— Ну и что? С этим борются так — во сколько раз его разбавили, во столько раз больше его нужно выпить.
По мере усиления борьбы с разбавленным вином Шумов становился все болтливее, но болтал он не со мной, а со своими телефонными собеседниками. Одного он громко именовал «товарищ подполковник», и Карабас, слыша это, морщился, как при звуке зубоврачебного сверла. Вторым шумовским собеседником, насколько я понял, был некто из окружения Гиви Хромого. Про третьего собеседника Шумов рассказал мне сам:
— Это секретарь Орловой. Она назначила нам аудиенцию на одиннадцать вечера. И она настроена очень свирепо — в больнице умер ее шофер. Двое других тоже вряд ли вы карабкаются.
— А что мы будем делать до одиннадцати? — спросил я, взглянув на часы.
— Сами будем принимать посетителей, — весело сообщил Шумов и подмигнул шатенке за соседним столиком. — Они скоро появятся...
Вот насчет этого Шумов не соврал, и минут через сорок в «Антилопе» появился первый из запланированных гостей. Это был высокий мужчина с короткой стрижкой и — это я заметил уже позже — с непроходящей печалью в карих глазах. Мужчина чувствовал себя не очень уверенно среди антилоповской публики, но и публика сразу испытала некоторый дискомфорт, памятуя о вчерашнем печальном происшествии и о последовавшем налете милиции. Самые нервные немедленно потянулись к выходу, а самые умные отправили делегата пошептаться с Карабасом. Кара-бас проследил путь мужчины от входа до нашего столика, облегченно вздохнул и успокоил делегата. Вечернее веселье продолжилось в прежнем ключе, и все старались не обращать внимания на мужчину с короткой стрижкой, который сел напротив меня. Он ничем бы не отличался от остальных, если бы не эта грусть в глазах. И если бы не форма подполковника милиции.
— Я не пойму, зачем ты меня заставил вырядиться в форму, — проворчал мужчина, тиская ладонь Шумова в своей. — Чувствую себя полным идиотом...
Я мог бы объяснить вновь прибывшему суть просьбы Шумова, но не был уверен, что Шумов одобрит мою откровенность. Тем не менее форма сделала свое дело, и у Карабаса, видимо, исчезли последние сомнения насчет сотрудника отдела общественного питания при ГУВД. Шумовского приятеля обслужили еще быстрее, чем нас, и в довершение всего официантка поставила на столик вазочку с тремя красными гвоздичками. На моей памяти такое последний раз случилось, когда в «Антилопу» неизвестно каким ветром занесло Ирину Салтыкову.
Подполковник тем временем тряс шумовскую ладонь, а потом вдруг, не сдержавшись, обнял сыщика за плечи и стиснул их, шепча Шумову на ухо какие-то слова. Карабас внимательно следил за этой сценой, и по выражению его лица я понял, что сейчас нам пришлют бутылку неразбавленного вина. На моей памяти такую честь оказывали лишь одному Гиви Хромому, потому что в мозгу Карабаса твердо засела истина: грузины знают толк в вине.
— Это Гарик, — представил Шумов подполковника. — А это Саша... Саша здесь как бы начальник службы безопасности. Поэтому нас тут так душевно принимают.
При этих словах Шумова на столе появилась бутылка французского красного вина.
— Действительно душевно, — согласился подполковник по имени Гарик и снова уставился на Шумова. — Так ты все-таки вылез на белый свет? А я уж думал, ты там до старости просидишь...
— И просидел бы, — сказал Шумов, пристально разглядывая наклейку на бутылке. — Там хорошо: свежий воздух, полный пансион, работка непыльная... Вот этот товарищ испортил мне всю малину, — Шумов кивнул в мою сторону. — Втравил меня в какую-то жуткую историю, да не только меня, а еще и Орлову. Слышал небось, как ее лимузин подорвали?
— Слышал, — Гарик откинулся на спинку стула и внимательно оглядел интерьер бара. — А это что, та самая «Золотая Антилопа»?
— Какая — та самая? — не понял Шумов. — О чем это ты?
— В которой вчера ночью подполковника милиции убили, — пояснил Гарик. — Причем не просто убили, а с фантазией, с выпендрежем — отравленным шипом в плечо. Я такое только в кино видел, честное слово...
