А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Собрав нужные бумаги, я вышла в коридор и подошла к лифту.
Теперь я уже знала, что Антон Степанович переехал в бывшую переговорную, на том же четвертом этаже. То есть понижение по служебной лестнице не сказалось на местоположении его кабинета.
Кабина лифта открылась, я вошла в нее и хотела уже нажать кнопку четвертого этажа, как вдруг в коридоре появился Меликханов.
— Подождите! — проговорил он повелительно.
Я отдернула руку от кнопки и отступила к стенке.
Потому что уже догадывалась, что меня ожидает.
Илья Артурович вошел в кабину и сам нажал на кнопку четвертого этажа. При этом он был мрачен, как грозовая туча, не поздоровался со мной, не поблагодарил за то, что я его дождалась, и вообще смотрел на меня как на пустое место. Точнее, не на меня, а сквозь меня. Как будто это не он только вчера распинался о моих замечательных достоинствах и блестящих перспективах.
Но мне было не до его хамского поведения. Мне было даже не до своих блестящих карьерных перспектив. Мне вообще было наплевать, сохраню ли я свою работу. Снова в присутствии Меликханова мне стало худо.
Мне стало даже хуже, чем накануне, гораздо хуже, поскольку теперь мы находились в тесном замкнутом пространстве лифтовой кабины, которую целиком заполнил его запах, тот запах, от которого на меня накатывала волна дурноты, и я не могла никуда от него деться, не могла даже отстраниться.
Все тот же аромат дорогой мужской туалетной воды, благородный запах хорошего табака — и отчетливо пробивающийся сквозь них запах агрессии, запах неуверенности и страха. Причем сегодня этот запах был гораздо отчетливее, гораздо ощутимее, чем вчера.
Сердце мое глухо и тяжело забилось, руки задрожали, так что я едва не выронила свои бумаги. На висках выступил холодный пот, во рту пересохло, я начала задыхаться.
Как можно дальше отодвинувшись от Меликханова, я вжалась спиной в стенку кабины. Ноги едва держали меня, казалось, еще немного — и я сползу по этой стенке на пол…
К счастью, шеф не замечал, что со мной происходит. Он мрачно смотрел прямо перед собой, явно погруженный в какие-то безрадостные мысли.
Я сжала зубы и постаралась взять себя в руки.
В конце концов, мне не семь лет. И даже не пятнадцать. Как можно до такой степени распускаться, как можно так поддаваться глупым детским страхам… И к тому же если я сейчас грохнусь в обморок или устрою истерику, меня завтра же уволят. Выгонят с треском. И где я найду еще такую работу? То есть рано или поздно что-то я найду. Но вот когда… И точно не за такую зарплату.
Кажется, мне удалось немного приструнить свой страх. Во всяком случае, я не упала на пол, не выронила бумаги, даже смогла преодолеть предательскую дрожь в руках.
Меликханов поднял руку, чтобы поправить узел на своем галстуке.
Я уставилась на эту руку, как зачарованная.
Короткие, толстые пальцы Ильи Артуровича были покрыты жесткими рыжеватыми волосками. И такие же рыжеватые волосы торчали из-под белоснежного манжета его идеально отглаженной рубашки.
Значит, Меликханов — рыжий! Точнее, был рыжим, пока не потерял свою густую шевелюру, пока его голова не стала лысой, как бильярдный шар.
Осторожно, робко, испуганно я перевела глаза с руки босса на его лицо. Да, в это почти невозможно поверить, но до сих пор я ни разу не осмелилась внимательно взглянуть на лицо Ильи Артуровича. Он вызывал у меня такой страх, что я этого всячески избегала.
Лишь сейчас я разглядела веснушчатую кожу, густые рыжеватые брови, водянисто-голубые глаза того оттенка, какой бывает только у рыжих…
Значит, то, о чем я думала прошедшей ночью, то, из-за чего я не могла сомкнуть глаз, — не плод моего больного воображения. Я действительно вспомнила тот запах, запах человека, который едва не задушил меня в заброшенном доме.
Мне показалось, что рука Меликханова, сильная рука с короткими, толстыми, покрытыми рыжими волосами пальцами сомкнулась на моем горле. Еще мгновение — и я, наверное, потеряла бы сознание.
