— Кажется, нет.
— Тогда закрой за собой дверь.
Прентис почувствовал, что краснеет. Выходя, он резко закрыл Дверь, не то чтобы хлопнул ею, но сделал это достаточно громко.
Глава 16
Старик снял руки с груди, где под жилетом у него был пистолет, поднял шляпу и взглянул на ружье, лежащее у двери. Потом посмотрел на дверь, услышал, как парень уходит, чавкая башмаками по грязи, и провел рукой по лицу.
Глава 17
То, что случилось потом, во многом было реакцией на происшедшее с Мод Райт. Она была одной из немногих американок, живших тогда в Мексике, в ста двадцати милях в югу от границы, на маленьком ранчо недалеко от города Пирсон в Чиуауа. Первого марта, за девять дней до налета на Колумбус, она с грудной дочерью ждала на ранчо своего мужа и его друга, которые должны были вернуться, сделав покупки в Пирсоне. Двенадцать вооруженных всадников въехали в ворота и спешились возле дома. Это был разведывательный отряд главных сил Вильи, который двигался на север, к границе. Поначалу солдаты Вильи притворились, что они люди Каррансы, врага Вильи, и спросили ее, нет ли у нее съестного на продажу. Она ответила, что у нее есть только немного муки и крупы, которой хватит не больше, чем на одну семью, и когда они снова поинтересовались, нельзя ли купить продукты, она ответила, что отдаст их бесплатно.
К тому времени стемнело. Ее муж со своим другом вернулись из Пирсона с двумя нагруженными мулами, которых налетчики отобрали. Затем они связали ее мужа и его друга, обчистили дом, забрав все, что могли, ребенка отдали местной крестьянке, посадили Мод на мула и заявили, что она едет с ними. Она не видела мужа, позвала его, но он не ответил. Она соскочила с мула, бросилась к ребенку, но солдат выхватил саблю и, пригрозив смертью, снова заставил ее сесть на мула. Как говорила Мод позже, она поняла, что попала в ловушку.
Марш к северу продолжался до девятого марта. Разведывательный отряд присоединился к остальному войску Вильи, они отдыхали не больше трех часов в сутки. Она пошла к Вилье и стала умолять отпустить ее. Он отправил ее с жалобами к своим подчиненным — для этого, мол, они и существуют. Они велели ей заткнуться и ехать, пока есть силы. Девять дней провела Мод в пустыне Чиуауа. Воды и пищи не хватало. Глаза ее остекленели, она едва держалась в седле, над головой кружились хищные птицы. Вилья сказал, что образ жизни, который она ведет с ними, ей на пользу: “Щечки у тебя розовые и пухлые”. — “Обгоревшие и опухшие”, — поправила она. И когда они наконец достигли Колумбуса, он сказал, что заставит ее застрелить несколько горожан. Она заявила, что раньше застрелит его, но он только рассмеялся.
Но когда налет не удался, люди, охранявшие Мод, отпустили ее, и она, спотыкаясь, пошла из пустыни в город. Она встретила женщину, раненную около дома, и помогла ей добраться до врача. Она помогала раненым в лагере. Люди поняли, сколько ей довелось вытерпеть, и заставили ее лечь отдохнуть. Она спала целую ночь и целый день, впервые за девять дней нормально поела, узнала, что ее муж убит, но ребенок жив, и сказала, что пойдет пешком в Пирсон.
— Я хочу к ребенку. Всего-то девять дней пути.
История Мод Райт появилась на первых страницах всех крупных газет страны. Затем было еще несколько репортажей, и хотя выяснилось, что она вовсе не пошла в Пирсон, а ее отвезли в Эль-Пасо и доставили ей туда ребенка, детали, которые она припоминала, четко отпечатались у всех в памяти: как Вилья собирался сжечь всех мужчин, женщин и детей в Колумбусе; как он намеревался перебить всех американцев, в чем ему должны были помочь немцы и японцы; как в начале марша они наткнулись на дороге на американца. Десяток людей Вильи сшибли его с ног. Один офицер протащил его через всю роту. Другой выстрелил ему в затылок, и он пробежал сорок футов, прежде чем упасть. Его раздели и поделили одежду. Колонна затоптала его лошадьми, а последний всадник прострелил ему голову.
