– удивленно пожал плечами Мазурин. – У меня в баре спиртного мало осталось, да и вообще, надо тебе хоть раз... начальству «поставить», тем более по такому подходящему поводу, как сегодня.
– Понял.
– Так что найди приличного коньячка и побыстрее возвращайся, я буду ждать. Закуски не надо – у меня есть лимоны, шпроты. Жена сегодня с собой даже хорошего сыра дала. Так что отпразднуем мы с тобой это дело как следует... Ну, давай!
И Котляров наконец скрылся за дверью...
* * *
Этой же ночью из Одессы в сторону западной границы на большой скорости мчался «Опель».
В салоне машины сидели два российских гражданина – Бондарович и Бобровский. Официально, по документам, они являлись советниками-консультантами по вопросам взаимодействия между правоохранительными органами Российской Федерации и Интерполом.
Неофициально они в багажнике под видом багажа, пользующегося дипломатической неприкосновенностью, везли два автомата, пистолеты и массу аппаратуры из разряда шпионско-диверсионной.
Официально они отправлялись на переговоры с Пражским и Мюнхенским отделениями Интерпола.
Неофициально они искали «Мерседес» с баварскими номерами, за рулем которого, как помогли установить белорусские пограничники, находился господин Карл Берхард, едущий со своей женой Хельгой. Цвет машины, которую они искали, – «серый металлик».
Официально они ехали транзитом из Москвы.
На самом деле в Одессе они оставили одно нераскрытое убийство и двух «арестантов» – Рябкину и Кварцева – в подвале дачи Самойленко.
Бондарович и Бобровский, получив «добро» из Москвы, направлялись теперь в Европу, чтобы наконец поставить точку в деле о продаже новорожденных детей на Запад.
В их успехе можно было не сомневаться.
Банда, как всегда, вел машину быстро, уверенно, даже не пытаясь сбрасывать скорость на поворотах.
Бобровский, привыкший к такому стилю вождения напарника, сидел спокойно, не нервничая, как это было во время их первой поездки.
– Сашка, я много думал, почему тебе так везет. И ты знаешь, по-моему, нашел ответ.
– И какой же?
– Ты – бешеный.
– Спасибо.
– Нет. Ты не понял.
– Что ж тут не понять, – улыбнулся Банда, – может, правда, контузии сказались.
– Нет. Просто ты «отмороженный».
– Еще лучше.
– Для тебя не существует понятия «нет».
– Да, если нельзя, но очень хочется, то можно. Так, кажется, это звучит?
– Вот-вот.
– А что, должно быть иначе?
– Нет. Я просто хотел сказать, – попытался более ясно выразить свою мысль Сергей, – что ты не только ничего не боишься...
– Боюсь...
– ...но, главное, у тебя нет правил игры. Ты их не изучал. Ты привык не нежиться, не расследовать дело, не распутывать клубок ниточка за ниточкой. Нет! Ты видишь перед собой врага – и тебе все ясно. Доказывать, что это враг, ты не собираешься ни себе, ни ему, ни другим.
– Это, наверное, все же плохо.
– Не знаю. С точки зрения презумпции невиновности – это плохо. Но с точки зрения эффективности твоей работы – это просто потрясающе.
– Понимаешь, Сергей, слишком много я, наверное, говна видел в этой жизни.
– Может быть. Но ты не следователь. Ты – боец.
– Наверное.
– Ты просто начинаешь воевать – и побеждаешь.
– И все-таки я боюсь.
– Чего?
– Ты будешь смеяться, Сергей.
– Нет, отчего же, – оживился Бобровский. – У каждого из нас есть свой страх. У каждого. И, честно говоря, даже интересно, чего же боится Банда?
– Смерти.
– Смерти? Вот уж не сказал бы!
– Правда... Ты знаешь, впервые в жизни у меня есть человек, который меня ждет...
– Девушка?
– Да.
– Красивая?
– Очень.
– В Москве?
– В Москве...
– Ну, девушка – это дело хорошее: Вот у меня нет девушки. Мать, отец есть, а любимую девушку пока еще не встретил.
– А я встретил. Мы собираемся пожениться.
– О, я поздравляю. Позовешь на свадьбу-то?
Банда ответил не сразу.
Пригнувшись к рулю, он несколько долгих минут гнал машину молча, напряженно всматриваясь в темноту. О чем он думал, понять по его невозмутимому лицу не было никакой возможности.
Наконец он произнес:
– Я боюсь не вернуться. Я боюсь, что больше ничего не будет. Понимаешь?
