Я хорошо тебя знаю, Идей, — наверняка тебя заманивает туда какая-то женщина. Берегись!
Я охотно ухватился за это объяснение:
— Да, Кисеей, это женщина. Видел бы ты ее! Но ты ее увидишь, если пойдешь со мной.
Но он категорически отказался, умоляя меня выбросить из головы эту безрассудную затею. «Если бы я мог!» — подумал я. После тщетных уговоров я попросил Киссея вернуться в зал, дав мне приготовиться, а по пути заглянуть в конюшни и проследить, чтобы один из белых фессалийских жеребцов был для меня оседлан и ждал у ворот дворца.
Оставшись один, я снял со стены доспехи и надел на себя все, кроме шлема и щита, не желая, чтобы в меня угодил шальной греческий дротик. Поверх доспехов я облачился в длинный плащ, дабы его складки скрыли блеск брони, а также чтобы избежать лишних вопросов — среди ночи мало кто появляется в полном вооружении.
Обнаружив, что один из крючков на латном воротнике поскрипывает, я не поленился снять его и смазать.
Надев на голову шапку из шкуры пантеры, так как ночь была прохладной, я вышел из дворца.
Благодаря Киссею, лошадь ожидала меня у задних ворот. Когда я шел по аллее, мне показалось, будто я слышу шаги, но вокруг никого не было видно. Я не сомневался, что это Елена пришла убедиться в моем отъезде, но, возможно, у меня разыгралось воображение.
В следующую минуту я мчался в ночной темноте на прекрасном фессалийском жеребце из конюшен Приама.
Как я уже говорил, ночь была прохладной, но меня надежно защищали доспехи и плащ. Однако последний я сбросил, выехав за город, чтобы он не развевался за мной на ветру.
У ворот меня остановила стража. Я видел, как поблескивают копья в тусклом свете луны.
— Кто едет?
— Идей, вестник царя.
— По какому делу?
— По царскому приказу.
Меня пропустили без дальнейших вопросов, правда внимательно изучив мое лицо, когда я проезжал под факелами портала.
Ночная тишина, окутавшая поле, сменила шум битвы. Куда бы я ни смотрел, нигде не было видно ничего, кроме призрачных белесых испарений над рекой, и я не слышал никаких звуков, кроме цокота копыт моего коня. Я ехал не торопясь, опасаясь, что лошадь споткнется, но, к счастью, на земле не было никаких препятствий. Очевидно, греки унесли своих мертвецов под покровом ночи.
Наконец я отпустил поводья, и мы понеслись по равнине со скоростью вод Скамандра.
Мы ехали долго, и я уже начал бояться, что сбился с пути. Ночной мрак и опасности, которыми была чревата моя затея, усиливали мой страх. Но я успокоился, завидев впереди тусклые огни греческого лагеря.
Через несколько минут я уже мог различить смутную белую линию шатров неподалеку от поблескивающего в лунном свете Скамандра.
Я натянул поводья, все еще не зная, как мне действовать. Ясно было одно — я не должен появляться в шатре Агамемнона. Сегодня я видел его постыдно бегущим от Гектора и понимал, какого гостеприимства может ожидать от него любой троянец.
Решив положиться на слепой случай и едва не обратившись с молитвой к Аполлону, я направил коня в сторону шатров и уже подъезжал к ним, когда меня остановил окрик стражника:
— Кто идет?
— Я хочу поговорить с Нестором, — громко ответил я, стараясь скрыть троянский акцент.
— Что тебе нужно от Нестора Афинского? Приблизься.
Я подчинился, оказавшись в окружении двух десятков греков, которые не скрывали своего удивления при виде меня в полном вооружении и верхом на боевом коне.
До меня донеслось их бормотание:
— Он из Трои. Стащим его с коня и отведем к царю.
Пусть испробует копье на своей шкуре.
— Ведите меня в шатер Нестора, — дерзко приказал я. — Презренные негодяи, неужели вы рассчитываете испугать друга Афин?
Не знаю, удалось ли мне внушить им страх, но они не причинили мне вреда. Возможно, они сочли меня греческим шпионом, вернувшимся из Трои, или просто привыкли к подобным ночным визитам. Как бы то ни было, один из стражников — очевидно, их начальник — повернулся и направился в сторону шатров, а остальные, следуя за мной, продолжали бормотать угрозы и оскорбления в адрес Трои.
