Впечатление неопрятности происходило не столько даже от пузырей на коленях, сколько от пучков щетины разной длины на подбородке и от вида прилипшей к губе ленточки капусты. На шее у мужчины болтались очки на резиночке, и теперь обитатель 142-го дома медленно водрузил очки на переносицу, осмотрел Шумова и выдавил из себя равнодушное:
— Здрасть...
— Мы из милиции, — сказал Шумов, и я поразился, насколько изменился его голос. Теперь в нем не было пьяного легкомыслия, а лишь официальная сухость и строгость. Однако мужчина с капустой на губе в гробу видал его сухость и строгость.
— Ну и хули? — простодушно спросил он.
— Три дня назад у вас здесь было происшествие, — невозмутимо продолжал Шумов, а я осторожно протиснулся мимо него в конец коридора, к тому самому шкафу, из которого на меня выпал тогда Мухин. Шкаф был на месте, и уже это радовало. А вот с пулевыми отверстиями было сложнее. Не то чтобы их не было. Наверное, они все же были. Но дверцы шкафа теперь были заклеены цветными плакатами «Блестящих». Девочки улыбались и прикрывали своими розовыми телами следы перестрелки. Но это было ненадежное прикрытие. Я прижал подушечки пальцев к глянцевой бумаге и стал гладить гладкие девичьи тела, ножки и ручки, пока бумага под пальцами вдруг не прорвалась и палец не скользнул в дырочку. Пулевую.
А сзади меня Шумов пытал мужчину с капустой. Тот не сдавался:
— Вам в милиции виднее... Если говорите, что было происшествие, значит, было. Только я вам не свидетель, потому как в ночь сторожем служу... Утром я прихожу, да и спать сразу ложусь.
— Ну а другие? Соседи ваши? Неужели они вам ничего не говорили?
— А вы у соседей и спрашивайте, — посоветовал мужчина, подтянув штаны, развернулся и прошествовал обратно в свою комнату.
Я поманил Шумова и показал ему на дверцу шкафа.
— Ты чего тут наковырял? — не понял Шумов. — Возбудился на девок в купальниках?
— Это дырки от пуль, — пояснил я. — В этом шкафу сидел Мухин. И отсюда он на меня вывалился. Мертвый.
— Он что — маленького роста, этот Мухин? — спросил Шумов, разглядывая шкаф. — Как он тут уместился?
— Примерно метр семьдесят, — сказал я, припомнив незабвенный образ Лехи. — А может, и меньше. Но в шкаф он уместился, это точно.
— А чемоданов при нем не было?
— Нет, — слишком быстро сказал я.
— А-а, — догадался Шумов. — Ты ведь не посмотрел, да?
— Где мне тут смотреть? — стал я оправдываться. — На меня из шкафа покойник падает, а я буду в тряпках рыться? Да я чуть не обделался от страха!
— Это твое личное дело, — сказал Шумов. — Пусть ты сначала не сообразил, но потом-то у тебя было время. Ты звонил Тыкве, ты таскал вниз мухинский труп...
— И я все это делал быстро! Мне некогда было думать!
— Вот в этом твоя главная проблема, — вынес приговор Шумов. — Вот за это ты и расплачиваешься. Ну да ладно... С этого капустника мало толку, надо спрашивать других соседей.
— Кхм, — сказал я. — Я, конечно, дурак, но, вот когда я в ту ночь поднялся по лестнице, вот эта дверь была открыта.
— Прекрасно, — кивнул Шумов. — Так давай ее откроем еще раз.
Ну я и открыл.
5
Шумов разочарованно посмотрел на меня и сказал:
— И это все?
Я пожал плечами. В комнате было все точно так же, как в ту ночь. Плотно занавешенные окна, телевизор на тумбочке, платяной шкаф. Картина на стене. И никого в комнате.
— В принципе, — рассудительно сказал Шумов, — эта комната — самая ближняя к лестнице. И если здесь что-то происходило, то в этой комнате не могли не слышать. Если только здесь не проживает слепоглухонемой инвалид... — Шумов заглянул в комнату и кашлянул, оглядывая интерьер. — Эй, кто-нибудь дома? Я спрашиваю — кто-нибудь есть дома?
Ему никто не ответил. Шумов для проформы поерзал подошвами ботинок по расстеленному у двери коврику и перешагнул порог.