Он сказал это таким странным тоном, что Бобровский вздрогнул и, если бы мог, наверное; перекрестился бы. Но он не умел обращаться к Богу и поэтому ответил с каким-то даже раздражением в голосе, зло сплюнув под ноги:
– Тьфу, типун тебе на язык! О каких глупостях ты думаешь! Осталось всего ничего – тряхануть эту фирму, и домой. А ты?! Вот лучше ехал бы помедленнее, а то точно не вернемся, потому что даже туда не доедем с твоим лихачеством!
В салоне «Опеля» надолго установилось молчание, и только магнитола голосом солиста «Любэ» тихо напевала:
Ты все еще веришь в любовь,
Фильмами добрыми бредишь.
Ты все еще веришь в любовь
и надежду...
Из дома уходишь тайком,
Так же без спроса взрослеешь,
Ты все еще веришь в любовь!
Веришь...
Часть четвертая
В одиночку
I
Выйду ночью в поле с конем.
Ночкой темной тихо пойдем,
Мы пойдем с конем
по полю вдвоем.
Мы пойдем с конем по полю вдвоем.
Ночью в поле звезд – благодать.
В поле никого не видать.
Только мы с конем
по полю идем.
Только мы с конем по полю идем...
Когда «Опель» проехал очередной пост ГАИ и фары выхватили из темноты белый дорожный указатель с черной надписью на украинском «Хмельницкий», Банда свернул на обочину и остановился.
Начало шестого утра. За спиной – шестьсот километров. Если их расчет был верным, и Берхард двинулся этой дорогой, то его «Мерседес» должен быть где-то поблизости...
Банда потряс за плечо уснувшего Бобровского.
Сергей встрепенулся, спросонья испуганно тараща глаза.
– Что случилось? Приехали? Где мы?
– Просыпайся, брат, Хмельницкий.
Сергей протер глаза и, подняв спинку сиденья, устроился поудобнее.
– О-о-ох! – сладко зевнул он. – Сколько времени?
– Десять минут шестого.
– И где мы?
– Что, не проснулся еще? Я ж тебе говорю – славный город Хмельницкий.
– А чего мы стоим?
– Думаем.
– Правда? Ну-ну... Слушай, кофейку бы сейчас, а? – Бобровский покрутил головой, пытаясь прогнать сон, и опустил стекло со своей стороны, чтобы холодный осенний воздух влил в него хоть сколько-нибудь бодрости.
– Будет тебе и кофа, и какава с чаем... – задумчиво протянул Банда, цитируя любимую «Бриллиантовую руку», и вдруг решительно щелкнул кнопкой, включая в салоне машины свет. – Доставай, Сергей, атлас автодорог.
– Зачем?
– Посмотри-ка, сколько гостиниц в этом городе.
Некоторое время Сергей возился с картой, затем протянул ее Банде:
– На, сам смотри – здесь ничего не указано. Стоит значок, что в городе есть гостиницы, а где они и сколько их – одному Богу известно. Есть еще мотель в десяти километрах отсюда...
– Мотель?
– Да, на Львовском шоссе.
– Десять километров от города, говоришь?
– Ну.
– Отлично. Едем. Сейчас мы попьем кофе, если он только будет в этом мотеле...
Банда повернул ключ в замке зажигания и, выехав на трассу, тут же свернул на кольцевую дорогу. Он внимательно всматривался в дорожные указатели, чтобы не пропустить поворот на Львовское шоссе.
– Банда, а почему мы едем именно туда? И вообще, не лучше ли двигать без остановок прямо на Чоп? Если ты устал, давай сяду за руль, я же все-таки выспался.
– Не знаю, Сергей, может, я и ошибаюсь, но у меня такое чувство, что немец где-то здесь.
– С какой стати?
– Сам посуди – ребенка ему отдали в роддоме под утро. Допустим, что в восемь утра они уже выехали из Одессы. Если мы правильно угадали их намерение пересечь границу в Чопе, то мы едем по следу – вряд ли решился бы Берхард двигаться через Молдову и Приднестровье. Им про эти горячие точки все уши прожужжали, и он не стал бы рисковать ребенком.
– Допустим.
– Теперь давай считать. Шестьсот километров со средней скоростью пятьдесят километров в час...
– Ну, ты загнул! Чего же ему на его «мерее» так тащиться? Он бы куда быстрее шел...
– Быстрее бы не получилось. Во-первых, я не уверен, что по нашим дорогам ему с непривычки вообще бы захотелось более восьмидесяти разгоняться.
– Еще раз допустим, – сразу же согласился Бобровский.
– Во-вторых, ребенок слишком мал. Его нужно и кормить, и перепеленывать...
– Естественно.
