А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Каким это манером ты собираешься найти хозя­ина «Волги»?
– По-моему, любой владелец скажет, что, например, левая задняя резина у него самая стертая, переднюю правую недавно чуть не пропорол об гвоздь и осталась метка и так далее. Я могу составить подробное описание. А вдруг…
– Ты, оказывается, фантазерка, – усмехается Томин. – Но трудолюбие надо поощрять, Паша. Выдай ей слепки.

* * *
У тех, кого нашим героям так хотелось бы изловить, тоже заседание. В квартире Пузановского собралась уголовная компа­ния. Кроме самого хозяина и автомеханика Молоткова присутст­вуют Печкин, Тыква и Самородок. По форме главенствует Пузановский, по сути заправляет Печкин. Он минутами звероват, но без ярко выраженной блатной окраски в речи и повадках. Однако ухмылка выдает натуру хитрую, властную и жестокую.
– Это куда ж тебя повело? А, механик? – мрачно, с расстанов­кой спрашивает он Молоткова.
– Да, куда? – подхватывает Пузановский и подкрепляет фразу энергичным движением руки, в которой зажата надкушенная сосиска. Пузановский почти всегда жует.
Вскакивает Тыква.
– Уж ты падла!.. Себе кусок рвешь, да? В одиночку? – впадает Тыква в блатную истерику. – А знаешь, что за это бывает? – Трепеща от возбуждения, он выхватывает из кармана нож и поигрывает им.
Хотя Тыква наслаждается пока лишь воображаемой распра­вой, Молотков следит за ним неотрывно. И когда тот, пугая, делает выпад, в руках у автомеханика оказывается стул.
– Уйди, припадочный!
Пузановский перестает жевать. Ему нужен не мордобой, а воспитательное мероприятие в его, так сказать, коллективе.
– Леша… – просительно окликает он Печкина, которому картина потасовки доставляет некоторое удовольствие.
– Ладно, будя ножиком играть, – решает Печкин. – Хотя я лично Тыкву понимаю.
Пузановский вслед за Печкиным принимает суровый вид.
– Вот, Боря, до чего дошло! – укоряет он механика. – Мы тебе разрешили калымить по ремонту. Но если заказчик от тебя идет в милицию…
– Данилыч! Да постыдись! – возмущается Молотков. – Они разрешили! Да что бы вы без меня! Кто вам номера-то перебива­ет? Кто выучил машины из-под любой страховки брать? Кто вас вывез, когда задним ходом драпали? А Константина кто предос­тавил? – Автомеханик указывает на сидящего на отшибе Само­родка. – И теперь нож сулите?!
Настроение присутствующих смягчается: заслуги Молоткова несомненны.
– Говори, куда продал машину! – требует Печкин.
– Не продавал я ее. Есть по деталям, по железу незаменимый человек. И месяц назад привозит своего «жигуля», как есть в лепешку. Аж стонет и плачет: сделай. А делать там – сдуреешь! Ну и тут подвернулась эта бабенка с машиной. Марка та же, цвет тот же… Глядел-глядел, плюнул и пустил на замену!
– Спиваешься, механик! – припечатывает Печкин. – Раньше ты из любой лепешки обратно вещь слепил бы! Сядешь через водку.
– Ничего они не докажут! Ну был участковый, покрутился-покрутился, с тем и ушел.
– Он срока не тянул, он смелый! – язвит Тыква.
Самородок в своем углу поднимается и прокашливается.
– Будешь говорить? – спрашивает Пузановский. – Слушаем нашего Самородка.
Самородок, поглощенный своим «призванием», органически безнравствен. Всех присутствующих, за исключением Молоткова, он глубоко презирает.
– Я делаю все, что вам требуется, – жидким тенорком начина­ет он. – Печати, бланки, права, всякие дерьмовые справки – извольте. Но я работаю на четких условиях: вы субсидируете мои научные исследования…
Тыква насмешливо цокает языком.
– Да, мое изобретение мирового масштаба! – взвизгивает Самородок. – За мою универсальную антиржавчину мне простит­ся все! Я еще буду за вас ходатайства писать насчет амнистии! И я предупреждал: не втягивайте меня в ваши подробности. Меня это отвлекает. Я занятый человек, поймите наконец!.. Но должен заявить, что нахожу недопустимым обращение с Борисом Анатольичем. Это мастер , у него в пальцах больше ума, чем во всех ваших мозгах. Я протестую! – срывается он на фальцет и неожи­данно садится.
В наступившей паузе явственно слышна работа челюстей Пузановского.
– Слышь, Пузо, – ворчит Печкин, – хватит жрать одному.
– Разве я жру? – изумляется тот. – Жую по мелочи от нервов. Сейчас будем ужинать, но надо подвести итог.
– Чтоб меж собой никаких тайн, – говорит Печкин.
– Верно, Леша. С кем что случится – немедленно сообщать!
Компания вразброд одобряет резолюцию. Самородок пожима­ет плечами. Тыква придвигается к Печкину и шепчет:
– Я слыхал, того покупателя… который с юга… вроде водолазы ищут. Пузу сказать?
– Обожрется от нервов – лопнет. Да и нам-то с тобой что? Покупатель тогда просто не пришел… почему-то. Верно?
Тыква мечтательно улыбается, и Печкин отвечает ему мерзкой своей ухмылкой.