Но тут лифт, к счастью, остановился, двери кабины разъехались, и Меликханов вышел, не сказав ни слова и не удостоив меня взглядом.
Я на подгибающихся ногах вышла следом за ним.
Идти в таком состоянии в кабинет к Антону Степановичу было глупо. Вернее, просто невозможно. Тем более что у меня оставалось еще три минуты из отпущенных им пятнадцати. Поэтому я свернула не налево, где находилась переговорная, а направо, к комнате с женским силуэтом на дверях.
В дверях туалета я едва не столкнулась с Лидией Петровной. Разглядев мое лицо, она изумленно подняла брови и передумала выходить.
Следя, чтобы вода не попала в глаза, я обмыла лицо и промокнула его салфеткой. Из косметики я пользуюсь только тушью для ресниц, чтобы подчеркнуть глаза, да изредка подкрашиваю губы.
— Вам не идет эта помада, — заметила Лидия Петровна, внимательно наблюдая за моими действиями.
Помада сейчас волновала меня меньше всего, поэтому я промолчала.
— Хотя подход у вас правильный, — не унималась Лидия.
Тут я не выдержала и поинтересовалась, что она имеет в виду. Лидия посмотрела на меня очень внимательно и уселась на подоконник.
Не помню, говорила я или нет, что Лидия Петровна весьма представительная дама за сорок. Вид имеет величественный и ухоженный. На секретарском месте сидит со дня основания банка, и сдвинуть ее оттуда нет никакой возможности. Вот и сейчас — казалось бы, новый начальник явился, новая метла по-новому метет… Ан нет — Карабаса-Барабаса выпихнули, а секретаря не тронули.
— Вы, Женечка, умница, я давно это знала, — заговорила Лидия Петровна вкрадчивым голосом, — но меня вы не проведете, я вас очень хорошо изучила… У секретарей, знаете ли, это профессиональное — разбираться в людях.
Я напряглась: неужели Лидия каким-то образом догадалась о моих фобиях? Этого только не хватало…
— Не смотрите такой букой, — рассмеялась Лидия, — ничего нового вы не придумали. Просто обычный способ делать карьеру.
— Вы шутите? — оторопела я. — Какая карьера? Я совершенно рядовой работник…
— Были им до сегодняшнего времени, — сказала Лидия твердо, — но это скоро изменится, уж поверьте моему опыту.
— Но почему, что случилось?
— Не делайте вид, что ничего не понимаете, я все равно не поверю, — нахмурилась Лидия. — Начальник приходит на новое место работы, и даже если у него уже есть свои люди, он не может сразу заменить ими всех сотрудников, потому что они не в курсе дела и фирма может пострадать. Тогда он поступает следующим образом: потихоньку убирает с руководящих постов прежних сотрудников и на их место берет людей из фирмы же, но рангом пониже. Таким образом, он убивает двух зайцев: дело не страдает, а приближенных к прежнему начальству потихоньку отпихивают от пирога. И вас, я так понимаю, Илья Артурович хочет поставить на место Ларисы Ивановны.
— Но почему я? — в полном изумлении завопила я. — Чем я лучше других?
— Ничем, — холодно сказала Лидия, — вы ничем не отличаетесь от других, разве что более дисциплинированны и более ответственно относитесь к работе. И еще вы некрасивы, и это сыграло главную роль. Если бы на вашем месте оказалась фотомодель, то все подумали бы, что новый начальник продвигает свою пассию. А про вас, уж простите, никто этого не скажет.
Вот, значит, как. Лидии не откажешь в умении объяснить человеку все, чего он не понимает. Я усмехнулась, глядя в зеркало. В первый раз в жизни некрасивая внешность пошла мне на пользу!
— А вы не боитесь, что и вас так же, как Ларису Ивановну, захотят заменить? — нахально спросила я.
— Меня? — Лидия расхохоталась. — Да куда же он без меня денется! Посадит на мое место девчонку-свиристелку, она понятия не имеет о работе. Во всяком случае, не сейчас… А уж потом я докажу ему, что без такого секретаря он будет как без рук. Я умею быть полезной, — с намеком добавила Лидия.
Я вдруг вспомнила, что меня ждет Карабас.