– Ты когда-нибудь видел, как это делается?
– Ну, конечно...
– Значит, понимаешь, что на ходу они вряд ли могли бы это проделывать?
– В третий раз допустим.
– Получается, что до Хмельницкого они пилили двенадцать часов. То есть сюда они прибыли вчера примерно к восьми вечера. Пока нашли гостиницу, пока...
– А зачем им гостиница? Ты думаешь, что они собирались здесь ночевать?
– Сергей, если бы они хотели погубить ребенка, наверное, не останавливались бы. Но дать ребенку хотя бы ночь провести в тишине и покое – святое дело.
– Хорошо. Опять допустим. Что из этого следует?
– Что нам их надо ждать на выезде из Хмельницкого именно на Львовском шоссе. Лучше места, чем тот мотель за городом, который указан на карте, не найти. Мы сможем наблюдать за всеми машинами, выезжающими из города, и мимо нас они не проскочат.
Бобровский задумчиво покачал головой:
– Банда, все у тебя здорово получается. Но четыре допущения – это слишком, чтобы наш план выглядел хоть сколько-нибудь соответствующим реальности.
– Знаю, – бросил Банда, заруливая на стоянку у мотеля и разворачивая «Опель» в удобное для наблюдения положение. – Ты предлагаешь другой план?
– Нет. Я вообще не понимаю, как можно найти иголку в стоге сена.
– Тогда действуем по моему плану.
– Я же не против, – согласно кивнул Бобровский. – Я только уверен, что все наши усилия все равно останутся безрезультатными, вот и все.
– Так, выметайся быстро из машины, обойди стоянку на предмет нашего «Мерседеса» и, если его здесь нет, неси кофе и что-нибудь пожевать, а то есть охота – нет сил.
Через несколько минут Бобровский вернулся.
«Мерседесом» Берхарда на стоянке, как и следовало ожидать, даже не пахло, кофе в буфете мотеля оказался довольно жиденьким, а в хот-догах, им накупленных, основной составляющей была несвежая вчерашняя булочка, Но и этот завтрак ребятам показался королевским. Подкрепившись, Банда приказал Бобровскому внимательно следить за проезжающими по дороге машинами и, попросив разбудить его в восемь, если раньше ничего не произойдет, задремал. Ждать Берхарда дольше, чем до девяти, смысла ребята не видели...
* * *
Карл проснулся очень рано, часов в шесть, и, зябко поежившись, завел двигатель «Мерседеса» и побыстрее включил обогреватель.
Все же хорошо, что они остановились в этом городе с таким длинным названием – Хмельницкий.
Йогану и Хельге, конечно же, нужен отдых. Не так просто преодолевать большие расстояния, пусть даже и на «Мерседесе», по таким ужасным дорогам.
Они нашли в центре более-менее приличный отель и, заплатив за страшненький, но самый лучший, как уверял портье, номер умопомрачительные деньги, уложили Йогана на кровать. Хельга устроилась рядом, не сводя умильного взгляда с сына, а Карл отправился вниз, в машину, решив заночевать именно там.
Он не боялся, что ему будет мешать ребенок – Йоган был еще слишком мал и спал почти беспробудно. Даже получая бутылочку с соской и смешно почмокивая губами, он не раскрывал глаз, и его новые немецкие родители не знали еще их цвета. Карл решил провести ночь в машине, опасаясь за ее сохранность, – криминогенная обстановка в странах СНГ была Карлу хорошо известна, и провести ночь в машине было, пожалуй, совсем нелишне, если они хотели и дальше путешествовать на своем «Мерседесе».
Он потянулся, вышел из машины и несколько раз присел, разминая затекшие ноги.
Утро было довольно прохладное. Карл с удовольствием отметил, что стекла салона «Мерседеса» начали запотевать, значит, в машине стало тепло – маленького Йогана нужно было беречь от простуды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Понял.
– Так что найди приличного коньячка и побыстрее возвращайся, я буду ждать. Закуски не надо – у меня есть лимоны, шпроты. Жена сегодня с собой даже хорошего сыра дала. Так что отпразднуем мы с тобой это дело как следует... Ну, давай!
И Котляров наконец скрылся за дверью...
* * *
Этой же ночью из Одессы в сторону западной границы на большой скорости мчался «Опель».
В салоне машины сидели два российских гражданина – Бондарович и Бобровский. Официально, по документам, они являлись советниками-консультантами по вопросам взаимодействия между правоохранительными органами Российской Федерации и Интерполом.
Неофициально они в багажнике под видом багажа, пользующегося дипломатической неприкосновенностью, везли два автомата, пистолеты и массу аппаратуры из разряда шпионско-диверсионной.