Мы миновали около шестидесяти шатров, когда начальник стражи остановился перед одним из них, превосходящим соседей своими размерами. Что-то пробормотав другим — я не мог разобрать слов, но он, несомненно, велел присматривать за мной, так как они подошли ко мне вплотную, толкая моего коня и свирепо на меня глядя, — он исчез внутри.
Через несколько минут стражник вышел из шатра, сообщив, что Нестор меня примет. Мне показалось, что в его глазах блестит злоба, но я приписал это личной неприязни, спешился, передал ему поводья и вошел.
В шатре было два больших отделения — я оказался в первом, а второе было скрыто от любопытных взглядов искусно расшитым занавесом.
На стенах висели давно не использованные доспехи — возможно, старый хлам, который Нестор носил лет пятьдесят тому назад. В углу находился стол, заваленный свитками пергамента, — очевидно, сокровища мыслей «мудрого старца», как греки называли Нестора. На земляном полу лежало несколько грубых циновок, а в центре стояли скамьи. Одну из них занимал старик с развевающейся седой бородой, а другую — мужчина с желтоватой надменной физиономией, одетый в львиную шкуру.
Первый был не кто иной, как сам Нестор, а второй — Аякс Теламонид.
Когда я вошел, оба поднялись и вежливо отсалютовали мне, что казалось добрым предзнаменованием.
Я отсалютовал в ответ и остановился, ожидая, пока они заговорят.
— Ты прибыл из Трои? — нарушил молчание Нестор.
— Да.
— От царя Приама?
— Нет. Разве только неофициально.
— И ты рассчитываешь на неприкосновенность посла?
— Не больше, чем на честь Нестора.
— Хорошо сказано. Что у тебя за миссия?
— Весьма деликатная, — ответил я, толком не зная, как приступить к делу, — и требующая многих слов.
— Тогда располагайся. — Нестор указал на скамью.
Когда мы сели, я медленно заговорил, с трудом подбирая слова:
— Вам хорошо известно, о Нестор и Аякс, что вчера я приезжал к греческим царям с предложением от царя Приама.
— С оскорбительным предложением, — нахмурившись, вставил Аякс.
— Возможно — это решать богам. Но если оскорбление и было, то его нанес я, а не жители Трои. Вы, конечно, имеете в виду условие, касающееся Дельфийского оракула.
Аякс вскочил на ноги и открыл рот, собираясь заговорить, но по знаку Нестора снова сел, свирепо уставившись на меня. Я продолжал как ни в чем не бывало:
— Это требование попало в число условий мира по моей глупости — я неправильно понял указания совета и неверно передал их. Троянцы не собирались требовать передачи им Дельфийского оракула.
— И ты явился в наш лагерь, чтобы сообщить это?! — рявкнул Аякс.
— Да, — твердо ответил я. — Не надейся испугать меня своим бычьим ревом, Аякс. Я обращаюсь к Нестору. Я прибыл отказаться от требования насчет оракула Аполлона, извиниться за нанесенное оскорбление и снова предложить вернуть Елену и ее сокровища в греческий лагерь.
— Подлый троянский пес! — зарычал Аякс, но Нестор остановил его и повернулся ко мне:
— Ты закончил, Идей?
Я кивнул, но, вспомнив, что говорила Елена о своем первом муже, быстро добавил:
— Почти все, Нестор. Я должен поговорить с Менелаем, царем Спарты. У меня для него сообщение от Елены Аргивской.
— Что за сообщение?
— Прости, но оно только для его ушей.
— Но он спит в шатре Агамемнона.
Тогда, с твоего позволения, за ним нужно послать.
— Сообщение важное?
— Ему оно покажется важным, — с улыбкой ответил я.
— Не сомневаюсь, — сухо сказал Нестор. По-видимому, он не хуже Елены знал слабости Менелая. — Ты вел себя смело, Идей, явившись в наш лагерь один.
Я восхищаюсь твоей храбростью и пошлю за царем Менелаем.
