Был ли пьян водитель? Слик рассказывал им все, что мог. Помогал, когда имел такую возможность. Его имя упоминалось на занятиях в полицейской школе Мемфиса.
Вот почему никто не удивился, когда Слик провел все утро в центральном участке, что-то вынюхивая. Он позвонил в Новый Орлеан и познакомился с основными фактами. Он знал, что в городе появились Рой Фолтригг и агенты ФБР из Нового Орлеана. Это его заинтересовало. Значит, тут не просто самоубийство, слишком уж много ничего не выражающих лиц и ответов типа “Никаких объяснений”. Прошел слух о какой-то записке, но, кого ни спроси, никто о ней ничего не знает. Но он умел читать по лицам полицейских, занимался этим много лет. Выяснил он и о мальчиках и о том, что младший находится в тяжелом состоянии. Шли разговоры об отпечатках пальцев и сигаретных окурках.
Он вышел из лифта на девятом этаже и пошел в сторону, противоположную от столика медсестры. Он знал номер палаты Рикки, но, поскольку отделение было психиатрическим, он не собирался врываться туда со своими вопросами. Он никого не хотел пугать, особенно восьмилетнего ребенка в шоковом состоянии. Он опустил два четвертака в автомат и пошел дальше, попивая диетическую кока-колу, как будто он здесь уже весь вечер. Мимо прошел санитар в светло-голубой куртке, толкая перед собой тележку с различными причиндалами для уборки. Это был парень лет двадцати пяти с длинными волосами, которому явно обрыдла его неквалифицированная работа.
Слик продвинулся поближе к лифту и, когда санитар вошел туда, последовал за ним. На кармане куртки было вышито имя “Фред”. Кроме них в лифте никого не было.
– Работаете на девятом этаже? – спросил Слик без интереса, но с улыбкой.
– Ага. – Фред даже не взглянул на него.
– Я – Слик Мюллер из “Мемфис пресс”. Пишу статью о Рикки Свее из 943-й палаты. Ну, знаете, стрельба и все такое. – Он давно уже уяснил, что лучше всего сразу выкладывать, кто ты и зачем пришел.
Фред неожиданно заинтересовался. Он выпрямился и посмотрел на Слика с таким видом, как будто хотел сказать: “Я много чего знаю, но вам из меня это не вытащить”. Тележка, разделяющая их, была заполнена различными моющими средствами. Внизу в поддоне лежали грязные тряпки и шприцы. Судя по всему, Фред мыл туалеты, но в мгновение ока превратился в человека, владеющего важной информацией.
– Вы видели мальчика? – спросил Слик равнодушно, наблюдая, как мелькают цифры над дверью.
– Ага, только что оттуда ушел.
– Я слышал, он в сильном шоке.
– Не знаю, – самодовольно заметил Фред с видом человека, умеющего хранить тайны. Но ему ужасно хотелось все выложить, и это никогда не переставало удивлять Слика. Возьмите любого среднего человека, скажите ему, что вы репортер, и в девяти случаях из десяти он будет считать, что должен говорить. Больше того, он жаждет говорить. Расскажет вам все свои самые сокровенные тайны.
– Бедный парень, – пробормотал Слик, глядя в пол. Он несколько секунд молчал, и Фред не выдержал. Что это за репортер? Почему не задает вопросов? Он, Фред, знает мальчишку, только что вышел из его палаты, разговаривал с его матерью. Он, Фред, участник всей этой игры.
– Да, ему скверно, – сказал Фред, тоже глядя в пол.
– Все еще в коме?
– То так, то эдак. Может, еще долго протянется.
– Да. Я тоже об этом слышал.
Лифт остановился на пятом этаже, но тележка Фреда загораживала вход, так что никто не вошел. Дверь закрылась.
– Мало чем можно помочь ребенку в таком состоянии, – заговорил Слик. – Я много раз подобное видел. Ребенок видит что-то ужасное на какую-то долю секунды, впадает в шоковое состояние, и требуются месяцы, чтобы его из этого состояния вывести. Нужны психиатры и все такое. Этот Рикки Свей, он все так же плох?
– Не похоже. Доктор Гринуэй считает, что он придет в себя через день-другой. Придется его полечить, но он будет в порядке. Я много раз такое видел. Сам подумываю поступить в медицинский.