— Здесь живет женщина, — заявил он уже из комнаты. — Не старая. Возможно, разведенная. За внешностью следит, но особенно этим не увлекается. Возможно, потому что нет денег.
— Только не называй меня потом доктором Ватсоном, — попросил я, прислушиваясь к возобновившемуся звяканью посуды.
— Элементарно, Саня, — раздалось из комнаты. — Это все поверхностный анализ косметики, что стоит на тумбочке... А вот это тоже интересно, — Шумов уставился на картину с видом завзятого искусствоведа. — Хм, хм...
Он так заинтересованно пялился, что я тоже переступил порог и встал рядом. В скромную деревянную рамку был заключен экзотический пейзаж: набегающие на песчаный берег океанские волны, пальмы, далекие горные склоны и какие-то пестрые тропические птицы, зависшие над пальмами.
— Что тут интересного? — спросил я. — Думаешь, Мухин вложился в произведения искусства? Купил эту картину за двести тысяч долларов и повесил на видном месте?
— Она не стоит двухсот тысяч баксов, — на полном серьезе ответил Шумов. — Интерес тут в другом. Посмотри-ка повнимательнее на эту картинку...
Я только собрался как следует рассмотреть этот шедевр, как вдруг в коридоре раздались шаги. Слишком быстрые для мужчины с капустой на губе.
Шумов среагировал первым — он повернулся лицом к двери, а его рука оказалась в кармане пальто. Но это его движение оказалось бесполезным.
Она прошла мимо нас, словно мы были пустым местом. Словно мы не были двумя незнакомыми мужчинами, вторгшимися в ее комнату. Короче, она не обратила на нас внимания. Она вошла, поставила кастрюлю с борщом на подставку, забросила кухонное полотенце на плечо и скомандовала:
— Рома!
Из-за шкафа медленно вышел мальчик лет пяти. У Шумова глаза полезли на лоб. Я просто прислонился к стене.
— Рома, иди есть, пока горячее, — сказала она. Мальчик молча подошел к ней, она подложила на стул подушку и посадила мальчика перед тарелкой с борщом. Убедившись, что мальчику удобно, что он ест и что вообще с ним все в порядке, она наконец уделила внимание нам.
— Добрый день, — сказала она, поправляя волосы.
— Здравствуйте, — сказал Шумов, а я просто кивнул. Ну что ж, Шумов кое в чем оказался прав — женщина немолодая... Хотя возраст определить было сложно. Больше двадцати — это точно. Что касается внешности, то она и вправду следила за собой, но косметикой не увлекалась. Сейчас она была одета в поношенные голубые джинсы, фланелевую клетчатую рубашку навыпуск и жилетку. Прямые светлые волосы доходили до плеч. Черты лица тоже были какие-то незатейливые. Ни тебе губок бантиком, ни тебе пухлых щечек. И взгляд тоже был прямой, как бы говорящий: «Только не надо мне тут лапшу на уши вешать!»
— Мы из милиции, — сказал Шумов.
— Я знаю, — ответила она. — Мне сосед сказал, Михаил Михайлович.
— А-а, — сказал Шумов, вынимая руку из кармана.
— Хотелось бы посмотреть на ваши документы, — сухо произнесла она. Шумов открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потом передумал, снова запустил руку в карман и вытащил красную книжечку. Чего только не было в этих карманах!
— Мы проводим внутреннее расследование, — говорил Шумов, пока женщина разглядывала удостоверение. — Три дня назад в вашем доме произошла перестрелка. У нас есть сигнал, что опергруппа, выезжавшая сюда, вела себя непрофессионально. Не было проведено полное обследование территории, не были опрошены все свидетели. Наконец, — Шумов помедлил, словно не хотел произносить следующую фразу, — не исключено, что у жильцов могли пропасть какие-то ценные вещи. Наш долг во всем разобраться.
— Да что вы говорите? — Женщина вернула Шумову удостоверение. — И откуда же такие сигналы поступают?
— Мы не раскрываем наших источников информации! — торопливо сказал я, чтобы не стоять у стены безмолвным истуканом.
— Это так, — подтвердил Шумов. — Что лично вы можете сообщить о событиях той ночи? От вашего соседа мы ничего не добились...
— И поэтому вломились ко мне...
