А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Он уже давно думал о нем, не с того момента, как старик спас ему жизнь, а после слов сержанта. Теперь он стоял в темноте и ждал, собираясь с духом, глядя, как большие руки ловко скручивают самокрутку и подносят ее к губам. Прентис стоял и смотрел, как старик облизнул край самокрутки, заклеил ее, повертел во рту, а потом посмотрел в темноту, прямо на него.
— Черт, только не говори мне, что опять пришел благодарить меня.
Прентис хотел повернуться и уйти. Он ожидал, что старик станет говорить с ним так же, как тогда, в сарае, и, собственно, готовился к такому разговору. Но Прентис думал, что подошел незаметно, а старик, оказывается, все это время знал о его присутствии. И снова Прентис почувствовал себя глупо, но сдержался и шагнул вперед.
— Нет. Я пришел вас кое о чем попросить.
— Попросить о чем?
Прентис запнулся, не зная, стоит ли продолжать.
— Научите меня.
— Чему тебя научить?
— Всему этому.
— Не понимаю.
Старик казался равнодушным. Он отвернулся и прикурил. В темноте вспыхнул яркий огонек, при свете которого были видны глубокие морщины на его выдубленной коже. Редеющие волосы, запавшие щеки. Он выглядел лет на десять старше, чем обычно.
— Прекрасно понимаете, но я все равно скажу. Когда я записался в армию и проходил подготовку, меня учили обращаться с гранатами, ружьями и пулеметами, но я и так это умел, а главное, хорошо разбирался в лошадях. Тогда меня усадили читать книги и сказали, что, когда я попаду на постоянную службу, опыт будет лучшим учителем.
— Что ж, они правы.
— Это все хорошо, когда только сидишь и смотришь, но ведь Колумбус был на самом деле. В следующий раз, когда что-то подобное случится — а такое случится обязательно, — не могу же я рассчитывать, что кто-нибудь вроде вас опять спасет мне жизнь.
Старик кивнул, затягиваясь самокруткой. Ее кончик светился в темноте.
— Ты же знал, что здесь опасно. Если тебе это не нравится, какого черта ты пошел в армию?
— Может быть, по той же причине, что и вы.
— Не думаю. — Прентис сделал ошибку и сразу же пожалел об этом; старик наклонился вперед, враждебно глядя на него. — Не наглей, парень.
Он покачал головой.
— Вы правы. Извините.
— Еще бы, черт возьми. Я не потерплю, чтобы двадцатилетние юнцы ходили и воображали, будто все про меня знают. Потому что ни черта ты, парень, не знаешь. Ни черта. Ты меня слушаешь? Хоть это ты понимаешь?
— Да, сэр, понимаю. Поэтому я здесь.
Он надеялся, что обращение “сэр” поможет, и действительно старик, казалось, смягчился, погасил самокрутку и задумался.
— И, собственно, с какой стати?
— Что с какой стати?
— Помогать тебе. Учить. Если этому вообще можно научить.
— Ни с какой, наверное.
— Вот именно.
Вот и все. Ничего ему не помогло. Старик повернулся и стал скручивать новую самокрутку, явно ожидая, чтобы он ушел. Прентис и хотел было уйти, но передумал.
— Разве что по одной причине. Вам шестьдесят пять лет. Вы побывали на всех войнах со времен гражданской, а сейчас, в эту минуту, немецкие подводные лодки плывут через Атлантику.
— И что это значит?
— Все рано или поздно кончается. Вряд ли кто-нибудь не понимает, почему мы сегодня здесь. Вилья — только предлог. Все это генеральная репетиция нашего похода за океан, а когда он начнется, жизнь, которую ведете вы, будет закончена, все, что вы знаете, окажется бесполезным. У вас впереди еще десять, ну пятнадцать лет, потом вас не станет, и все, что вы знаете, умрет вместе с вами. Я предлагаю вам возможность передать ваши знания.
Старик задвигался, открыл было рот, но Прентис не дал ему вставить ни слова.
— Я понимаю. Когда это закончится, мне они тоже не пригодятся, так что этим вас не проймешь. Но еще вот какое дело. Как с фермой моего отца. Точнее, у него была ферма, пока город не надвинулся и не проглотил деревню. Отец получил квартиру, а я записался в армию. Все меняется, а я — глупая деревенщина — в душе хочу сохранить старые привычки.