Шумов поставил бутылку и посмотрел на меня тем нехорошим взглядом, который обычно предшествовал крикам о «подробном пересказе» и попыткам удушения.
— Действительно, — заторопился я, пока Шумов не принялся меня душить. — Прошлой ночью здесь умер подполковник Лисицын. Но это не имеет никакого отношения к нашему делу, никакого отношения к Мухину и алмазам...
— Ого! — присвистнул Гарик. — А у вас, значит, дела с алмазами. Ты, Костя, в своем репертуаре — только выбрался из своего санатория, а уже увяз по самые помидоры.
— Нигде я не увяз. И не увязну, если ты мне поможешь. Гарик работает в отделе по борьбе с организованной преступностью, — пояснил мне Шумов. — Потому что он лентяй. С организованной преступностью бороться куда проще, чем с неорганизованной. Организованная сама организуется, сама составляет на себя списки, сама ведет учет преступлениям, потом сама организованно собирается в каком-нибудь кабаке, и нужно только подогнать «воронок», чтобы все поместились. То ли дело неорганизованные подонки — это же за каждым нужно индивидуально бегать!
— Мне это в лом, — признался Гарик. — Я уже старый и медленно бегаю. И вообще, подполковникам бегать не положено, подполковникам положено проводить совещания и отращивать животы. Хочешь, Костик, я проведу с тобой совещание? У меня это получается все лучше и лучше.
— Нет, лучше проконсультируй меня по другому вопросу, — предложил Шумов. — В последнее время не случалось ли где кражи алмазов? Не было такой информации? Может, это проходило не в официальных ориентировках, а через информаторов? У какого-нибудь авторитета не уводили два чемодана алмазов?
— Авторитеты к нам за помощью в таких случаях не обращаются. И по официальным каналам тоже такой информации не было.
— А такого авторитета по кличке Хруст ты случайно не знаешь? У него еще такая рожа треугольная... Я ведь на своей даче от жизни отстал, многих новых деятелей не знаю...
— Хруст? — Гарик задумался. — Авторитета такого я не знаю, это точно. Кидала такой был лет пять назад, но его зарезали в Питере, когда он там гастролировал.
— Этот живой и здоровый, бегает только, ну, и не карты у него в кармане, а кое-что совсем другое. И народу у него хватает.
— Думаешь, орловский лимузин — его работа?
— Думаю, да. По крайней мере есть мотив. У Хруста пропали алмазы, и он думает, что это организовала Орлова. Только это между нами, ладно?
— Между нами столько всякого уже было, — усмехнулся Гарик, — что еще два чемодана алмазов и взорванный лимузин там тоже уместятся. Я только не знал, что Орлова занялась криминалом и ворует алмазы...
— Она не ворует алмазы, — пояснил Шумов. — У нее чистый бизнес, насколько бизнес в этой стране может быть чистым. На нее думают, что она украла алмазы, понимаешь? Вот этот Хруст думает.
— Ты что, в башку ему залез? Откуда ты знаешь, что он думает про Орлову? И откуда такая уверенность, что у нее чистый бизнес? Ты же полтора года на даче просидел, ты же не следил за Орловой — А она баба умная и шустрая, насколько я знаю. Впрочем, ты моего мнения о ней не спрашивал, ты спросил про Хруста, а я сказал, что такого не знаю. Что там еще тебя интересовало? Ах да, ты спрашивал по телефону про труп в районе Пушкинской улицы...
— И что? — напряженно подался вперед Шумов.
— А ничего. Я посмотрел сводки за последние пять дней — не было никакого трупа на Пушкинской. Все тихо и мирно.
— Вот ведь гадство! — Шумов слегка пристукнул кулаком по столу. Карабас, неотрывно следивший за дорогими гостями, вздрогнул и стал усиленно чесать щетину на щеке, видимо, соображая, чем еще порадовать нашу компанию.
— Как это так, — встрял я в беседу старых знакомых. — На Пушкинской за пять дней — никаких трупов? Нам говорили, что там каждую неделю кого-нибудь да пристукнут...
— Вообще-то, район еще тот, — согласился Гарик. — Труп там был шесть дней назад...
— Ну-ка, — насторожился Шумов, — поподробнее...