— Мы стучали, но никто не отвечал, а дверь открылась от стука...
— Они врут, — басом сказал мальчик Рома. — Никто не стучал. Они сразу вошли, и тот, в пальто, стал трогать твои духи...
— Прошу прошения, — быстро проговорил Шумов. — Я просто...
— Надеюсь, после вашего визита не придется устраивать новое служебное расследование, — язвительно заметила женщина. — Надеюсь, что сегодня у жильцов не пропадут ценные вещи...
— А еще он сказал, что ты немолодая и что у тебя денег на косметику не хватает, — торжествующе добавил Рома.
— Да ты, братец, стукач! — не сдержался Шумов.
— Не надо оскорблять ребенка, — отрезала женщина. — А ты, Рома, смотри в тарелку и держи язык за зубами. Когда я ем, я глух и нем.
— Мы не знали, что в комнате ребенок, — вступил я в разговор. — И мы не хотели его пугать. Просто, раз дверь открылась, мы решили подождать хозяина комнаты...
— Вы его дождались, — резко сказала женщина и села на кровать. — Ну, так что вас интересует?
— Ночь, когда была перестрелка. Все, что вы знаете и помните.
— Я помню все, — сказала женщина. — Я помню все от первой до последней минуты. Я помню, например, что милиция так и не приехала.
— Это какое-то недоразумение, — сказал Шумов, хмурясь. — Я точно знаю, что...
— Милиции здесь не было. Просто приехали люди, которые забрали своих покойников и уехали восвояси. Все.
— Кто были те люди? — спросил я. — И что здесь вообще случилось?
— Я не знаю, кто были те люди. — Женщина откинулась к стене, прижавшись плечами и головой к настенному коврику. — Просто — люди с пистолетами.
— Которые убили вашего брата, — Шумов не спрашивал, он утверждал. Я обалдело уставился на женщину и только теперь понял, где я уже видел эти простые черты лица...
— Которые убили Алексея, — подтвердила женщина.
— Зачем ваш брат в ту ночь приехал к вам?
— А зачем может приехать брат к сестре? Тем более после десяти лет разлуки? Мы не виделись десять лет, понимаете?!
— Понимаю, — сказал Шумов. — Все эти годы он ведь не на алмазных приисках трудился?
— Вам, в милиции, это должно быть хорошо известно. Он сидел в лагере. Освободился полтора месяца назад.
— Он не сразу к вам приехал, да? У него были какие-то важные дела на стороне, которые заняли полтора месяца?
— Мне об этом ничего не известно.
— Ладно... — Шумов снова уставился на картину. — Так что же случилось в ту ночь? Алексей приехал к вам один?
— Один.
— Его вещи? Его чемоданы?
— У него не было с собой никаких чемоданов.
— Точно?
— Разве что он оставил эти чемоданы в машине...
Шумов внимательно посмотрел на меня. Я отрицательно помотал головой. Шумов снова уставился на картину, а затем перевел взгляд на мухинскую сестру:
— Он пришел к вам, вы сидели, разговаривали...
— Да, — женщина кивнула головой. — А потом он вскочил и сказал, чтобы я сидела тихо и никуда не выходила. Сам он выскочил в коридор, и через несколько секунд раздались выстрелы. Пять или шесть выстрелов. Я и Рома забились под кровать и ждали, чем все кончится... Когда все стихло, мы услышали шаги. Пришел один человек, походил, а потом ушел. Наверное, это был разведчик, потому что потом пришли еще несколько. Они унесли с собой все тела. И Алексея они тоже забрали с собой.
— Если вы сидели под кроватью, откуда вы знаете, что там были какие-то тела? Вы же слышали только выстрелы...
— И выстрелы, и крики... И было понятно, что кричит не Алексей. И еще шум падающих тел. Я догадалась, что Алексею удалось застрелить одного или двоих.
— Когда вы разговаривали, он не намекал вам, кто его враги? Он не говорил, что ему угрожает опасность?
— Нет... Хотя сам разговор у нас был коротким. Минут десять от силы. Десять лет не виделись, — вздохнула Мухина. — А потом десять минут — и все. И даже тела нет, чтобы похоронить...
— А эти люди, которые потом приехали... Они ничего не искали? Просто забрали трупы и ушли?