Такие подробности, вкупе с ее личным опытом, сделали трагедию Колумбуса настоящей и близкой каждому американцу. Одно дело говорить о том, что восемнадцать американцев убиты, восемь ранены. Но это все абстрактные слова. Даже сообщения о разрушениях в Колумбусе — только сухие факты. А нужен был живой, насыщенный подробностями рассказ, который воззвал бы к чувствам американцев. Таковым и оказался рассказ о мучениях Мод Райт. Женщина, у которой разорили дом, убили мужа, отобрали ребенка, не говоря уже о подразумеваемых сексуальных ужасах, которые она претерпела во время марша. Газеты старались не намекать на это, но, избегая упоминаний, они лишь подчеркивали такую возможность. Все это было как будто специально задумано, чтобы подстегнуть гнев американцев. Не хватало только знамени и яблочного пирога, но, учитывая, что границы Америки были нарушены, выплыло и знамя. К одиннадцатому марта американцы приняли решение отправить войска в Мексику.
Официально была поставлена цель отрезать войску Вильи путь на юг, чтобы он не смог напасть на поселение американских мормонов в ста шестидесяти милях от границы, в местности под названием Колония Дублан. Истинная цель была иной: нужен был повод, чтобы пересечь границу, застать врасплох войско Вильи и уничтожить его. Тут возникла некоторая путаница. Сначала был приказ просто захватить Вилью, но, как объяснил начальник штаба армии, это значило воевать с одним человеком, и если у Вильи будет возможность сесть на поезд и уехать в Гватемалу, Юкатан или даже Южную Америку, он станет недоступен для американцев. Главное — лишить его возможности действовать, а это значит, что нужно воевать не столько с самим Вильей, сколько с его людьми.
Для выполнения такого плана было выделено пять тысяч человек, что составляло одну шестую часть личного состава регулярной армии США. В качестве следующего шага один сенатор предложил мобилизовать полмиллиона солдат; большинство в сенате решило, что это слишком много, но военные сочли это количество смехотворным.
“Мы находимся на мексиканской границе уже более четырех лет, — заявил один полковник в Нью-Йорке в публичной речи, напечатанной в “Нью-Йорк таймс”. — В настоящее время здесь две трети регулярной армии США. Иными словами, вдоль границы рассредоточено двадцать две тысячи солдат. Но вы не представляете себе протяженности этой границы. Чтобы проехать на поезде из одного конца в другой, нужно трое суток, и вдоль этой линии расположены двадцать две тысячи человек. А подкрепление, если будет такая необходимость, может составить около девяти тысяч. Если бы это не было так печально, то было бы просто смешно.
До того как разразилась война в Европе, армия США выглядела как муха, на которую смотришь с другой стороны телескопа. Говорю вам, нет ничего более жалкого, чем американская армия, и другие страны знают это еще лучше, чем мы… Пришло время понять, что, когда в 1898 году мы отошли от политики, которую вели целое столетие, и объявили себя великой державой, мы взяли на себя определенные обязательства, и следует понять, что для выполнения этих обязательств необходимо, чтобы каждая нота, посланная нашим президентом, каждое действие, которое президент считает своим долгом предпринять, имели за собой реальную силу.
Как вы думаете, что значит для нас вступить в войну с Англией, Германией, Францией или любой другой сильной державой? Американцы, как вам известно, имеют привычку махать кулаками, едва что-то мешает их торговле. Все мы хорошо знаем, что Англия в настоящее время располагает четырехмиллионной армией, готовой занять свое место в боевых действиях, что Германия имеет от шести до восьми миллионов, Россия — от восьми до десяти миллионов. В плане коммерции мы тоже сейчас конкурируем со страной к западу от нас.