– А полицейские тут шныряют? Фред обвел взглядом кабину лифта, как будто надеялся обнаружить подслушивающие устройства.
– Тут, значит, фэбээровцы. Семья уже наняла адвоката.
– Неужели?
– Ага, ищейки здорово заинтересовались этим делом. Они пришли поговорить с братом мальчишки. А тут каким-то образом вмешался адвокат.
Лифт остановился на втором этаже, и Фред схватился за ручки тележки.
– А кто адвокат? – спросил Слик.
Дверь открылась, и Фред толкнул тележку вперед.
– Реджи какой-то. Я его еще не видел.
– Спасибо, – сказал Слик. Фред вышел, а лифт наполнился людьми. Мюллер вновь поднялся на девятый этаж в надежде поймать еще рыбку.
* * *
К полудню Рой Фолтригг и сопровождающие его Уолли Бокс и Томас Финк безумно всем надоели в офисе прокурора США по Западному округу штата Теннесси. Джордж Орд сидел в этом кресле семь лет и плевать ему было на Роя Фолтригга. Он его в Мемфис не звал. Орд встречался с ним раньше на различных совещаниях и семинарах, где собирались прокуроры и обсуждали, как им лучше защищать американское правительство. Фолтригг, как правило, выступал на всех этих сборищах, всегда готовый поделиться с теми, кто захочет слушать, своим мнением и стратегией, а также похвастать своими великими победами.
После того как Мактьюн и Труманн вернулись из больницы и поведали неутешительные новости относительно Марка и его адвоката, Фолтригг вместе с Боксом и Финком снова устроились в кабинете Орда, чтобы проанализировать события. Орд сидел в тяжелом кожаном кресле за огромным столом и слушал, как Фолтригг допрашивает агентов, время от времени отдавая приказания Боксу.
– Что вы знаете об этом адвокате? – спросил он Орда.
– Никогда о ней не слышал.
– Не может быть, чтобы никто в вашей конторе не имел с ней дела, – допытывался Фолтригг. Вопрос прозвучал как предложение Орду найти кого-нибудь, имеющего информацию о Реджи Лав. Тот вышел из кабинета и посовещался с одним из своих помощников. Поиски начались.
Мактьюн и Труманн тихонько сидели в уголке кабинета Орда. Они между собой решили никому не рассказывать о пленке. По крайней мере, сейчас. Может, скажут попозже, а может, Бог даст, никогда.
Секретарша принесла бутерброды, и они поели, болтая и делая пустые предположения. Фолтриггу хотелось вернуться в Новый Орлеан, но еще больше хотелось послушать Марка Свея. Удивительно некстати, что мальчишка каким-то образом заручился поддержкой адвоката. Значит, он боится говорить. Теперь Рой был убежден, что Клиффорд что-то рассказал ему, и по мере того как тянулся день, он все больше утверждался в мнении, что Клиффорд сказал мальчику, где находится труп. Фолтригг умел делать выводы без особых колебаний. К тому времени как с бутербродами было покончено, он убедил себя и остальных, что Марк Свей точно знает, где спрятано тело Бойетта.
В кабинет вошел Дэвид Шарпински, один из помощников Орда, и сказал, что он учился вместе с Реджи Лав в юридическом колледже в Мемфисе. Он сел рядом с Фолтриггом и принялся отвечать на вопросы. Ему было некогда, он спешил вновь заняться своим делом.
– Мы закончили колледж четыре года назад, – пояснил Шарпински.
– Значит, она практикует только четыре года, – быстро резюмировал Фолтригг. – Какими делами она занимается? Уголовными? Какими именно?
Мактьюн взглянул на Труманна. Они попались на удочку адвоката с четырехлетним стажем.
– Мелкими уголовными делами, – ответил Шарпински. – У нас приличные отношения. Я ее вижу время от времени. Обычно она защищает детей, с которыми плохо обращались. У нее, как бы это сказать, была довольно сложная жизнь.
– Что вы имеете в виду?
– Это длинная история, мистер Фолтригг. Она – человек сложный. Это ее вторая жизнь.
– Вы ее хорошо знаете, не так ли?
– Верно. Мы три года вместе учились, с перерывами.