— Бомж умер от переохлаждения. Ночи сейчас холодные. А тебе, кажется, был нужен труп с огнестрельными ранениями? Извини, но в ассортименте отсутствует. Еще какие будут вопросы?
— Циркач и Пистон, — снова влез я.
— Впервые слышу, — коротко ответил Гарик.
— Барыня, — внезапно вырвалось у меня, и первым удивился даже не Гарик, а Шумов:
— Это еще что за... А, это в записке было, да?
Я кивнул. И еще я подумал, что если Орлова — умная и шустрая баба, то почему бы ей не иметь в узком кругу кликуху Барыня. И Мухин был с ней как-то связан. И сделал что-то по ее просьбе. Причем он знал — «что-то» направлено против Хруста. И в гостинице он оставил предупреждение для Хруста: мол, не рыпайся, а то Барыня будет сердиться. Хруст не послушался, сел мне на хвост и совершенно случайно попал к стене орловской дачи. Это окончательно убедило его в том, что за всеми пакостями стоит Орлова. И он начал войну со взрыва орловского лимузина...
Черт, все это пронеслось у меня в голове за какие-то несколько секунд, и я даже испугался, что сейчас все это забуду. Я схватился за салфетку и защелкал пальцами. Гарик и Шумов меня не поняли, а заботливый Карабас принесся с ручкой. Я принялся царапать на салфетке основные тезисы своей версии, а Гарик задумчиво смотрел на куриный шашлык и говорил:
— Барыня? Это что-то новенькое. Я что-то не припомню ничего похожего. Судя по кличке, это женщина. Но женщина, которая стоит наверху. Которая рулит кем-то. Она — заправила, она — хозяйка... Нет, у нас такого не водилось. Женщина-авторитет — до этого мы еще не доросли. Это будет уже следующая стадия эмансипации. Женщина за рулем, женщина-космонавт, женщина-футболист... Может, когда-нибудь появится и женщина-авторитет. И то сначала не у нас, а в Москве.
Я только хотел ляпнуть о своей сумасшедшей, но очень логичной версии насчет Орловой, как Шумов, регулярно прикладывавшийся к французскому вину, вылез из-за стола и решительно направился в туалет. Я зажал салфетку с тезисами в кулаке и приготовился вывалить на сыщика свое озарение, когда тот вернется.
— Эй, служба безопасности, — негромко позвал меня Гарик. — Говоришь, на Пушкинской каждую неделю труп находят? А у вас не каждый ли день подполковников милиции убивают? А то я сижу тут, как дурак в форме, действую людям на нервы...
— Первое убийство за все время, что я здесь работаю, — немедленно среагировал я, не отрывая глаз от звездочек на Гариковых погонах. — И потом, Лисицын был в штатском.
— Ладно, расслабься, — махнул шампуром Гарик. — Это я так, неудачная шутка... Ха-ха. Меня на самом деле другое волнует. Ты давно Костика знаешь?
Я посчитал на пальцах и честно признался:
— Два дня.
— Шумов сказал, что это ты втравил его в эту историю.
Я признался и в этом, но в подробности вдаваться не стал. Все-таки этот подполковник под началом у моего отца не ходил, а значит, мог и не проявить такой терпимости к моим прегрешениям, как покойный Лисицын.
— Как он? — спросил Гарик, и глаза его при этом были грустными, как у побитого дворового пса. — Ну, вообще?
— Что значит — вообще? — не понял я. — И что значит — как он? Вот так же, как пять минут назад за этим столом. Нормально.
— Ты, наверное, не в курсе, — проговорил Гарик, глядя мимо меня. Я потом сообразил, куда он таращился своими печальными глазами. Он смотрел, не идет ли Шумов из туалета. — Ты думаешь, чего он засел на этой даче на полтора года?
— У него был запой, — повторил я слова Гиви Хромого.
— Запой — это уже следствие. А причина-то в другом... Костик как-то упек одного козла на зону. Ну, не сам упек, естественно. Помог упечь. И за дело. А тот субчик с зоны переправил послание своим корешам на воле и велел им Костика убрать. Те, как положено, наняли киллера. Денег не пожалели, наняли самого лучшего. Но у киллера ничего не вышло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54