Я полагаю, следует серьезно подумать, что, если мы вступим в боевые действия на Атлантике, мы в то же время получим удар со стороны Тихого океана. С Атлантики могут прийти четыре миллиона и еще три миллиона с Тихого океана, а четыре и три — это уже семь миллионов. Как вы собираетесь действовать, если мы окажемся в таком положении? Наша береговая линия тянется самое малое на двадцать тысяч миль, и она уязвима в каждой точке, за исключением тех, где имеется береговая охрана, но и эта охрана несет вахту только в одну смену.
Мы можем создать регулярную армию из ста сорока тысяч человек, может быть, из двухсот тысяч, но если отвлечься от этих цифр, цена будет слишком дорогой, ведь мы должны выйти на свободный рынок и вербовать людей, потому что как последние идиоты мы живем при системе добровольного набора.
Здравый смысл подсказывает лишь один путь, а именно — обучать нашу молодежь и начать обучение, именно пока они молоды. Необходимо дать боевую подготовку этим мальчикам. Заставить их учиться, если это необходимо”.
Был сформирован первый американский летный дивизион, потом первые американские мотопехотные роты; затем — добровольные ополчения штатов. И на протяжении всех этих приготовлений США пытались достичь согласия с Мексикой, чтобы вступить на ее территорию. Много лет назад между двумя странами существовало соглашение, позволявшее войскам каждой из них пересекать территорию другой страны в погоне за враждебными индейцами. Теперь правительство Каррансы предложило возобновить это соглашение. Мексике будет позволено преследовать своих преступников на территории США, а США, в свою очередь, ловить бандитов в Мексике, “если налет, имевший место в Колумбусе, будет иметь несчастье повториться”. США вроде бы получили разрешение, но только на будущее. Ясно, что Каррансе ни к чему были американские войска в Мексике, но, США были в бешенстве, и об ограничениях никто не думал.
И Колумбус стал расти. Поезд, который приходил трижды в день и на котором приехал Прентис, стал приходить по десять, а то и двадцать раз, привозя людей, лошадей и боеприпасы: полевые пушки, ящики с патронами, винтовки, пулеметы. Возле дороги на краю лагеря стали строить взлетную полосу. Построили и аппарель: две полосы бетона с пространством между ними — первую аппарель американской армии. Появилось двадцать грузовиков, потом пятьдесят, затем сто; пятнадцать мотоциклов и разных легковых машин. Тысяча солдат, потом еще тысяча, и еще… Лагерь стал больше вдвое, затем еще вдвое. Город рос пропорционально лагерю.
Глава 18
— Господа, мы намереваемся, как вы понимаете, неофициально вторгнуться в Мексику.
Они, казалось, не поняли. Хотя и слушали внимательно, но смысл слов не дошел до них. Сержант подождал, пока они положили вилы, скребницы, седла и посмотрели на него. Он продолжал:
— Вот именно — в Мексику. Скорее всего, выйдем послезавтра на рассвете, так что если кому-то нужно написать письма, починить ботинки или пришить пуговицы, займитесь этим сейчас. А заодно помолитесь, потому что, можете мне поверить, там только Бог поможет вам… Бог поможет нам всем.
Если кто-то из вас завербовался сюда, рассчитывая провести время в какой-нибудь уютной восточной стране или ожидая, что мы ввяжемся в европейскую заварушку (сержант определенно имел в виду нескольких новичков), то вам следует знать, что нам предстоит. Вы будете скакать на юг — примерно девяносто четыре квадратных мили Богом проклятой, самой бесплодной и выжженной земли, кучи камней и пыли, какую только Господу случилось создать в недобрый час и которая называется провинцией Чиуауа.
В задней части конюшни, опираясь на перегородку, достающую ему до плеча, с лицом в подтеках пота и пятнах грязи после чистки стойл, Прентис посмотрел через головы мужчин, стоявших впереди него, на сержанта, а потом взглянул на мужчин, если их так можно было назвать, — самых молодых, новых солдат в лагере. Он чувствовал досаду, что его поставили в одну смену с ними. Не то чтобы он сам был не молод или не новичок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
— Тогда закрой за собой дверь.