Подойдя к столу в углу шатра, он написал что-то на клочке пергамента и хлопнул в ладоши. Когда появился посыльный, Нестор приказал ему отнести пергамент в шатер Агамемнона и передать ему в собственные руки. Я возразил, что мое сообщение предназначено Менелаю, а не Агамемнону, но старый грек взглядом велел мне замолчать и отправил посыльного с указанием поторопиться.
После его ухода мы молча сели на скамьи. Нестор устремил рассеянный взгляд на висящие на спине доспехи, барабаня пальцами по подлокотнику скамьи.
Аякс уставился на меня, как будто у него руки чесались вцепиться мне в горло. Не сомневаюсь, что он бы так и поступил, если бы его не сдерживало присутствие старика.
Аякс являл собой внушительное зрелище. Его ноги походили на стволы огромных деревьев, а руки немногим им уступали. И все же только сегодня ему пришлось отступить перед натиском Гектора. Неудивительно, что он выглядел мрачным.
На душе у меня было скверно. Меньше всего я хотел, чтобы Агамемнон знал о моей миссии, — я опасался его вспыльчивого нрава, тем более после сегодняшних событий. Мне до сих пор кажется, что если бы я смог вести переговоры только с Нестором и Менелаем, то добился бы успеха. Увы, мои опасения оказались более чем обоснованными.
Мы прождали не менее получаса, прежде чем вернулся посыльный. Он вручил обрывок пергамента Нестору, который прочитал текст и посмотрел на меня, как мне показалось-, с жалостью. Но когда он заговорил, в его голосе не слышалось никаких эмоций.
— Подожди здесь, Идей, — я скоро вернусь. Аякс, пойдем со мной.
Они поднялись и направились к занавесу, разделявшему шатер, но остановились, услышав мой голос:
— Прошу тебя, Нестор, позволь мне промочить горло. У меня пересохло во рту от долгой скачки.
— Разумеется — мне следовало подумать об этом раньше. Я пришлю тебе вина, — ответил он и скрылся за занавесом вместе с Аяксом.
Первой моей мыслью было выбежать из шатра, вскочить на лошадь и помчаться во весь опор назад в Трою. Я не сомневался, что сообщение пришло от Агамемнона и что оно не сулило мне ничего хорошего. Возможно, Нестор и Аякс удалились в другое отделение шатра, чтобы встретить там царя. Я бесшумно подошел к выходу и, слегка приподняв клапан, выглянул наружу.
Мои худшие опасения подтвердились. Моего коня нигде не было видно. Неподалеку от шатра стояла группа солдат, глядя на вход. Я стал пленником!
Повернувшись, я двинулся к занавесу, за которым скрылись Нестор и Аякс, рассчитывая застать их врасплох и, по крайней мере, обрушить на них мою месть.
«Типично греческий трюк, — думал я, — внушить человеку ощущение безопасности, усыпить его бдительность медовыми речами, а потом предать его!»
Я подошел к середине шатра и уже приготовился напасть на врагов сзади, когда занавес медленно раздвинулся посредине. При виде нового лица я невольно вскрикнул от изумления и застыл как вкопанный.
Это была женщина с подносом, на котором стояли кубок и сосуд с вином. Но в первую очередь я обратил внимание не на поднос, а на ту, в чьих руках он находился, ибо такой красоты мне еще не приходилось видеть.
Я не смельчак, но лицо этой женщины заставило меня напрочь позабыть об опасности и намерении спасаться бегством. Сначала я подумал, что это какая-то греческая царевна — быть может, дочь Нестора. Но почему тогда ее прислали обслуживать троянца Идея?
Женщина — вернее, совсем молоденькая девушка, — казалось, не замечала моего изумления и восторга. Подойдя к столу, она поставила на него поднос и повернулась ко мне с улыбкой, напомнившей цветущий берег Симоиса солнечным весенним утром.
— Это лемносское вино и сыр из козьего молока. Налить тебе вина?
Я не мог произнести ни слова. Как завороженный, я не сводил глаз с ее лица, забыв обо всем при виде столь несравненной красоты.
«Она богиня! — думал я. — По крайней мере, теперь я верю в богинь!»
Наконец мне удалось произнести хриплым дрожащим голосом:
— Кто ты?
