Вор вынимает из кейса подзорную трубу, наводит. Близко ви­дит, как Пузановский чистит апельсин.
– Ого! – говорит Раиса. – Вы недурно оснащены! Дайте посмотреть. – Она прилипает к трубе…
– Не возьму я машину в обработку! – злится механик. – Из-за той стервы участковый зачастил.
– Прикажешь обратно хозяину подарить? – негодует Тыква.
– Там как хотите, а я не могу!
– Выходит, мы с Тыквой задаром работали? – требовательно спрашивает Печкин у Пузановского, который уминает второй апельсин.
– Я эту машину у вас покупаю, – самодовольно предлагает Пузановский. – Идет?
– И куда денешь? – с любопытством спрашивает Печкин.
– Сожрет! – радуется Тыква.
– Поставлю в тихом месте, а там посмотрю, – скрытничает Пузановский.
Во время разговора они жестикулируют и оглядываются на машину, что подсказывает Раисе догадку:
– Глеб, наверно, они эту «Волгу» угнали!.. Теперь «бегемот» вынул деньги!..
– Это уже по моей части, – говорит вор. – Позвольте! – и решительно отбирает у нее трубу.
Он видит, как Пузановский отсчитывает Пчелкину и Тыкве по пачке купюр, а солидный остаток сует в карман.

* * *
Вечером Царапов дома. Он снимает ботинки, садится в кресло, вытягивает ноги. Берет сигарету, лезет за зажигалкой, вытаскива­ет из кармана смятый одуванчик. Нюхает, кидает в пепельницу. Невесело ему что-то.
В передней раздается слишком длинный звонок, затем шлепа­ющие шаги хозяйки и ее голос: «Кто там?.. А в чем дело?.. Сейчас открою, сейчас! Халат надену, минуточку…» Голос из недовольного становится испуганным.
Вору большего не надо, чтобы все понять. Мгновение – и ножка стула засунута в ручку двери, еще мгновение – надеты ботинки и погашен свет. Прихватив кейс, Царапов перекидывает ноги через подоконник. Путь для отступления был им предусмот­рен еще при найме комнаты: под окном относительно широкий карниз. Правда, внизу пять-шесть этажей пустоты, но вниз вор не смотрит. Распластавшись по стене – правая рука вытянута по движению, в левой кейс, – он осторожно, но достаточно быстро приближается к балкону соседней квартиры, о котором расспрашивал хозяйку.
Из коридора доносится: «Ваш жилец дома? Где его дверь?»
Но стука в дверь он уже не слышит, так как вышибает дверь балкона, затем дверь из квартиры на площадку, стремительно сбегает вниз по лестнице к наружным дверям, около которых ночуют две пустые детские коляски.
И вот из подъезда выходит молодой заботливый папаша, хоть и поздновато, но выкроивший время погулять с младенцем.
А у соседнего подъезда оперативная машина ждет «под пара­ми» с невыключенным мотором.
Вор с коляской скрывается за углом, достает из нее кейс – и нет его, сгинул…

* * *
Раиса читает в постели перед сном. Вдруг – кого принесло так поздно? – тренькает дверной звонок. Она встает отпереть: «Кто?» – И слышит: «Глеб».
– Что случилось? – спрашивает Раиса, открыв, и осматривает его изумленно. – У вас такой вид… как будто из дому выгнали.
– Напротив! – кривовато усмехается Царапов. – Очень стара­лись удержать. Но я все-таки ушел. И больше я в тот дом ни ногой… Извините, если разбудил.
– Нет, я не спала… – В глазах невысказанный вопрос: зачем он, собственно, явился?
– Я уезжаю. Хотелось проститься.
– Надолго?
– Скорей, надолго.
Раиса молчит. В обычное время она только корректно попро­щалась бы и пожелала счастливого пути. Но, застигнутая врасп­лох, не успевает скрыть огорчения, разочарования. Сама того не заметив, в нарушение своих жизненных принципов, она стала как бы несколько зависима от Царапова за последние дни. И вот стоит перед ним сейчас немного растерянная, немного растрепан­ная.
Вор достает зачем-то железнодорожный билет с плацкартой, показывает. Раиса машинально смотрит, возвращает.
– Поезд через час десять… – говорит вор.
– А как же я?.. Наши поиски?.. – невольно вырывается у Раисы.
– Самому обидно уезжать… Не доделал то, что собирался. Такой убыток… другу моему. Но что поделаешь!