— Я не знаю, — Мухина пожала плечами. — Я же не выглядывала в коридор. Они очень недолго здесь были... А что они могли искать? Ах да, вы же спрашивали про какие-то чемоданы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
— Здрасть...
— Мы из милиции, — сказал Шумов, и я поразился, насколько изменился его голос. Теперь в нем не было пьяного легкомыслия, а лишь официальная сухость и строгость. Однако мужчина с капустой на губе в гробу видал его сухость и строгость.
— Ну и хули? — простодушно спросил он.
— Три дня назад у вас здесь было происшествие, — невозмутимо продолжал Шумов, а я осторожно протиснулся мимо него в конец коридора, к тому самому шкафу, из которого на меня выпал тогда Мухин. Шкаф был на месте, и уже это радовало. А вот с пулевыми отверстиями было сложнее. Не то чтобы их не было. Наверное, они все же были. Но дверцы шкафа теперь были заклеены цветными плакатами «Блестящих». Девочки улыбались и прикрывали своими розовыми телами следы перестрелки. Но это было ненадежное прикрытие. Я прижал подушечки пальцев к глянцевой бумаге и стал гладить гладкие девичьи тела, ножки и ручки, пока бумага под пальцами вдруг не прорвалась и палец не скользнул в дырочку. Пулевую.
А сзади меня Шумов пытал мужчину с капустой. Тот не сдавался:
— Вам в милиции виднее... Если говорите, что было происшествие, значит, было. Только я вам не свидетель, потому как в ночь сторожем служу... Утром я прихожу, да и спать сразу ложусь.
— Ну а другие? Соседи ваши? Неужели они вам ничего не говорили?
— А вы у соседей и спрашивайте, — посоветовал мужчина, подтянув штаны, развернулся и прошествовал обратно в свою комнату.
Я поманил Шумова и показал ему на дверцу шкафа.
— Ты чего тут наковырял? — не понял Шумов. — Возбудился на девок в купальниках?
— Это дырки от пуль, — пояснил я. — В этом шкафу сидел Мухин. И отсюда он на меня вывалился. Мертвый.
— Он что — маленького роста, этот Мухин? — спросил Шумов, разглядывая шкаф. — Как он тут уместился?
— Примерно метр семьдесят, — сказал я, припомнив незабвенный образ Лехи. — А может, и меньше. Но в шкаф он уместился, это точно.
— А чемоданов при нем не было?
— Нет, — слишком быстро сказал я.
— А-а, — догадался Шумов. — Ты ведь не посмотрел, да?
— Где мне тут смотреть? — стал я оправдываться. — На меня из шкафа покойник падает, а я буду в тряпках рыться? Да я чуть не обделался от страха!
— Это твое личное дело, — сказал Шумов. — Пусть ты сначала не сообразил, но потом-то у тебя было время. Ты звонил Тыкве, ты таскал вниз мухинский труп...
— И я все это делал быстро! Мне некогда было думать!
— Вот в этом твоя главная проблема, — вынес приговор Шумов. — Вот за это ты и расплачиваешься. Ну да ладно... С этого капустника мало толку, надо спрашивать других соседей.
— Кхм, — сказал я. — Я, конечно, дурак, но, вот когда я в ту ночь поднялся по лестнице, вот эта дверь была открыта.
— Прекрасно, — кивнул Шумов. — Так давай ее откроем еще раз.
Ну я и открыл.
5
Шумов разочарованно посмотрел на меня и сказал:
— И это все?
Я пожал плечами. В комнате было все точно так же, как в ту ночь. Плотно занавешенные окна, телевизор на тумбочке, платяной шкаф. Картина на стене. И никого в комнате.
— В принципе, — рассудительно сказал Шумов, — эта комната — самая ближняя к лестнице. И если здесь что-то происходило, то в этой комнате не могли не слышать. Если только здесь не проживает слепоглухонемой инвалид... — Шумов заглянул в комнату и кашлянул, оглядывая интерьер. — Эй, кто-нибудь дома? Я спрашиваю — кто-нибудь есть дома?
Ему никто не ответил. Шумов для проформы поерзал подошвами ботинок по расстеленному у двери коврику и перешагнул порог.
— Здесь живет женщина, — заявил он уже из комнаты. — Не старая. Возможно, разведенная. За внешностью следит, но особенно этим не увлекается. Возможно, потому что нет денег.