Неудивительно, что мое поведение напугало ее, — должно быть, я напоминал жреца в трансе. Она отпрянула к стене шатра, нащупывая отверстие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Я охотно ухватился за это объяснение:
— Да, Кисеей, это женщина. Видел бы ты ее! Но ты ее увидишь, если пойдешь со мной.
Но он категорически отказался, умоляя меня выбросить из головы эту безрассудную затею. «Если бы я мог!» — подумал я. После тщетных уговоров я попросил Киссея вернуться в зал, дав мне приготовиться, а по пути заглянуть в конюшни и проследить, чтобы один из белых фессалийских жеребцов был для меня оседлан и ждал у ворот дворца.
Оставшись один, я снял со стены доспехи и надел на себя все, кроме шлема и щита, не желая, чтобы в меня угодил шальной греческий дротик. Поверх доспехов я облачился в длинный плащ, дабы его складки скрыли блеск брони, а также чтобы избежать лишних вопросов — среди ночи мало кто появляется в полном вооружении.
Обнаружив, что один из крючков на латном воротнике поскрипывает, я не поленился снять его и смазать.
Надев на голову шапку из шкуры пантеры, так как ночь была прохладной, я вышел из дворца.
Благодаря Киссею, лошадь ожидала меня у задних ворот. Когда я шел по аллее, мне показалось, будто я слышу шаги, но вокруг никого не было видно. Я не сомневался, что это Елена пришла убедиться в моем отъезде, но, возможно, у меня разыгралось воображение.
В следующую минуту я мчался в ночной темноте на прекрасном фессалийском жеребце из конюшен Приама.
Как я уже говорил, ночь была прохладной, но меня надежно защищали доспехи и плащ. Однако последний я сбросил, выехав за город, чтобы он не развевался за мной на ветру.
У ворот меня остановила стража. Я видел, как поблескивают копья в тусклом свете луны.
— Кто едет?
— Идей, вестник царя.
— По какому делу?
— По царскому приказу.
Меня пропустили без дальнейших вопросов, правда внимательно изучив мое лицо, когда я проезжал под факелами портала.
Ночная тишина, окутавшая поле, сменила шум битвы. Куда бы я ни смотрел, нигде не было видно ничего, кроме призрачных белесых испарений над рекой, и я не слышал никаких звуков, кроме цокота копыт моего коня. Я ехал не торопясь, опасаясь, что лошадь споткнется, но, к счастью, на земле не было никаких препятствий. Очевидно, греки унесли своих мертвецов под покровом ночи.
Наконец я отпустил поводья, и мы понеслись по равнине со скоростью вод Скамандра.
Мы ехали долго, и я уже начал бояться, что сбился с пути. Ночной мрак и опасности, которыми была чревата моя затея, усиливали мой страх. Но я успокоился, завидев впереди тусклые огни греческого лагеря.
Через несколько минут я уже мог различить смутную белую линию шатров неподалеку от поблескивающего в лунном свете Скамандра.
Я натянул поводья, все еще не зная, как мне действовать. Ясно было одно — я не должен появляться в шатре Агамемнона. Сегодня я видел его постыдно бегущим от Гектора и понимал, какого гостеприимства может ожидать от него любой троянец.
Решив положиться на слепой случай и едва не обратившись с молитвой к Аполлону, я направил коня в сторону шатров и уже подъезжал к ним, когда меня остановил окрик стражника:
— Кто идет?
— Я хочу поговорить с Нестором, — громко ответил я, стараясь скрыть троянский акцент.
— Что тебе нужно от Нестора Афинского? Приблизься.
Я подчинился, оказавшись в окружении двух десятков греков, которые не скрывали своего удивления при виде меня в полном вооружении и верхом на боевом коне.
До меня донеслось их бормотание:
— Он из Трои. Стащим его с коня и отведем к царю.
Пусть испробует копье на своей шкуре.
— Ведите меня в шатер Нестора, — дерзко приказал я. — Презренные негодяи, неужели вы рассчитываете испугать друга Афин?
Не знаю, удалось ли мне внушить им страх, но они не причинили мне вреда. Возможно, они сочли меня греческим шпионом, вернувшимся из Трои, или просто привыкли к подобным ночным визитам. Как бы то ни было, один из стражников — очевидно, их начальник — повернулся и направился в сторону шатров, а остальные, следуя за мной, продолжали бормотать угрозы и оскорбления в адрес Трои.