* * *
В комиссионном магазине радиотоваров Томин идет вдоль прилавка, рассматривая выставленную аппаратуру.
– О-о! – говорит он с непринужденностью толстосума. – Это у вас «Шарп» с индикаторной шкалой? И что, никто не берет?
– Только вчера поступил, – объясняет продавец.
– Если в порядке, возьму. Выпиши. А там никак «Грюндиг» с приемником? Я чувствую, куплю полмагазина! И мы с тобой все это будем красиво и долго заворачивать… – Понижает голос. – Найди мне еще парочку наушных – «Сони», «Акай», а?
Продавец уважительно склоняет голову.
– Вчера были и сразу проданы…
Забрав чеки, Томин направляется в помещение, где произво­дится прием на комиссию.
– Простите, вчера тоже вы работали? – спрашивает он очкас­того и надменного приемщика.
– Да, я, – величественно подтверждает он.

* * *
На допросе у Знаменского он утрачивает, однако, свою велича­вость…
Пал Палыч читает вслух написанное:
– «Гражданин, принесший вышеупомянутые магнитофоны, мне незнаком и ни на кого из моих друзей не ссылался». Просто некто с улицы?
– Товарищ следователь, к нам все приходят с улицы! И потом: я смотрю и оцениваю вещь. Человека я не замечаю, только его товар. Я товаровед.
– А своего брата заметите?
– Мой бедный брат умер в детстве.
– Зато двоюродный жив, имеет жену и двух дочерей. И здесь, в квитанции, они числятся у вас сдатчиками тех самых магнитофо­нов.
Чтобы избежать взгляда Пал Палыча, товаровед снимает и протирает очки, бормоча:
– Вы же знаете наше дурацкое правило: от одного человека не принимать двух одинаковых вещей… Потом нужно ждать, пока не продадут…
– А ему срочно требовались деньги, – договаривает Пал Палыч.
– Да, очень просил, и я вошел в бедственное положение…
– Записываем: вы взяли магнитофоны за наличные и оформи­ли их на своих родственников. Так?
– Нельзя ли добавить, что это из сочувствия… и поддавшись на уговоры.
– Смотря сколько он получил по сравнению с продажной ценой.
– Несколько меньше, конечно…
Знаменский ждет.
– Примерно, половину, – договаривает товаровед.
– И расстались взаимно довольные. И не было мысли, что скупаете краденое?
– Нет! Я бы никогда, никогда!.. Человек внушал абсолютное доверие!
– Немножко, значит, посмотрели на него?
– Немножко посмотрел…
– А если он еще раз наведается?
– Зачем? – вздрагивает товаровед.
– За тем же. Вы нас известите?
– Д-да… ах да, непременно! Теперь, когда я узнал… Немедлен­но!
Прямо-таки взрыв гражданского энтузиазма, – думает Пал Палыч, – но нет, такой вот старый лис помогать милиции не станет.