— Только не называй меня потом доктором Ватсоном, — попросил я, прислушиваясь к возобновившемуся звяканью посуды.
— Элементарно, Саня, — раздалось из комнаты. — Это все поверхностный анализ косметики, что стоит на тумбочке... А вот это тоже интересно, — Шумов уставился на картину с видом завзятого искусствоведа. — Хм, хм...
Он так заинтересованно пялился, что я тоже переступил порог и встал рядом. В скромную деревянную рамку был заключен экзотический пейзаж: набегающие на песчаный берег океанские волны, пальмы, далекие горные склоны и какие-то пестрые тропические птицы, зависшие над пальмами.
— Что тут интересного? — спросил я. — Думаешь, Мухин вложился в произведения искусства? Купил эту картину за двести тысяч долларов и повесил на видном месте?
— Она не стоит двухсот тысяч баксов, — на полном серьезе ответил Шумов. — Интерес тут в другом. Посмотри-ка повнимательнее на эту картинку...
Я только собрался как следует рассмотреть этот шедевр, как вдруг в коридоре раздались шаги. Слишком быстрые для мужчины с капустой на губе.
Шумов среагировал первым — он повернулся лицом к двери, а его рука оказалась в кармане пальто. Но это его движение оказалось бесполезным.
Она прошла мимо нас, словно мы были пустым местом. Словно мы не были двумя незнакомыми мужчинами, вторгшимися в ее комнату. Короче, она не обратила на нас внимания. Она вошла, поставила кастрюлю с борщом на подставку, забросила кухонное полотенце на плечо и скомандовала:
— Рома!
Из-за шкафа медленно вышел мальчик лет пяти. У Шумова глаза полезли на лоб. Я просто прислонился к стене.
— Рома, иди есть, пока горячее, — сказала она. Мальчик молча подошел к ней, она подложила на стул подушку и посадила мальчика перед тарелкой с борщом. Убедившись, что мальчику удобно, что он ест и что вообще с ним все в порядке, она наконец уделила внимание нам.
— Добрый день, — сказала она, поправляя волосы.
— Здравствуйте, — сказал Шумов, а я просто кивнул. Ну что ж, Шумов кое в чем оказался прав — женщина немолодая... Хотя возраст определить было сложно. Больше двадцати — это точно. Что касается внешности, то она и вправду следила за собой, но косметикой не увлекалась. Сейчас она была одета в поношенные голубые джинсы, фланелевую клетчатую рубашку навыпуск и жилетку. Прямые светлые волосы доходили до плеч. Черты лица тоже были какие-то незатейливые. Ни тебе губок бантиком, ни тебе пухлых щечек. И взгляд тоже был прямой, как бы говорящий: «Только не надо мне тут лапшу на уши вешать!»
— Мы из милиции, — сказал Шумов.
— Я знаю, — ответила она. — Мне сосед сказал, Михаил Михайлович.
— А-а, — сказал Шумов, вынимая руку из кармана.
— Хотелось бы посмотреть на ваши документы, — сухо произнесла она. Шумов открыл рот, словно хотел что-то сказать, но потом передумал, снова запустил руку в карман и вытащил красную книжечку. Чего только не было в этих карманах!
— Мы проводим внутреннее расследование, — говорил Шумов, пока женщина разглядывала удостоверение. — Три дня назад в вашем доме произошла перестрелка. У нас есть сигнал, что опергруппа, выезжавшая сюда, вела себя непрофессионально. Не было проведено полное обследование территории, не были опрошены все свидетели. Наконец, — Шумов помедлил, словно не хотел произносить следующую фразу, — не исключено, что у жильцов могли пропасть какие-то ценные вещи. Наш долг во всем разобраться.
— Да что вы говорите? — Женщина вернула Шумову удостоверение. — И откуда же такие сигналы поступают?
— Мы не раскрываем наших источников информации! — торопливо сказал я, чтобы не стоять у стены безмолвным истуканом.
— Это так, — подтвердил Шумов. — Что лично вы можете сообщить о событиях той ночи? От вашего соседа мы ничего не добились...
— И поэтому вломились ко мне...
— Мы стучали, но никто не отвечал, а дверь открылась от стука...
— Они врут, — басом сказал мальчик Рома. — Никто не стучал. Они сразу вошли, и тот, в пальто, стал трогать твои духи...