Мы миновали около шестидесяти шатров, когда начальник стражи остановился перед одним из них, превосходящим соседей своими размерами. Что-то пробормотав другим — я не мог разобрать слов, но он, несомненно, велел присматривать за мной, так как они подошли ко мне вплотную, толкая моего коня и свирепо на меня глядя, — он исчез внутри.
Через несколько минут стражник вышел из шатра, сообщив, что Нестор меня примет. Мне показалось, что в его глазах блестит злоба, но я приписал это личной неприязни, спешился, передал ему поводья и вошел.
В шатре было два больших отделения — я оказался в первом, а второе было скрыто от любопытных взглядов искусно расшитым занавесом.
На стенах висели давно не использованные доспехи — возможно, старый хлам, который Нестор носил лет пятьдесят тому назад. В углу находился стол, заваленный свитками пергамента, — очевидно, сокровища мыслей «мудрого старца», как греки называли Нестора. На земляном полу лежало несколько грубых циновок, а в центре стояли скамьи. Одну из них занимал старик с развевающейся седой бородой, а другую — мужчина с желтоватой надменной физиономией, одетый в львиную шкуру.
Первый был не кто иной, как сам Нестор, а второй — Аякс Теламонид.
Когда я вошел, оба поднялись и вежливо отсалютовали мне, что казалось добрым предзнаменованием.
Я отсалютовал в ответ и остановился, ожидая, пока они заговорят.
— Ты прибыл из Трои? — нарушил молчание Нестор.
— Да.
— От царя Приама?
— Нет. Разве только неофициально.
— И ты рассчитываешь на неприкосновенность посла?
— Не больше, чем на честь Нестора.
— Хорошо сказано. Что у тебя за миссия?
— Весьма деликатная, — ответил я, толком не зная, как приступить к делу, — и требующая многих слов.
— Тогда располагайся. — Нестор указал на скамью.
Когда мы сели, я медленно заговорил, с трудом подбирая слова:
— Вам хорошо известно, о Нестор и Аякс, что вчера я приезжал к греческим царям с предложением от царя Приама.
— С оскорбительным предложением, — нахмурившись, вставил Аякс.
— Возможно — это решать богам. Но если оскорбление и было, то его нанес я, а не жители Трои. Вы, конечно, имеете в виду условие, касающееся Дельфийского оракула.
Аякс вскочил на ноги и открыл рот, собираясь заговорить, но по знаку Нестора снова сел, свирепо уставившись на меня. Я продолжал как ни в чем не бывало:
— Это требование попало в число условий мира по моей глупости — я неправильно понял указания совета и неверно передал их. Троянцы не собирались требовать передачи им Дельфийского оракула.
— И ты явился в наш лагерь, чтобы сообщить это?! — рявкнул Аякс.
— Да, — твердо ответил я. — Не надейся испугать меня своим бычьим ревом, Аякс. Я обращаюсь к Нестору. Я прибыл отказаться от требования насчет оракула Аполлона, извиниться за нанесенное оскорбление и снова предложить вернуть Елену и ее сокровища в греческий лагерь.
— Подлый троянский пес! — зарычал Аякс, но Нестор остановил его и повернулся ко мне:
— Ты закончил, Идей?
Я кивнул, но, вспомнив, что говорила Елена о своем первом муже, быстро добавил:
— Почти все, Нестор. Я должен поговорить с Менелаем, царем Спарты. У меня для него сообщение от Елены Аргивской.
— Что за сообщение?
— Прости, но оно только для его ушей.
— Но он спит в шатре Агамемнона.
Тогда, с твоего позволения, за ним нужно послать.
— Сообщение важное?
— Ему оно покажется важным, — с улыбкой ответил я.
— Не сомневаюсь, — сухо сказал Нестор. По-видимому, он не хуже Елены знал слабости Менелая. — Ты вел себя смело, Идей, явившись в наш лагерь один.
Я восхищаюсь твоей храбростью и пошлю за царем Менелаем.