– Что значит “с перерывами”?
– Ну, иногда она бросала учиться, что-то с нервами. В своей первой жизни она была женой известного врача-гинеколога. Они были богаты, удачливы, все время на виду, благотворительность, загородные клубы, все, что угодно. Большой дом в Джермантауне. По “ягуару” у каждого. Она была членом всех клубов садоводов и общественных организаций в Мемфисе. Чтобы дать мужу возможность закончить медицинский колледж, она преподавала в школе. Через пятнадцать лет семейной жизни он решил поменять ее на что-нибудь новенькое. Начал волочиться за женщинами, связался с молоденькой медсестрой, которая потом стала его второй женой. Реджи тогда звали Региной Кардони. Она тяжело все переживала и подала на развод. Все повернулось против нее. Доктор Кардони заартачился, и она стала разваливаться на куски. Он просто мучил ее. Она чувствовала себя публично униженной. Всех ее друзей – жен врачей, завсегдатаев загородных клубов – их как ветром сдуло. Она даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Все можно найти в бракоразводных колонках газет у нас в конторе. Кардони нанял кучу юристов, они нажали в нужном месте, и ее засадили в психушку. Потом он ее обобрал.
– Дети?
– Двое, мальчик и девочка. Тогда они были подростками и, разумеется, их отдали отцу. Он предоставил им свободу и достаточно денег, чтобы получать от нее удовольствие, и они отвернулись от матери. С помощью юристов он держал ее в дурдоме два года. К тому времени дело было сделано. Он заполучил дом, детей, новую жену – все.
Шарпински явно чувствовал себя неловко, рассказывая Фолтриггу трагическую историю своей приятельницы. Но большую ее часть и так все знали.
– Как она стала адвокатом?
– Это было трудно. Суд запретил ей видеться с детьми. Она жила с матерью, которая, как мне кажется, и спасла ее. Я не уверен, но до меня дошло, что мать заложила дом, чтобы заплатить за усиленное лечение. Понадобились годы, чтобы Реджи полностью пришла в себя. И все же она справилась. Дети выросли и уехали из Мемфиса. Парень попал в тюрьму за торговлю наркотиками. Дочь живет в Калифорнии.
– Она хорошо училась?
– Иногда просто отлично. Твердо решила доказать самой себе, что сможет стать юристом. Но ей приходилось бороться с приступами депрессии. Она прошла и через алкоголь и таблетки и бросила учебу. Потом вернулась, полностью в норме. И закончила блестяще.
Как водится, Финк и Бокс с энтузиазмом записывали рассказ в блокноты, стараясь не пропустить ни единого слова, чтобы потом Фолтригг не мог к ним придраться. Орд тоже слушал, но его больше волновала кипа непросмотренных документов на столе. С каждой минутой вторжение Фолтригга и его подчиненных раздражало его все больше и больше. Он был таким же занятым человеком, как и Фолтригг, да и пост занимал не ниже.
– Что она за адвокат? – спросил Фолтригг. “Чертовски зловредная”, – подумал Мактьюн. “Дьявольски умная”, – подумал Труманн. “Отлично знакома с электроникой”, – подумали они оба.
– Она много работает, но не слишком много зарабатывает. Хотя я не думаю, что деньги играют для Реджи большую роль.
– Откуда, Господи прости, она выкопала такое имя – Реджи? – поднял брови озадаченный Фолтригг. “Возможно, это производное от Регина”, – решил про себя Орд.
Шарпински начал было говорить, но потом замолчал.
– Понадобятся часы, чтобы рассказать все, что я о ней знаю. И, честно говоря, мне бы этого не хотелось. Это так важно?
– Весьма вероятно, – огрызнулся Бокс. Шарпински посмотрел на него, потом перевел взгляд на Фолтригга.