— Прошу прошения, — быстро проговорил Шумов. — Я просто...
— Надеюсь, после вашего визита не придется устраивать новое служебное расследование, — язвительно заметила женщина. — Надеюсь, что сегодня у жильцов не пропадут ценные вещи...
— А еще он сказал, что ты немолодая и что у тебя денег на косметику не хватает, — торжествующе добавил Рома.
— Да ты, братец, стукач! — не сдержался Шумов.
— Не надо оскорблять ребенка, — отрезала женщина. — А ты, Рома, смотри в тарелку и держи язык за зубами. Когда я ем, я глух и нем.
— Мы не знали, что в комнате ребенок, — вступил я в разговор. — И мы не хотели его пугать. Просто, раз дверь открылась, мы решили подождать хозяина комнаты...
— Вы его дождались, — резко сказала женщина и села на кровать. — Ну, так что вас интересует?
— Ночь, когда была перестрелка. Все, что вы знаете и помните.
— Я помню все, — сказала женщина. — Я помню все от первой до последней минуты. Я помню, например, что милиция так и не приехала.
— Это какое-то недоразумение, — сказал Шумов, хмурясь. — Я точно знаю, что...
— Милиции здесь не было. Просто приехали люди, которые забрали своих покойников и уехали восвояси. Все.
— Кто были те люди? — спросил я. — И что здесь вообще случилось?
— Я не знаю, кто были те люди. — Женщина откинулась к стене, прижавшись плечами и головой к настенному коврику. — Просто — люди с пистолетами.
— Которые убили вашего брата, — Шумов не спрашивал, он утверждал. Я обалдело уставился на женщину и только теперь понял, где я уже видел эти простые черты лица...
— Которые убили Алексея, — подтвердила женщина.
— Зачем ваш брат в ту ночь приехал к вам?
— А зачем может приехать брат к сестре? Тем более после десяти лет разлуки? Мы не виделись десять лет, понимаете?!
— Понимаю, — сказал Шумов. — Все эти годы он ведь не на алмазных приисках трудился?
— Вам, в милиции, это должно быть хорошо известно. Он сидел в лагере. Освободился полтора месяца назад.
— Он не сразу к вам приехал, да? У него были какие-то важные дела на стороне, которые заняли полтора месяца?
— Мне об этом ничего не известно.
— Ладно... — Шумов снова уставился на картину. — Так что же случилось в ту ночь? Алексей приехал к вам один?
— Один.
— Его вещи? Его чемоданы?
— У него не было с собой никаких чемоданов.
— Точно?
— Разве что он оставил эти чемоданы в машине...
Шумов внимательно посмотрел на меня. Я отрицательно помотал головой. Шумов снова уставился на картину, а затем перевел взгляд на мухинскую сестру:
— Он пришел к вам, вы сидели, разговаривали...
— Да, — женщина кивнула головой. — А потом он вскочил и сказал, чтобы я сидела тихо и никуда не выходила. Сам он выскочил в коридор, и через несколько секунд раздались выстрелы. Пять или шесть выстрелов. Я и Рома забились под кровать и ждали, чем все кончится... Когда все стихло, мы услышали шаги. Пришел один человек, походил, а потом ушел. Наверное, это был разведчик, потому что потом пришли еще несколько. Они унесли с собой все тела. И Алексея они тоже забрали с собой.
— Если вы сидели под кроватью, откуда вы знаете, что там были какие-то тела? Вы же слышали только выстрелы...
— И выстрелы, и крики... И было понятно, что кричит не Алексей. И еще шум падающих тел. Я догадалась, что Алексею удалось застрелить одного или двоих.
— Когда вы разговаривали, он не намекал вам, кто его враги? Он не говорил, что ему угрожает опасность?
— Нет... Хотя сам разговор у нас был коротким. Минут десять от силы. Десять лет не виделись, — вздохнула Мухина. — А потом десять минут — и все. И даже тела нет, чтобы похоронить...
— А эти люди, которые потом приехали... Они ничего не искали? Просто забрали трупы и ушли?
— Я не знаю, — Мухина пожала плечами. — Я же не выглядывала в коридор. Они очень недолго здесь были... А что они могли искать? Ах да, вы же спрашивали про какие-то чемоданы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54