— Теперь все?
— Да, — кивнув, сказал Прентис.
— Ну ладно, теперь я тебе кое-что скажу. И слушай внимательно, потому что кроме этого я тебя ничему учить не собирать. Ты не первый. Их было много, бесконечная цепь этаких умненьких, бойких мальчиков. И в индейские войны, и на Кубе. Всюду. До сих пор. И все они были похожи на тебя, и все говорили как ты. Но все думали только об одном: как остаться в живых. И я говорил им “нет”, так же, как тебе. Потому что если вы хотите остаться в живых, то и я тоже хочу, а как только ты с кем-то связываешься, ты начинаешь заботиться о нем так же, как о себе. Тут-то тебя и убивают… Поэтому я не имею дела с индейцами: я воевал с ними когда-то, и до сих пор мне не по себе, если я знаю, что они за спиной. Поэтому, как говорят, я ни с кем не дружу. И это очень хорошо: мне не по себе, если у меня есть друг, и я знаю, что он впереди. Это единственное правило. Заботься о себе и не позволяй, чтобы кто-то или что-то отвлекало тебя. Помни это, и все будет в порядке. А теперь я устал. Через несколько часов мне становиться в караул. Я хочу поспать.
Последние слова он произнес без паузы, как будто не сменил темы разговора. Старик встал, взял одеяло, лежавшее возле седла, и закутался в него. Потом он еще раз взглянул на Прентиса и лег около колеса повозки. Прентис подождал немного, но глаза старика были закрыты; он медленно повернулся и зашагал прочь.
Он шел к своему седлу и сбруе мимо солдат, по-прежнему тихих и молчаливых. Теперь холод стал пронизывающим. Он, как и все остальные, завернулся в одеяло, посмотрел еще раз на старика и огляделся: лошади стояли спокойно, часовые обходили границы лагеря. Он снова взглянул на старика, потом на последний догорающий костер, удивился, как это он горит так долго; но костер затухал, огонь становился все меньше и ниже. Последняя вспышка, потом мерцание, и он погас.
Глава 31
На рассвете стало еще холоднее. В канистрах был лед, черпаки примерзли, солдаты ковыряли лед ножами, потом терли ладони, чтобы согреться. Старик увидел, что майор еще спит, закутавшись в одеяло, около грузовиков с овсом. Он встал на колени и положил ему руку на плечо. Майор вздрогнул и, нахмурившись, вопросительно уставился на Календара.
— Лучше посмотри.
Майор ни о чем не спросил. Старик продолжал смотреть на него. Потом он жестом пригласил его следовать за собой, майор вылез из-под одеяла и посмотрел туда, куда указывал старик, — мимо грузовиков с овсом, в пустыню. Там была большая колонна всадников, но она находилась слишком далеко, чтобы разглядеть их форму или знамена, но майор и так знал, что это мексиканские федеральные войска.
Старик кивнул, покусывая губу.
— Они, должно быть, разбили лагерь поблизости. Но это еще не все. Посмотри-ка туда.
Он указал майору на другой конец лагеря, мимо солдат, которые бросили свои дела и теперь стояли, размахивали руками и разговаривали, видно, они тоже обсуждали, в чем дело. Они подошли к повозкам на другом конце лагеря и взглянули на Деревню. У околицы собралась толпа крестьян с палками и дубинами, смотревшая в направлении лагеря.
— Наверное, они подтягивались ночью. Уверен в этом, — сказал старик. — Это я виноват. Нужно было остаться там и проследить за ними.
— Ничего. Давайте уходить отсюда. Лейтенант, стройте колонну.
Глава 32
За пятнадцать минут они управились с тем, на что обычно уходил час, но не позаботились о лошадях: что ж, те, которых еще не покормили, подождут; солдаты только оседлали их, затем собрали снаряжение, завели грузовики и впрягли лошадей в повозки.