Он уже берет свой кейс, медлит… И ставит его обратно.

* * *
В обычном для новых кварталов дворе – не дворе, а простран­стве между домами – стоит ряд машин.
Вдоль ряда идут Томин и Пузановский.
– Ты ж говорил, можно без документов, – пыхтит на ходу Пузановский.
– И не отказываюсь. Человек купил списанную железку. Доку­менты есть – тачки нет. Но вот без доверенности, дорогой, нельзя. Как он без доверенности в Ростов погонит?
– Ладно, договоримся – будет доверенность. В обмен, между прочим, на деньги.
– А я думал – в кредит! – Томин подталкивает Пузановского кулаком в бок и покатывается, дескать, остроумно пошутил. Тот одышливо похохатывает в ответ.
Они подходят к новенькой «Волге». (Той самой, что Пузановс­кий купил у своих компаньонов).
– Во, гляди! – хвалится Пузановский. – Экспортное исполне­ние, шипованная резина, все любоваться будут! – Он отпирает машину и приглашает Томина за руль, а сам садится с другой стороны и вставляет ключ зажигания. – Обрати внимание: па­нель, обивка.
И в этот миг взявшиеся буквально из-под земли люди в мили­цейской форме окружают «Волгу».
– Выйти из машины, предъявить документы! – командует старший по званию, капитан.
Томин выскакивает резво, Пузановский пыхтя и наливаясь страхом.
– Документы! – повторяют Томину. Он роется для виду по карманам, придумывая, как быть.
– Ничего с собой нету, – говорит он. – Да вы зря думаете, мы случайно сели, дверца была открыта, – это он кидает Пузановскому ориентир на первое время.
– Молчать! – обрывает капитан.
– Я его вообще не знаю, у него плохо с сердцем стало, – частит Томин и с этими словами вдруг рывком выдирается из рук придер­живавшего его милиционера и пускается наутек.
– Стой! Буду стрелять! – кричит капитан.
Томин начинает выписывать зигзаги, будто не замечая, что один из милиционеров бежит ему наперерез. Инспектор бросает­ся в сторону, и тут его сшибает с ног дюжий милиционер. Пока они катаются по земле – достаточно далеко от всех, – Томин спокойно говорит:
– Повозись со мной… Я инспектор угрозыска. Томин… Да не отпускай руку, балда, заломи… Ой!.. Позвони на Петровку следо­вателю Знаменскому. Только чтобы толстый не догадался. В отделение нас надо доставить порознь. Понял?.. Теперь пошуми на меня!
– Ты еще поговори тут! – подыгрывает милиционер. – А ну вставай! А ну пошли! – И, как положено, ведет беглеца назад с заломленной за спину рукой.

* * *
В той же одежде, что и при задержании, Томин торопливо подкрепляется в буфете Управления. Видит Кибрит, окликает:
– Зинаида, подсядь к арестованному!
– Шурик! О тебе страшные слухи, пойман с поличным, бежал из-под стражи… – смеется Кибрит.
– Пытался, – усмехается он и мнет плечо. – Мм… Крепкие есть ребята в отделениях.
– Я не пойму, это было запланировано?
– Что ты! Злодейская шутка судьбы! Участковый засек угнан­ную машину, отделение устроило засаду. А я работал с Пузановским под своей легендой. В итоге мы оба задержаны, и вся опера­ция накануне срыва.
– Ну что за непруха! – огорчается Кибрит.
– Пересеклись две случайности, – он опять трет руку. – Н-да, хороший парень… Слушай, в трудные минуты мы всегда мыслили коллективно. Пошли со мной к Пал Палычу, а?
Знаменский расхаживает по кабинету. Постучав, заглядывает Кибрит – один ли он – и входит вместе с Томиным.
– Допросил? – спрашивает Томин.
– Допросил… – кивает Пал Палыч. – Пузановский – солид­ный, уважаемый человек. Закружилась голова, ухватился за дверцу, она открылась, он сел в машину отдышаться. Вдруг явился незнакомый брюнет. Возможно, хотел обчистить карманы – недаром потом удирал. Все.
– Молодец! – удовлетворенно говорит Томин. – С лету понял подсказку! Трусил сильно?
– Больше возмущался: «Больного человека – на Петровку!» Пришлось намекнуть, что ты по приметам похож на одного бан­дита.
– Браво! Все гораздо лучше, чем я боялся!