— Попробуйте эту помаду. — Лидия протянула мне черный с золотом тюбик «Шанели».
Темно-красный цвет неожиданно оживил мое лицо, даже глаза заблестели.
— И непременно надо что-то сделать с волосами, — продолжала Лидия Петровна, — измените прическу, при вашей худобе вам нужны более пышные волосы.
— Да… — Я склонила голову. — Помада, конечно, неплохая. Но, пожалуй, не стоит, а то шеф еще подумает, что я специально для него прихорашиваюсь.
— Я говорила, что вы умница! — согласилась Лидия, протягивая мне салфетку.
Теперь можно было идти к начальнику.
Из-за двери переговорной доносился крик.
Я невольно замедлила шаги и даже задумалась — не отложить ли посещение Антона Степановича. Но тот выразился вполне определенно, и я нерешительно приоткрыла тяжелую дверь.
То, что я увидела, вызвало в моей душе изумление и чувство неловкости.
Антон Степанович сидел за широким письменным столом с видом побитой собаки. Точнее было бы сказать, что он не сидел за этим столом, а растекся по нему, как лужица подтаявшего мороженого. Его хотелось вытереть со стола тряпкой.
Перед ним посреди кабинета возвышался Меликханов.
Он именно возвышался, несмотря на свой средний рост, и метал в Антона Степановича громы и молнии.
— Думаешь, все останется по-старому? Будешь сидеть здесь удельным князьком, распоряжаясь финансами по собственному усмотрению? Как будто банк — это твоя вотчина? Кончилось твое время! Я тебя насквозь вижу! Окружил себя фаворитами, подхалимами, которые тебе в рот смотрят! Развел семейственность!
— Позвольте, Илья Артурович, при чем тут семейственность? — попытался вставить слово наш бывший шеф. — Что вы имеете в виду? Я не понимаю…
— Я знаю, что я имею! Ничипоренко из кредитного отдела — он тебе кем приходится?
— Он… он племянник моей жены, но при чем тут это? Толковый парень, справляется с работой…
Мне стало даже жалко нашего Карабаса — такой несчастный, измученный, униженный у него был вид.
— Это мы еще посмотрим, как он справляется! Но это ерунда, мелочь, а вот почему ты дал кредит «Астролябии»? Из каких таких соображений, хотелось бы мне знать? В качестве гуманитарной помощи? Или ты вообразил себя Санта-Клаусом?
— Кредит дал не я, а банк, — попытался возразить Антон Степанович, — «Астролябия» представила серьезный бизнес-план, полный пакет документов… можете проверить… ее запрос рассматривали на общих основаниях…
— Именно — кредит дал не ты, а банк! Это не твои деньги, чтобы ты мог ими распоряжаться! И не забывай об этом! И документы я обязательно проверю, можешь не сомневаться! И не надо впаривать мне насчет общих оснований! — грохотал Меликханов. — Наверняка они тебе откат обеспечили…
— Это оскорбление! — взвился Карабас. — Вы ответите за свои слова!
— Да? Это перед кем же? Не перед тобой ли? — Меликханов зверем взглянул на Антона Степановича и отвернулся к окну, проговорив другим голосом, негромким и каким-то скучным: — Учти — ты здесь еще остался только потому, что твою деятельность хотят внимательно проверить! Чтобы ты был под рукой — на всякий случай, понятно тебе?
И тут с лицом Карабаса что-то произошло.
Если до этого он казался совершенно раздавленным, безвольным, несчастным, как побитая собака, униженно просящая хозяина о прощении, теперь его черты отвердели. Антон Степанович смотрел в спину Меликханова с такой ненавистью, что мне показалось — еще немного, и у того пиджак на спине задымится. Я не сомневалась: если бы от него зависела жизнь нового начальника, Карабас уничтожил бы его в ту же секунду.
Мне стало неловко, как будто я случайно подсмотрела непристойную сцену. Я тихонько притворила дверь и отошла от нее в сторонку.
Прошло не больше минуты, дверь распахнулась, и из кабинета вышел Меликханов. Он прошел мимо меня, не заметив, и скрылся в своем кабинете… то есть в бывшем кабинете Карабаса.
Я выждала еще пару минут, постучала в дверь переговорной и робко приоткрыла ее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41