Официально они отправлялись на переговоры с Пражским и Мюнхенским отделениями Интерпола.
Неофициально они искали «Мерседес» с баварскими номерами, за рулем которого, как помогли установить белорусские пограничники, находился господин Карл Берхард, едущий со своей женой Хельгой. Цвет машины, которую они искали, – «серый металлик».
Официально они ехали транзитом из Москвы.
На самом деле в Одессе они оставили одно нераскрытое убийство и двух «арестантов» – Рябкину и Кварцева – в подвале дачи Самойленко.
Бондарович и Бобровский, получив «добро» из Москвы, направлялись теперь в Европу, чтобы наконец поставить точку в деле о продаже новорожденных детей на Запад.
В их успехе можно было не сомневаться.
Банда, как всегда, вел машину быстро, уверенно, даже не пытаясь сбрасывать скорость на поворотах.
Бобровский, привыкший к такому стилю вождения напарника, сидел спокойно, не нервничая, как это было во время их первой поездки.
– Сашка, я много думал, почему тебе так везет. И ты знаешь, по-моему, нашел ответ.
– И какой же?
– Ты – бешеный.
– Спасибо.
– Нет. Ты не понял.
– Что ж тут не понять, – улыбнулся Банда, – может, правда, контузии сказались.
– Нет. Просто ты «отмороженный».
– Еще лучше.
– Для тебя не существует понятия «нет».
– Да, если нельзя, но очень хочется, то можно. Так, кажется, это звучит?
– Вот-вот.
– А что, должно быть иначе?
– Нет. Я просто хотел сказать, – попытался более ясно выразить свою мысль Сергей, – что ты не только ничего не боишься...
– Боюсь...
– ...но, главное, у тебя нет правил игры. Ты их не изучал. Ты привык не нежиться, не расследовать дело, не распутывать клубок ниточка за ниточкой. Нет! Ты видишь перед собой врага – и тебе все ясно. Доказывать, что это враг, ты не собираешься ни себе, ни ему, ни другим.
– Это, наверное, все же плохо.
– Не знаю. С точки зрения презумпции невиновности – это плохо. Но с точки зрения эффективности твоей работы – это просто потрясающе.
– Понимаешь, Сергей, слишком много я, наверное, говна видел в этой жизни.
– Может быть. Но ты не следователь. Ты – боец.
– Наверное.
– Ты просто начинаешь воевать – и побеждаешь.
– И все-таки я боюсь.
– Чего?
– Ты будешь смеяться, Сергей.
– Нет, отчего же, – оживился Бобровский. – У каждого из нас есть свой страх. У каждого. И, честно говоря, даже интересно, чего же боится Банда?
– Смерти.
– Смерти? Вот уж не сказал бы!
– Правда... Ты знаешь, впервые в жизни у меня есть человек, который меня ждет...
– Девушка?
– Да.
– Красивая?
– Очень.
– В Москве?
– В Москве...
– Ну, девушка – это дело хорошее: Вот у меня нет девушки. Мать, отец есть, а любимую девушку пока еще не встретил.
– А я встретил. Мы собираемся пожениться.
– О, я поздравляю. Позовешь на свадьбу-то?
Банда ответил не сразу.
Пригнувшись к рулю, он несколько долгих минут гнал машину молча, напряженно всматриваясь в темноту. О чем он думал, понять по его невозмутимому лицу не было никакой возможности.
Наконец он произнес:
– Я боюсь не вернуться. Я боюсь, что больше ничего не будет. Понимаешь?
Он сказал это таким странным тоном, что Бобровский вздрогнул и, если бы мог, наверное; перекрестился бы. Но он не умел обращаться к Богу и поэтому ответил с каким-то даже раздражением в голосе, зло сплюнув под ноги:
– Тьфу, типун тебе на язык! О каких глупостях ты думаешь! Осталось всего ничего – тряхануть эту фирму, и домой. А ты?! Вот лучше ехал бы помедленнее, а то точно не вернемся, потому что даже туда не доедем с твоим лихачеством!
В салоне «Опеля» надолго установилось молчание, и только магнитола голосом солиста «Любэ» тихо напевала:
Ты все еще веришь в любовь,
Фильмами добрыми бредишь.
Ты все еще веришь в любовь
и надежду...
Из дома уходишь тайком,
Так же без спроса взрослеешь,
Ты все еще веришь в любовь!
Веришь...
Часть четвертая
В одиночку
I
Выйду ночью в поле с конем.
Ночкой темной тихо пойдем,
Мы пойдем с конем
по полю вдвоем.