– Да чего хорошего?! – взрывается Пал Палыч. – Мы оба в идиотском положении! Что, по-твоему, дальше?
– Отпускать за недоказанностью!
– Вас обоих?
– Если ты не решил меня упечь!
– А ты понимаешь, чем это пахнет?
– Ну… не впервой же, Паша, вывернусь.
– Пузановский его подозревает? – догадывается Кибрит.
– Не знаю, Зина. Этот трюк с побегом…
– Боюсь, именно это и растолкуют Пузановскому его прияте­ли!
– Побег я объясню, не беспокойтесь, – возражает Томин. – Хуже, что все у них до меня шло гладко, а со мной – сразу забрала милиция. Хоть тут я как раз ни сном ни духом, однако… немножко нехорошо.
– Словом, если Пузановского освобождать – тебя надо выво­дить из операции, – резюмирует Знаменский.
– И все труды кошке под хвост?! – взвивается Томин. – А новый человек будет начинать с нуля? Не пойдет!
– А как пойдет?
– Почему его не посадить, раз невыгодно отпускать? – вмеши­вается Кибрит.
– Рано, Зинаида, рано! Я даже не знаю полного состава шайки и кто делает документы!
– Посадить непросто, – возражает и Знаменский. – Это только кажется, что Пузановского взяли чуть не с поличным. На поверку доказательств – с гулькин нос.
– Но если Шурик предстанет в форме, с майорскими погона­ми… неужели он не дрогнет?
Знаменский пожимает плечами. Это, скорее, вопрос к Томину, он общался с Пузановским и точнее предскажет его реакцию.
– Дрогнет. Но не признается, – качает головой Томин. – Тяжесть улик, понимаешь, должна возрастать на килограмм живого веса… Паша, нам с Пузановским надо уйти отсюда в обнимку! Только сложились нужные отношения – и родная милиция вдарила под дых! – Томин страдает, как может страдать опера­тивный работник, у которого рухнула тщательно обдуманная операция. – Докажи ему, что я не ваш человек!
– Доказать не моту… – Знаменский снова начинает ходить.
– Можно показать на очной ставке, – подает голос Кибрит.
– Очная ставка? Про что?
– Какая разница, Пал Палыч? Придумай. В чем-нибудь да есть у них разногласия!
Знаменский останавливается, и они с Томиным некоторое время смотрят друг на друга.
– Хм, – произносит Знаменский.
– Хм, – откликается Томин.
Чувствуется, что обдумывают одну и ту же идею.
– Ну, Томин, держись! – говорит с веселой угрозой Пал Палыч и хлопает его по плечу…
И вот очная ставка. Пузановский заканчивает свои показания.
– Я принял валидол, сердце начало отпускать. И тут окружает милиция. Верите, чуть не начался второй приступ!
– Верю, верю, – говорит Знаменский. – Но давайте уточним: стало плохо рядом с машиной или на расстоянии?
– Знаете, в такой момент уже слабо воспринимаешь… как бы в тумане… Возможно, гражданин сам подвел меня и усадил… не могу утверждать.
– Понятно. Ну, теперь что вы скажете? – меняя тон, обраща­ется Пал Палыч к Томину.
– А что, начальник? Вижу – человек сомлел, а спереди маши­на открытая. Ну подвел – чего такого? Пускай, думаю, посидит, очухается.
– А сам за руль?! – беспощадно обличает Пал Палыч. – Тоже сомлел?
– Зачем, у меня здоровье приличное. Думал это… к врачу его отвезти, если будет загибаться.
– Вы не крутите! – Знаменский вскакивает, наклоняется через стол и трясет указательным пальцем перед носом Томина. – Имя-фамилию почему скрываете, а?
– Нну-у… ммм… – тянет Томин, и это по интонации близко к «сам толком не знаю».
– А почему от милиции побежал? – энергично напирает Знаменский.
– Да так… – мямлит Томин.
– Из-ви-ни-те! От милиции просто так не бегают! Молчите? По часам засекаю, сколько молчите! – Знаменский гневно бара­банит по циферблату на руке.
– Живот схватило! – тонким голосом выпаливает «додумав­шийся» Томин.
Завершая очную ставку, Пал Палыч говорит извиняющимся тоном:
– От ошибок мы не застрахованы, товарищ Пузановский. – Капитан с сотрудниками случайно проходил, вдруг видит – номер, который недавно объявлен в розыск. Шипованная резина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10