Прентис почувствовал, что краснеет. Выходя, он резко закрыл Дверь, не то чтобы хлопнул ею, но сделал это достаточно громко.
Глава 16
Старик снял руки с груди, где под жилетом у него был пистолет, поднял шляпу и взглянул на ружье, лежащее у двери. Потом посмотрел на дверь, услышал, как парень уходит, чавкая башмаками по грязи, и провел рукой по лицу.
Глава 17
То, что случилось потом, во многом было реакцией на происшедшее с Мод Райт. Она была одной из немногих американок, живших тогда в Мексике, в ста двадцати милях в югу от границы, на маленьком ранчо недалеко от города Пирсон в Чиуауа. Первого марта, за девять дней до налета на Колумбус, она с грудной дочерью ждала на ранчо своего мужа и его друга, которые должны были вернуться, сделав покупки в Пирсоне. Двенадцать вооруженных всадников въехали в ворота и спешились возле дома. Это был разведывательный отряд главных сил Вильи, который двигался на север, к границе. Поначалу солдаты Вильи притворились, что они люди Каррансы, врага Вильи, и спросили ее, нет ли у нее съестного на продажу. Она ответила, что у нее есть только немного муки и крупы, которой хватит не больше, чем на одну семью, и когда они снова поинтересовались, нельзя ли купить продукты, она ответила, что отдаст их бесплатно.
К тому времени стемнело. Ее муж со своим другом вернулись из Пирсона с двумя нагруженными мулами, которых налетчики отобрали. Затем они связали ее мужа и его друга, обчистили дом, забрав все, что могли, ребенка отдали местной крестьянке, посадили Мод на мула и заявили, что она едет с ними. Она не видела мужа, позвала его, но он не ответил. Она соскочила с мула, бросилась к ребенку, но солдат выхватил саблю и, пригрозив смертью, снова заставил ее сесть на мула. Как говорила Мод позже, она поняла, что попала в ловушку.
Марш к северу продолжался до девятого марта. Разведывательный отряд присоединился к остальному войску Вильи, они отдыхали не больше трех часов в сутки. Она пошла к Вилье и стала умолять отпустить ее. Он отправил ее с жалобами к своим подчиненным — для этого, мол, они и существуют. Они велели ей заткнуться и ехать, пока есть силы. Девять дней провела Мод в пустыне Чиуауа. Воды и пищи не хватало. Глаза ее остекленели, она едва держалась в седле, над головой кружились хищные птицы. Вилья сказал, что образ жизни, который она ведет с ними, ей на пользу: “Щечки у тебя розовые и пухлые”. — “Обгоревшие и опухшие”, — поправила она. И когда они наконец достигли Колумбуса, он сказал, что заставит ее застрелить несколько горожан. Она заявила, что раньше застрелит его, но он только рассмеялся.
Но когда налет не удался, люди, охранявшие Мод, отпустили ее, и она, спотыкаясь, пошла из пустыни в город. Она встретила женщину, раненную около дома, и помогла ей добраться до врача. Она помогала раненым в лагере. Люди поняли, сколько ей довелось вытерпеть, и заставили ее лечь отдохнуть. Она спала целую ночь и целый день, впервые за девять дней нормально поела, узнала, что ее муж убит, но ребенок жив, и сказала, что пойдет пешком в Пирсон.
— Я хочу к ребенку. Всего-то девять дней пути.
История Мод Райт появилась на первых страницах всех крупных газет страны. Затем было еще несколько репортажей, и хотя выяснилось, что она вовсе не пошла в Пирсон, а ее отвезли в Эль-Пасо и доставили ей туда ребенка, детали, которые она припоминала, четко отпечатались у всех в памяти: как Вилья собирался сжечь всех мужчин, женщин и детей в Колумбусе; как он намеревался перебить всех американцев, в чем ему должны были помочь немцы и японцы; как в начале марша они наткнулись на дороге на американца. Десяток людей Вильи сшибли его с ног. Один офицер протащил его через всю роту. Другой выстрелил ему в затылок, и он пробежал сорок футов, прежде чем упасть. Его раздели и поделили одежду. Колонна затоптала его лошадьми, а последний всадник прострелил ему голову.