– Начав учиться в юридическом колледже, она постаралась стереть большую часть своего прошлого, особенно наиболее тяжелые годы. Она взяла свою девичью фамилию – Лав. Полагаю, в Реджи она переделала Регину, но я никогда об этом не спрашивал. Разумеется, она сделала это законным образом, через суд, и теперь от старой Регины Кардони не осталось и следа, по крайней мере, на бумаге. Она ничего не рассказывала о себе, но все равно о ней много болтали. Правда, ей было на это наплевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Вот почему никто не удивился, когда Слик провел все утро в центральном участке, что-то вынюхивая. Он позвонил в Новый Орлеан и познакомился с основными фактами. Он знал, что в городе появились Рой Фолтригг и агенты ФБР из Нового Орлеана. Это его заинтересовало. Значит, тут не просто самоубийство, слишком уж много ничего не выражающих лиц и ответов типа “Никаких объяснений”. Прошел слух о какой-то записке, но, кого ни спроси, никто о ней ничего не знает. Но он умел читать по лицам полицейских, занимался этим много лет. Выяснил он и о мальчиках и о том, что младший находится в тяжелом состоянии. Шли разговоры об отпечатках пальцев и сигаретных окурках.
Он вышел из лифта на девятом этаже и пошел в сторону, противоположную от столика медсестры. Он знал номер палаты Рикки, но, поскольку отделение было психиатрическим, он не собирался врываться туда со своими вопросами. Он никого не хотел пугать, особенно восьмилетнего ребенка в шоковом состоянии. Он опустил два четвертака в автомат и пошел дальше, попивая диетическую кока-колу, как будто он здесь уже весь вечер. Мимо прошел санитар в светло-голубой куртке, толкая перед собой тележку с различными причиндалами для уборки. Это был парень лет двадцати пяти с длинными волосами, которому явно обрыдла его неквалифицированная работа.
Слик продвинулся поближе к лифту и, когда санитар вошел туда, последовал за ним. На кармане куртки было вышито имя “Фред”. Кроме них в лифте никого не было.
– Работаете на девятом этаже? – спросил Слик без интереса, но с улыбкой.
– Ага. – Фред даже не взглянул на него.
– Я – Слик Мюллер из “Мемфис пресс”. Пишу статью о Рикки Свее из 943-й палаты. Ну, знаете, стрельба и все такое. – Он давно уже уяснил, что лучше всего сразу выкладывать, кто ты и зачем пришел.
Фред неожиданно заинтересовался. Он выпрямился и посмотрел на Слика с таким видом, как будто хотел сказать: “Я много чего знаю, но вам из меня это не вытащить”. Тележка, разделяющая их, была заполнена различными моющими средствами. Внизу в поддоне лежали грязные тряпки и шприцы. Судя по всему, Фред мыл туалеты, но в мгновение ока превратился в человека, владеющего важной информацией.
– Вы видели мальчика? – спросил Слик равнодушно, наблюдая, как мелькают цифры над дверью.
– Ага, только что оттуда ушел.
– Я слышал, он в сильном шоке.
– Не знаю, – самодовольно заметил Фред с видом человека, умеющего хранить тайны. Но ему ужасно хотелось все выложить, и это никогда не переставало удивлять Слика. Возьмите любого среднего человека, скажите ему, что вы репортер, и в девяти случаях из десяти он будет считать, что должен говорить. Больше того, он жаждет говорить. Расскажет вам все свои самые сокровенные тайны.
– Бедный парень, – пробормотал Слик, глядя в пол. Он несколько секунд молчал, и Фред не выдержал. Что это за репортер? Почему не задает вопросов? Он, Фред, знает мальчишку, только что вышел из его палаты, разговаривал с его матерью. Он, Фред, участник всей этой игры.
– Да, ему скверно, – сказал Фред, тоже глядя в пол.
– Все еще в коме?
– То так, то эдак. Может, еще долго протянется.
– Да. Я тоже об этом слышал.
Лифт остановился на пятом этаже, но тележка Фреда загораживала вход, так что никто не вошел. Дверь закрылась.
– Мало чем можно помочь ребенку в таком состоянии, – заговорил Слик. – Я много раз подобное видел. Ребенок видит что-то ужасное на какую-то долю секунды, впадает в шоковое состояние, и требуются месяцы, чтобы его из этого состояния вывести. Нужны психиатры и все такое. Этот Рикки Свей, он все так же плох?
– Не похоже. Доктор Гринуэй считает, что он придет в себя через день-другой. Придется его полечить, но он будет в порядке. Я много раз такое видел. Сам подумываю поступить в медицинский.