Подойдя к столу в углу шатра, он написал что-то на клочке пергамента и хлопнул в ладоши. Когда появился посыльный, Нестор приказал ему отнести пергамент в шатер Агамемнона и передать ему в собственные руки. Я возразил, что мое сообщение предназначено Менелаю, а не Агамемнону, но старый грек взглядом велел мне замолчать и отправил посыльного с указанием поторопиться.
После его ухода мы молча сели на скамьи. Нестор устремил рассеянный взгляд на висящие на спине доспехи, барабаня пальцами по подлокотнику скамьи.
Аякс уставился на меня, как будто у него руки чесались вцепиться мне в горло. Не сомневаюсь, что он бы так и поступил, если бы его не сдерживало присутствие старика.
Аякс являл собой внушительное зрелище. Его ноги походили на стволы огромных деревьев, а руки немногим им уступали. И все же только сегодня ему пришлось отступить перед натиском Гектора. Неудивительно, что он выглядел мрачным.
На душе у меня было скверно. Меньше всего я хотел, чтобы Агамемнон знал о моей миссии, — я опасался его вспыльчивого нрава, тем более после сегодняшних событий. Мне до сих пор кажется, что если бы я смог вести переговоры только с Нестором и Менелаем, то добился бы успеха. Увы, мои опасения оказались более чем обоснованными.
Мы прождали не менее получаса, прежде чем вернулся посыльный. Он вручил обрывок пергамента Нестору, который прочитал текст и посмотрел на меня, как мне показалось-, с жалостью. Но когда он заговорил, в его голосе не слышалось никаких эмоций.
— Подожди здесь, Идей, — я скоро вернусь. Аякс, пойдем со мной.
Они поднялись и направились к занавесу, разделявшему шатер, но остановились, услышав мой голос:
— Прошу тебя, Нестор, позволь мне промочить горло. У меня пересохло во рту от долгой скачки.
— Разумеется — мне следовало подумать об этом раньше. Я пришлю тебе вина, — ответил он и скрылся за занавесом вместе с Аяксом.
Первой моей мыслью было выбежать из шатра, вскочить на лошадь и помчаться во весь опор назад в Трою. Я не сомневался, что сообщение пришло от Агамемнона и что оно не сулило мне ничего хорошего. Возможно, Нестор и Аякс удалились в другое отделение шатра, чтобы встретить там царя. Я бесшумно подошел к выходу и, слегка приподняв клапан, выглянул наружу.
Мои худшие опасения подтвердились. Моего коня нигде не было видно. Неподалеку от шатра стояла группа солдат, глядя на вход. Я стал пленником!
Повернувшись, я двинулся к занавесу, за которым скрылись Нестор и Аякс, рассчитывая застать их врасплох и, по крайней мере, обрушить на них мою месть.
«Типично греческий трюк, — думал я, — внушить человеку ощущение безопасности, усыпить его бдительность медовыми речами, а потом предать его!»
Я подошел к середине шатра и уже приготовился напасть на врагов сзади, когда занавес медленно раздвинулся посредине. При виде нового лица я невольно вскрикнул от изумления и застыл как вкопанный.
Это была женщина с подносом, на котором стояли кубок и сосуд с вином. Но в первую очередь я обратил внимание не на поднос, а на ту, в чьих руках он находился, ибо такой красоты мне еще не приходилось видеть.
Я не смельчак, но лицо этой женщины заставило меня напрочь позабыть об опасности и намерении спасаться бегством. Сначала я подумал, что это какая-то греческая царевна — быть может, дочь Нестора. Но почему тогда ее прислали обслуживать троянца Идея?
Женщина — вернее, совсем молоденькая девушка, — казалось, не замечала моего изумления и восторга. Подойдя к столу, она поставила на него поднос и повернулась ко мне с улыбкой, напомнившей цветущий берег Симоиса солнечным весенним утром.
— Это лемносское вино и сыр из козьего молока. Налить тебе вина?
Я не мог произнести ни слова. Как завороженный, я не сводил глаз с ее лица, забыв обо всем при виде столь несравненной красоты.
«Она богиня! — думал я. — По крайней мере, теперь я верю в богинь!»
Наконец мне удалось произнести хриплым дрожащим голосом:
— Кто ты?
Неудивительно, что мое поведение напугало ее, — должно быть, я напоминал жреца в трансе. Она отпрянула к стене шатра, нащупывая отверстие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36