Такие подробности, вкупе с ее личным опытом, сделали трагедию Колумбуса настоящей и близкой каждому американцу. Одно дело говорить о том, что восемнадцать американцев убиты, восемь ранены. Но это все абстрактные слова. Даже сообщения о разрушениях в Колумбусе — только сухие факты. А нужен был живой, насыщенный подробностями рассказ, который воззвал бы к чувствам американцев. Таковым и оказался рассказ о мучениях Мод Райт. Женщина, у которой разорили дом, убили мужа, отобрали ребенка, не говоря уже о подразумеваемых сексуальных ужасах, которые она претерпела во время марша. Газеты старались не намекать на это, но, избегая упоминаний, они лишь подчеркивали такую возможность. Все это было как будто специально задумано, чтобы подстегнуть гнев американцев. Не хватало только знамени и яблочного пирога, но, учитывая, что границы Америки были нарушены, выплыло и знамя. К одиннадцатому марта американцы приняли решение отправить войска в Мексику.
Официально была поставлена цель отрезать войску Вильи путь на юг, чтобы он не смог напасть на поселение американских мормонов в ста шестидесяти милях от границы, в местности под названием Колония Дублан. Истинная цель была иной: нужен был повод, чтобы пересечь границу, застать врасплох войско Вильи и уничтожить его. Тут возникла некоторая путаница. Сначала был приказ просто захватить Вилью, но, как объяснил начальник штаба армии, это значило воевать с одним человеком, и если у Вильи будет возможность сесть на поезд и уехать в Гватемалу, Юкатан или даже Южную Америку, он станет недоступен для американцев. Главное — лишить его возможности действовать, а это значит, что нужно воевать не столько с самим Вильей, сколько с его людьми.
Для выполнения такого плана было выделено пять тысяч человек, что составляло одну шестую часть личного состава регулярной армии США. В качестве следующего шага один сенатор предложил мобилизовать полмиллиона солдат; большинство в сенате решило, что это слишком много, но военные сочли это количество смехотворным.
“Мы находимся на мексиканской границе уже более четырех лет, — заявил один полковник в Нью-Йорке в публичной речи, напечатанной в “Нью-Йорк таймс”. — В настоящее время здесь две трети регулярной армии США. Иными словами, вдоль границы рассредоточено двадцать две тысячи солдат. Но вы не представляете себе протяженности этой границы. Чтобы проехать на поезде из одного конца в другой, нужно трое суток, и вдоль этой линии расположены двадцать две тысячи человек. А подкрепление, если будет такая необходимость, может составить около девяти тысяч. Если бы это не было так печально, то было бы просто смешно.
До того как разразилась война в Европе, армия США выглядела как муха, на которую смотришь с другой стороны телескопа. Говорю вам, нет ничего более жалкого, чем американская армия, и другие страны знают это еще лучше, чем мы… Пришло время понять, что, когда в 1898 году мы отошли от политики, которую вели целое столетие, и объявили себя великой державой, мы взяли на себя определенные обязательства, и следует понять, что для выполнения этих обязательств необходимо, чтобы каждая нота, посланная нашим президентом, каждое действие, которое президент считает своим долгом предпринять, имели за собой реальную силу.
Как вы думаете, что значит для нас вступить в войну с Англией, Германией, Францией или любой другой сильной державой? Американцы, как вам известно, имеют привычку махать кулаками, едва что-то мешает их торговле. Все мы хорошо знаем, что Англия в настоящее время располагает четырехмиллионной армией, готовой занять свое место в боевых действиях, что Германия имеет от шести до восьми миллионов, Россия — от восьми до десяти миллионов. В плане коммерции мы тоже сейчас конкурируем со страной к западу от нас.