– А полицейские тут шныряют? Фред обвел взглядом кабину лифта, как будто надеялся обнаружить подслушивающие устройства.
– Тут, значит, фэбээровцы. Семья уже наняла адвоката.
– Неужели?
– Ага, ищейки здорово заинтересовались этим делом. Они пришли поговорить с братом мальчишки. А тут каким-то образом вмешался адвокат.
Лифт остановился на втором этаже, и Фред схватился за ручки тележки.
– А кто адвокат? – спросил Слик.
Дверь открылась, и Фред толкнул тележку вперед.
– Реджи какой-то. Я его еще не видел.
– Спасибо, – сказал Слик. Фред вышел, а лифт наполнился людьми. Мюллер вновь поднялся на девятый этаж в надежде поймать еще рыбку.
* * *
К полудню Рой Фолтригг и сопровождающие его Уолли Бокс и Томас Финк безумно всем надоели в офисе прокурора США по Западному округу штата Теннесси. Джордж Орд сидел в этом кресле семь лет и плевать ему было на Роя Фолтригга. Он его в Мемфис не звал. Орд встречался с ним раньше на различных совещаниях и семинарах, где собирались прокуроры и обсуждали, как им лучше защищать американское правительство. Фолтригг, как правило, выступал на всех этих сборищах, всегда готовый поделиться с теми, кто захочет слушать, своим мнением и стратегией, а также похвастать своими великими победами.
После того как Мактьюн и Труманн вернулись из больницы и поведали неутешительные новости относительно Марка и его адвоката, Фолтригг вместе с Боксом и Финком снова устроились в кабинете Орда, чтобы проанализировать события. Орд сидел в тяжелом кожаном кресле за огромным столом и слушал, как Фолтригг допрашивает агентов, время от времени отдавая приказания Боксу.
– Что вы знаете об этом адвокате? – спросил он Орда.
– Никогда о ней не слышал.
– Не может быть, чтобы никто в вашей конторе не имел с ней дела, – допытывался Фолтригг. Вопрос прозвучал как предложение Орду найти кого-нибудь, имеющего информацию о Реджи Лав. Тот вышел из кабинета и посовещался с одним из своих помощников. Поиски начались.
Мактьюн и Труманн тихонько сидели в уголке кабинета Орда. Они между собой решили никому не рассказывать о пленке. По крайней мере, сейчас. Может, скажут попозже, а может, Бог даст, никогда.
Секретарша принесла бутерброды, и они поели, болтая и делая пустые предположения. Фолтриггу хотелось вернуться в Новый Орлеан, но еще больше хотелось послушать Марка Свея. Удивительно некстати, что мальчишка каким-то образом заручился поддержкой адвоката. Значит, он боится говорить. Теперь Рой был убежден, что Клиффорд что-то рассказал ему, и по мере того как тянулся день, он все больше утверждался в мнении, что Клиффорд сказал мальчику, где находится труп. Фолтригг умел делать выводы без особых колебаний. К тому времени как с бутербродами было покончено, он убедил себя и остальных, что Марк Свей точно знает, где спрятано тело Бойетта.
В кабинет вошел Дэвид Шарпински, один из помощников Орда, и сказал, что он учился вместе с Реджи Лав в юридическом колледже в Мемфисе. Он сел рядом с Фолтриггом и принялся отвечать на вопросы. Ему было некогда, он спешил вновь заняться своим делом.
– Мы закончили колледж четыре года назад, – пояснил Шарпински.
– Значит, она практикует только четыре года, – быстро резюмировал Фолтригг. – Какими делами она занимается? Уголовными? Какими именно?
Мактьюн взглянул на Труманна. Они попались на удочку адвоката с четырехлетним стажем.
– Мелкими уголовными делами, – ответил Шарпински. – У нас приличные отношения. Я ее вижу время от времени. Обычно она защищает детей, с которыми плохо обращались. У нее, как бы это сказать, была довольно сложная жизнь.
– Что вы имеете в виду?
– Это длинная история, мистер Фолтригг. Она – человек сложный. Это ее вторая жизнь.
– Вы ее хорошо знаете, не так ли?
– Верно. Мы три года вместе учились, с перерывами.
– Что значит “с перерывами”?