* * *
Пекле второго безуспешного визита к автомеханику Раиса подала заявление о пропаже «Жигулей» в милицию и теперь регулярно наведывается сюда, домогаясь результатов.
– Ну как? По-прежнему на точке замерзания? Все никаких доказательств? – агрессивно спрашивает она у молодого лейте­нанта.
– Объективных доказательств нет, но…
– Да куда же я свою машину дела? – перебивает Раиса. – Или я, по-вашему, сочиняю?!
– Вы послушайте, что я хотел сказать. Материал ваш на Пет­ровку ушел. Туда все нераскрытое сейчас затребовали насчет автомобильных дел. Вызовут вас, успокойтесь!
… И действительно, вызвали и выслушали – с некоторым недоумением.
– Странная история, – говорит Пал Палыч. – Если человек кормится частным ремонтом, зачем ему привлекать внимание милиции?
– Проще на улице угнать, чем у своего же клиента, – добавляет Томин.
– Я понимаю, нелогично, – нервничает Раиса. – И все-таки Молоткову точно известно, где мой «жигуль»! Голову даю на отсечение!
– А как вы к нему попали-то? – осведомляется Томин.
– У меня случилась авария. Когда я остановилась, подлетел какой-то тип, начал утешать. А я ужасно расстроилась, потому что в отпуск мы собирались… В общем, он понял, что у меня горит и всучил координаты этого подлеца автомеханика. Он, говорит, мою «Ниву» поднял буквально из руин и в рекордный срок!.. Наверно, из той же шайки. Если б я запомнила номер… – Она помолчала. – Неужели ничем невозможно помочь?.. Конечно, и расписки я не брала и свидетелей нет… Но хоть бы припугнуть! Он же трус, и вдруг его на Петровку – да он проговорился бы от страху! Он даже постороннего человека испугался, который толь­ко прикрикнул!
– А что за посторонний? – на всякий случай спрашивает Пал Палыч.
– Какой-то автовладелец. Застал нас у Молоткова, я была с подругой. – Раиса приостанавливается и хмурится, вспоминая. – А знаете, он вел себя странно… Совершенно ошалела с этой катавасией, все доходит задним числом! – И спешит рассказать: – Он услышал, из-за чего скандал, и скорей-скорей нас в машину и увез. Мы просили довезти до милиции, а он поехал куда-то на край света, обратно еле добрались!
– Вы не слишком подозрительны? – мягко спрашивает Пал Палыч.
– Да нет же! Он вовсе не посторонний, я уверена, он заодно с Молотковым! Здоровенный, толстый, как бегемот, – рессоры стонут. Лицо широкое, сплошные щеки. Какой-то нос, глазки – для порядка, остальное – щеки, загривок и шея… Никого не напоминает? – спрашивает она, сердясь.
– К сожалению, нет, – отвечает Томин.
– Что ж, не буду отнимать дорогого времени. – И Раиса выходит, не прощаясь.

* * *
Преданная Татьяна дожидалась подругу у ограды Петровки, тридцать восемь, и, негодуя, приняла рассказ Раисы о разговоре у следователя.
– В общем, остается самой найти машину и украсть обратно… – Раиса говорит пока просто так, с горькой усмешкой. – А интересно, за угон собственной машины судят?
– Показали бы мне гараж, где она стоит, я бы его зубами прогрызла! – ожесточенно гудит Татьяна. – За справедливость пусть хоть вешают!
В квартире у Раисы подруги продолжают за чаем обсуждать историю с пропажей машины.
– В жизни не было так тошно! Как будто всю истоптали и заплевали, – жалуется Раиса. – Ограбили, унизили! Этого Мо­лоткова, кажется, убила бы… Как мне этот «жигуль» достался! Ведь до сих пор в долгах!
– Я ли не знаю… – мрачно отзывается Татьяна.
– Нет, даже ты не знаешь… У меня были одни колготки! Я их стирать боялась!
Татьяна молча обнимает подругу.
– Не могу я смириться! – говорит Раиса ей в плечо. – Я должна что-то сделать, а то рехнусь!.. Слушай, ты помнишь, как мордатый гаркнул на механика? Ведь совершенно по-хозяйски! Если человек первый раз, он сначала зайдет, спросит. А он сразу въехал. И сам отпер ворота.
– Да, ты права…
– Да! Толстяк у них главный! И недаром они притворялись! Ты же не будешь ни с того ни с сего говорить мне «гражданка» и скрывать, что мы знакомы. Между ними что-то есть, что надо скрывать.
– Райка, ты к чему клонишь?
– Надо их выследить, Танюша. Всю шайку! И тепленькими выложить на Петровку!
– Да как?! С ума сошла!..
– У меня в голове уже план! – Раиса оживилась, загорелась. – Возьму машину у Кольки и еще у кого-нибудь на переменку, чтобы не примелькаться.
– Погоди… не увлекайся, – предостерегает Татьяна, сама уже увлеченная. – У милиции все же свои каналы, способы, а что ты…
– Татьяна, разъяренная женщина любого опера за пояс затк­нет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10