Я полагаю, следует серьезно подумать, что, если мы вступим в боевые действия на Атлантике, мы в то же время получим удар со стороны Тихого океана. С Атлантики могут прийти четыре миллиона и еще три миллиона с Тихого океана, а четыре и три — это уже семь миллионов. Как вы собираетесь действовать, если мы окажемся в таком положении? Наша береговая линия тянется самое малое на двадцать тысяч миль, и она уязвима в каждой точке, за исключением тех, где имеется береговая охрана, но и эта охрана несет вахту только в одну смену.
Мы можем создать регулярную армию из ста сорока тысяч человек, может быть, из двухсот тысяч, но если отвлечься от этих цифр, цена будет слишком дорогой, ведь мы должны выйти на свободный рынок и вербовать людей, потому что как последние идиоты мы живем при системе добровольного набора.
Здравый смысл подсказывает лишь один путь, а именно — обучать нашу молодежь и начать обучение, именно пока они молоды. Необходимо дать боевую подготовку этим мальчикам. Заставить их учиться, если это необходимо”.
Был сформирован первый американский летный дивизион, потом первые американские мотопехотные роты; затем — добровольные ополчения штатов. И на протяжении всех этих приготовлений США пытались достичь согласия с Мексикой, чтобы вступить на ее территорию. Много лет назад между двумя странами существовало соглашение, позволявшее войскам каждой из них пересекать территорию другой страны в погоне за враждебными индейцами. Теперь правительство Каррансы предложило возобновить это соглашение. Мексике будет позволено преследовать своих преступников на территории США, а США, в свою очередь, ловить бандитов в Мексике, “если налет, имевший место в Колумбусе, будет иметь несчастье повториться”. США вроде бы получили разрешение, но только на будущее. Ясно, что Каррансе ни к чему были американские войска в Мексике, но, США были в бешенстве, и об ограничениях никто не думал.
И Колумбус стал расти. Поезд, который приходил трижды в день и на котором приехал Прентис, стал приходить по десять, а то и двадцать раз, привозя людей, лошадей и боеприпасы: полевые пушки, ящики с патронами, винтовки, пулеметы. Возле дороги на краю лагеря стали строить взлетную полосу. Построили и аппарель: две полосы бетона с пространством между ними — первую аппарель американской армии. Появилось двадцать грузовиков, потом пятьдесят, затем сто; пятнадцать мотоциклов и разных легковых машин. Тысяча солдат, потом еще тысяча, и еще… Лагерь стал больше вдвое, затем еще вдвое. Город рос пропорционально лагерю.
Глава 18
— Господа, мы намереваемся, как вы понимаете, неофициально вторгнуться в Мексику.
Они, казалось, не поняли. Хотя и слушали внимательно, но смысл слов не дошел до них. Сержант подождал, пока они положили вилы, скребницы, седла и посмотрели на него. Он продолжал:
— Вот именно — в Мексику. Скорее всего, выйдем послезавтра на рассвете, так что если кому-то нужно написать письма, починить ботинки или пришить пуговицы, займитесь этим сейчас. А заодно помолитесь, потому что, можете мне поверить, там только Бог поможет вам… Бог поможет нам всем.
Если кто-то из вас завербовался сюда, рассчитывая провести время в какой-нибудь уютной восточной стране или ожидая, что мы ввяжемся в европейскую заварушку (сержант определенно имел в виду нескольких новичков), то вам следует знать, что нам предстоит. Вы будете скакать на юг — примерно девяносто четыре квадратных мили Богом проклятой, самой бесплодной и выжженной земли, кучи камней и пыли, какую только Господу случилось создать в недобрый час и которая называется провинцией Чиуауа.
В задней части конюшни, опираясь на перегородку, достающую ему до плеча, с лицом в подтеках пота и пятнах грязи после чистки стойл, Прентис посмотрел через головы мужчин, стоявших впереди него, на сержанта, а потом взглянул на мужчин, если их так можно было назвать, — самых молодых, новых солдат в лагере. Он чувствовал досаду, что его поставили в одну смену с ними. Не то чтобы он сам был не молод или не новичок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30