– Ну, иногда она бросала учиться, что-то с нервами. В своей первой жизни она была женой известного врача-гинеколога. Они были богаты, удачливы, все время на виду, благотворительность, загородные клубы, все, что угодно. Большой дом в Джермантауне. По “ягуару” у каждого. Она была членом всех клубов садоводов и общественных организаций в Мемфисе. Чтобы дать мужу возможность закончить медицинский колледж, она преподавала в школе. Через пятнадцать лет семейной жизни он решил поменять ее на что-нибудь новенькое. Начал волочиться за женщинами, связался с молоденькой медсестрой, которая потом стала его второй женой. Реджи тогда звали Региной Кардони. Она тяжело все переживала и подала на развод. Все повернулось против нее. Доктор Кардони заартачился, и она стала разваливаться на куски. Он просто мучил ее. Она чувствовала себя публично униженной. Всех ее друзей – жен врачей, завсегдатаев загородных клубов – их как ветром сдуло. Она даже пыталась покончить жизнь самоубийством. Все можно найти в бракоразводных колонках газет у нас в конторе. Кардони нанял кучу юристов, они нажали в нужном месте, и ее засадили в психушку. Потом он ее обобрал.
– Дети?
– Двое, мальчик и девочка. Тогда они были подростками и, разумеется, их отдали отцу. Он предоставил им свободу и достаточно денег, чтобы получать от нее удовольствие, и они отвернулись от матери. С помощью юристов он держал ее в дурдоме два года. К тому времени дело было сделано. Он заполучил дом, детей, новую жену – все.
Шарпински явно чувствовал себя неловко, рассказывая Фолтриггу трагическую историю своей приятельницы. Но большую ее часть и так все знали.
– Как она стала адвокатом?
– Это было трудно. Суд запретил ей видеться с детьми. Она жила с матерью, которая, как мне кажется, и спасла ее. Я не уверен, но до меня дошло, что мать заложила дом, чтобы заплатить за усиленное лечение. Понадобились годы, чтобы Реджи полностью пришла в себя. И все же она справилась. Дети выросли и уехали из Мемфиса. Парень попал в тюрьму за торговлю наркотиками. Дочь живет в Калифорнии.
– Она хорошо училась?
– Иногда просто отлично. Твердо решила доказать самой себе, что сможет стать юристом. Но ей приходилось бороться с приступами депрессии. Она прошла и через алкоголь и таблетки и бросила учебу. Потом вернулась, полностью в норме. И закончила блестяще.
Как водится, Финк и Бокс с энтузиазмом записывали рассказ в блокноты, стараясь не пропустить ни единого слова, чтобы потом Фолтригг не мог к ним придраться. Орд тоже слушал, но его больше волновала кипа непросмотренных документов на столе. С каждой минутой вторжение Фолтригга и его подчиненных раздражало его все больше и больше. Он был таким же занятым человеком, как и Фолтригг, да и пост занимал не ниже.
– Что она за адвокат? – спросил Фолтригг. “Чертовски зловредная”, – подумал Мактьюн. “Дьявольски умная”, – подумал Труманн. “Отлично знакома с электроникой”, – подумали они оба.
– Она много работает, но не слишком много зарабатывает. Хотя я не думаю, что деньги играют для Реджи большую роль.
– Откуда, Господи прости, она выкопала такое имя – Реджи? – поднял брови озадаченный Фолтригг. “Возможно, это производное от Регина”, – решил про себя Орд.
Шарпински начал было говорить, но потом замолчал.
– Понадобятся часы, чтобы рассказать все, что я о ней знаю. И, честно говоря, мне бы этого не хотелось. Это так важно?
– Весьма вероятно, – огрызнулся Бокс. Шарпински посмотрел на него, потом перевел взгляд на Фолтригга.
– Начав учиться в юридическом колледже, она постаралась стереть большую часть своего прошлого, особенно наиболее тяжелые годы. Она взяла свою девичью фамилию – Лав. Полагаю, в Реджи она переделала Регину, но я никогда об этом не спрашивал. Разумеется, она сделала это законным образом, через суд, и теперь от старой Регины Кардони не осталось и следа, по крайней мере, на бумаге. Она ничего не рассказывала о себе, но все равно о ней много болтали. Правда, ей было на это наплевать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69