Старик затянул подпругу на своей лошади и смотрел, как строится колонна; грузовики отъезжали друг от друга, чтобы между ними был проход, солдаты садились на лошадей и скакали прочь. Скоро и повозки стронутся с места, двинувшись цепочкой, а за ними грузовики и остальные всадники. Он смотрел. Как только колонна двинулась с места, навстречу ей направились крестьяне. Они держали наготове свои дубины и палки. Теперь, когда они оказались ближе друг к другу, он увидел среди них яркие мундиры — это федералисты давали им указания. “Должно быть, — думал он, — федеральные войска пришли поздно ночью, подняли их и сказали, что им делать, а может быть, даже заставили”. Среди нападающих были и дети и женщины. Оно и понятно. Если кавалеристы захотят избежать столкновения с федералистами, то тем более им не надо связываться с крестьянами. Одно дело — погибшие в бою солдаты, другое — убитое гражданское население, и федералисты рассчитывали на это, используя крестьян, чтобы заставить колонну кавалеристов прекратить привал и убраться побыстрее.
Глава 33
Прентис сел на лошадь и двинулся вперед вместе со своей ротой; вдруг он почувствовал, что его что-то ударило. Он дотронулся до плеча, увидев, как справа от него пролетел камень. Оглянувшись, он понял, что крестьяне наклоняются, хватают камни и бросают в них. Колонна ускорила движение. Впереди ждали федеральные войска. Колонна свернула налево, чтобы обойти их, а федералисты разделились, и часть их поскакала влево, чтобы окружить кавалеристов с фланга. Обернувшись, Прентис обратил внимание, что крестьяне остановились, а колонна целиком покинула лагерь и медленно движется вперед. Он посмотрел перед собой и увидел, как колонна следует через проход, оставленный для нее федералистами, которые стояли в сотне ярдов с каждой стороны, а когда часть колонны прошла, они двинулись вместе с ней, справа и слева сопровождая ее. Их высокий, худой командир приглядывал за ними с правой стороны. Должно быть, был приказ майора: Прентис увидел, как голова колонны сменила ритм движения, кавалеристы поскакали быстрее, передние группы солдат отрывались от задних, а те тут же заполняли образовавшийся промежуток, и вскоре вся колонна увеличила скорость. Он тоже поскакал быстрее, другие устремились за ним. Федералисты тоже прибавили шагу. Он не понимал, что происходит: то ли федералисты собираются напасть на них, то ли просто пугают. Так или иначе, это подействовало. Они заставили колонну обороняться, и что бы ни мучилось после этого, инициатива была в их руках.
Глава 34
Мимо колонны, поторапливая всадников, проскакал Кален-дар; рысь сменилась аллюром. Вокруг лошадей клубилась пыль, видимость стала плохой, но на какой-то миг Прентис разглядел впереди долину между двумя пологими холмами, к которой они направлялись. Солдаты федеральной армии по-прежнему сопровождали их с обеих сторон. Он так и не узнал, кто первым выстрелил: американские или федеральные войска, и был ли это сигнальный выстрел или прицельный. Он даже не был уверен, что услышал его, потом прозвучал еще один, и еще… И внезапно началась открытая перестрелка. Всадник впереди него падал с лошади… Выбора не было. Потом он сам удивлялся, что даже не стал раздумывать. Он просто выхватил пистолет, прицелился в мексиканцев слева от него и выстрелил. Пыль и расстояние не дали ему увидеть, попал ли он, но он выстрелил еще и еще раз и пришпорил лошадь, чтобы не отстать от колонны, приближающейся к долине.
Глава 35
Они скакали галопом, колонна теряла порядок, вместо четырех всадников в ряд, стреляя, торопясь, скакали восемь, а то и десять. Федеральные войска поджимали с обоих флангов. Даже при желании они не имели другого выбора. Дорога была такой узкой, что им пришлось тесниться. Наконец солдаты, скакавшие впереди, добрались до долины. Прентис увидел, как всадники останавливаются, спешиваются и целятся, встав на колено. Они стреляли мимо колонны в федералистов. Прентис миновал их, направляясь к долине, поднимая пыль и изо всех сил стараясь удержать лошадь.
Глава 36
Они сгрудились, толкая друг друга, на узком пространстве между холмами. Он слышал позади крики, выстрелы. Пыль сгустилась. Он пришпорил лошадь и внезапно вырвался на открытое пространство; на полмили вокруг него простиралось пыльное поле, окруженное со всех сторон покатыми склонами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30