сказал он, — я увидел, как они блеснули, и подумал, что это неподходящее оружие для рук, которым должно держать лопату и плуг.
А когда мы их нагнали и схватили, то увидели на оружии крест Бентли, а ведь это крест того мертвого копейщика на дороге. Значит, это они и есть те негодяи, что его убили, и мы должны свершить правосудие.
И в самом деле, на мече, перевязи и кинжале сияли серебряные кресты, которые англичане видели на доспехах убитого. Ноулз с каменным лицом посмотрел на крест, потом на пленных. Под его беспощадным взглядом они с воем упали на колени, что-то выкрикивая на языке, которого никто не понимал.
— Наш долг — сделать дороги безопасными для передвижения англичан, — сказал Ноулз. — Эти люди должны умереть. Повесьте их на том дереве.
Он указал на дуб у дороги, а сам поехал дальше, продолжая разговор с рыцарями. Но старый лучник нагнал его и обратился с просьбой:
— С вашего позволения, сэр Роберт, лучникам хотелось бы казнить этих людей на свой манер.
— Мне все равно, убивайте их как хотите, — небрежно ответил Ноулз и не оглядываясь поехал дальше.
В то суровое время человеческая жизнь стоила дешево: солдат разбитой армии или команду захваченного судна убивали, не раздумывая о милости победителя, не задаваясь никакими вопросами. Война была жестокой игрой, ставкой в ней была смерть; выигравший предъявлял права, проигравший платил. Пощады мог ожидать только рыцарь: за него можно было получить выкуп, а потому живой он ценился больше, чем мертвый. Для людей, прошедших такую школу, где смерть всегда витала над их головами, убить двух крестьян было, надо думать, пустым делом.
Однако в этом случае у лучников были особые причины желать, чтобы расправу передали им в руки. Еще со времени спора на «Василиске» между старым и лысым мастером Бартоломью и длинным Недом Уиддингтоном не утихала вражда, закончившаяся столкновением в Динане, когда не только они сами, но и дюжина их товарищей были повержены на булыжную мостовую. Спор разгорелся вокруг того, кто из них более сведущ в луках и кто лучше стреляет, и вот теперь какие-то умники предложили разрешить его раз и навсегда весьма жестоким образом.
В двухстах шагах от дороги поднимался густой лес; между ним и дорогой, на которой толпились лучники, лежала ровная, поросшая травой лужайка. Крестьян отвели по ней на пятьдесят ярдов от дороги и поставили лицом к лесу, держа на привязи. Те послушно стояли, то и дело испуганно и удивленно оглядываясь назад, где шли какие-то приготовления.
Старый Бартоломью и великан йоркширец вышли из рядов и встали рядом, держа в левой руке луки, а в правой по одной-единственной стреле. Они аккуратно натянули и смазали перчатки для стрельбы и закрепили ремни. Потом сорвали и подбросили в воздух несколько травинок, чтобы определить силу ветра, осмотрели все снаряжение, повернулись боком к отметке и широко расставили ноги для упора. Все это время на них со всех сторон сыпались советы и шутки товарищей.
— Ветер три четверти, мастер, — кричал один, — бери вправо на ширину груди!
— Только не твоей, мастер, — смеялся другой, — а то уйдет далеко в сторону.
— Да нет, такому ветру не отвернуть стрелы, коль ее пустить как надо, — добавлял третий. — Стреляй прямо, как раз в цель и попадешь.
— Тверже, Нед, клянусь нашим славным Йоркширом! — воскликнул йоркширец.
— Легче пускай, не дергай, не то я обеднею на пять крон.
— Недельное жалованье за Бартоломью! — орал другой. — Ну, старая башка, не подведи!
— Хватит, хватит! Перестаньте болтать! — крикнул старый лучник Уот Карлайл. — Будь ваши стрелы так же быстры, как языки, перед вами никому бы не устоять. Ты, Бартоломью, стреляй в маленького, а ты, Нед, — в другого. Пусть удирают, пока я не крикну, потом стреляйте как хотите и когда хотите. Приготовьсь! Эй, Хейвард, Бэддингтон, отпускайте ремни!
Ремни выдернули и пленные, пригнув головы, бросились к лесу под вой и крики лучников, которые надсаживались, как загонщики, поднявшие зайца. Оба лучника со стрелами наготове застыли на месте, как бы превратились в красно-коричневые статуи — грозные, настороженные, устремив жадный взгляд на беглецов и медленно поднимая луки по мере того, как расстояние увеличивалось. Бретонцы уже пробежали полпути до леса, а старый Уот все молчал. Была то жалость или жестокость, но только в такой охоте она давала жертве шанс выжить. Когда они были в сотне шагов, он наконец повернул седую голову и крикнул:
— Стреляй!
И тут же зазвенела тетива йоркширца. Не зря он слыл одним из самых смертоносных лучников Севера и дважды уносил серебряную стрелу Селби* [Селби — ярмарочный городок в Йоркшире в средние века, место состязаний лучников.]. Роковая стрела быстро преодолела расстояние и по самое оперенье вошла в согнутую спину высокого светловолосого крестьянина. Он без единого звука упал лицом в траву и остался неподвижен, одно только короткое белое перышко, торчавшее у него между лопатками, отмечало место, где его настигла смерть.
Йоркширец подкинул лук в воздух и заплясал от радости, а его товарищи восторженно заорали и захлопали в ладоши. Однако победные крики тут же сменились диким хохотом и улюлюканьем.
Крестьянин поменьше оказался хитрее своего товарища — он видел, какая участь постигла высокого, и внимательно следил за лучником, ожидая, когда тот выстрелит. В то самое мгновенье, когда лучник отпустил тетиву, он бросился на землю и тут же услышал над собой свист стрелы и увидел, как она вонзилась в землю. Он тут же вскочил и под крики и вопли стрелков снова бросился к лесу. Теперь он был на опушке, от преследователей его отделяло добрых двести шагов. Тут им его не взять. В густом кустарнике он почувствовал себя в полной безопасности, как кролик у входа в нору. От радости, что ему удалось обмануть глупцов, позволивших ему улизнуть, он насмешливо щелкнул пальцами и, пританцовывая, пошел было дальше, повернув назад голову и рыча на них, как собака, как вдруг в горло ему вонзилась стрела, и он замертво повалился в папоротники. Лучники в изумлении замолкли, но тут же заорали громкое «ура».
— Клянусь Беверлийским крестом! — воскликнул Уот. — Вот уже много лет не видел, чтобы стрелу пустили удачней, даже в лучшие мои дни мне бы точней не попасть.
Кто из вас стрелял?
— Эйлвард из Тилфорда, Сэмкин Эйлвард! — заорали сразу два десятка голосов, и лучника, раскрасневшегося от выпавшей ему славы, вытолкнули вперед.
— Хотел бы я, чтобы цель была поблагородней, — сказал он. — По мне, так он мог и уйти, да вот только когда он стал глумиться над нами, пальцы у меня как-то сами собой отпустили тетиву.
— Да, я вижу, что ты и верно мастер своего дела, и душа у меня радуется, что, когда меня убьют, останется стрелок, который поддержит честь нашего ремесла. А теперь собирайте стрелы и пошли — сэр Роберт ждет нас на вершине холма.
Весь день Ноулз и его люди шли по той же дикой заброшенной стране, населенной только прячущимися в лесах существами — зайцами для сильного, волками для слабого. Время от времени на вершинах холмов они видели всадников, которые издалека следили за ними, но при приближении отряда тотчас исчезали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59