Мы пойдем с конем по полю вдвоем.
Ночью в поле звезд – благодать.
В поле никого не видать.
Только мы с конем
по полю идем.
Только мы с конем по полю идем...
Когда «Опель» проехал очередной пост ГАИ и фары выхватили из темноты белый дорожный указатель с черной надписью на украинском «Хмельницкий», Банда свернул на обочину и остановился.
Начало шестого утра. За спиной – шестьсот километров. Если их расчет был верным, и Берхард двинулся этой дорогой, то его «Мерседес» должен быть где-то поблизости...
Банда потряс за плечо уснувшего Бобровского.
Сергей встрепенулся, спросонья испуганно тараща глаза.
– Что случилось? Приехали? Где мы?
– Просыпайся, брат, Хмельницкий.
Сергей протер глаза и, подняв спинку сиденья, устроился поудобнее.
– О-о-ох! – сладко зевнул он. – Сколько времени?
– Десять минут шестого.
– И где мы?
– Что, не проснулся еще? Я ж тебе говорю – славный город Хмельницкий.
– А чего мы стоим?
– Думаем.
– Правда? Ну-ну... Слушай, кофейку бы сейчас, а? – Бобровский покрутил головой, пытаясь прогнать сон, и опустил стекло со своей стороны, чтобы холодный осенний воздух влил в него хоть сколько-нибудь бодрости.
– Будет тебе и кофа, и какава с чаем... – задумчиво протянул Банда, цитируя любимую «Бриллиантовую руку», и вдруг решительно щелкнул кнопкой, включая в салоне машины свет. – Доставай, Сергей, атлас автодорог.
– Зачем?
– Посмотри-ка, сколько гостиниц в этом городе.
Некоторое время Сергей возился с картой, затем протянул ее Банде:
– На, сам смотри – здесь ничего не указано. Стоит значок, что в городе есть гостиницы, а где они и сколько их – одному Богу известно. Есть еще мотель в десяти километрах отсюда...
– Мотель?
– Да, на Львовском шоссе.
– Десять километров от города, говоришь?
– Ну.
– Отлично. Едем. Сейчас мы попьем кофе, если он только будет в этом мотеле...
Банда повернул ключ в замке зажигания и, выехав на трассу, тут же свернул на кольцевую дорогу. Он внимательно всматривался в дорожные указатели, чтобы не пропустить поворот на Львовское шоссе.
– Банда, а почему мы едем именно туда? И вообще, не лучше ли двигать без остановок прямо на Чоп? Если ты устал, давай сяду за руль, я же все-таки выспался.
– Не знаю, Сергей, может, я и ошибаюсь, но у меня такое чувство, что немец где-то здесь.
– С какой стати?
– Сам посуди – ребенка ему отдали в роддоме под утро. Допустим, что в восемь утра они уже выехали из Одессы. Если мы правильно угадали их намерение пересечь границу в Чопе, то мы едем по следу – вряд ли решился бы Берхард двигаться через Молдову и Приднестровье. Им про эти горячие точки все уши прожужжали, и он не стал бы рисковать ребенком.
– Допустим.
– Теперь давай считать. Шестьсот километров со средней скоростью пятьдесят километров в час...
– Ну, ты загнул! Чего же ему на его «мерее» так тащиться? Он бы куда быстрее шел...
– Быстрее бы не получилось. Во-первых, я не уверен, что по нашим дорогам ему с непривычки вообще бы захотелось более восьмидесяти разгоняться.
– Еще раз допустим, – сразу же согласился Бобровский.
– Во-вторых, ребенок слишком мал. Его нужно и кормить, и перепеленывать...
– Естественно.
– Ты когда-нибудь видел, как это делается?
– Ну, конечно...
– Значит, понимаешь, что на ходу они вряд ли могли бы это проделывать?
– В третий раз допустим.
– Получается, что до Хмельницкого они пилили двенадцать часов. То есть сюда они прибыли вчера примерно к восьми вечера. Пока нашли гостиницу, пока...
– А зачем им гостиница? Ты думаешь, что они собирались здесь ночевать?
– Сергей, если бы они хотели погубить ребенка, наверное, не останавливались бы. Но дать ребенку хотя бы ночь провести в тишине и покое – святое дело.
– Хорошо. Опять допустим. Что из этого следует?
– Что нам их надо ждать на выезде из Хмельницкого именно на Львовском шоссе. Лучше места, чем тот мотель за городом, который указан на карте, не найти. Мы сможем наблюдать за всеми машинами, выезжающими из города, и мимо нас они не проскочат.
Бобровский задумчиво покачал головой:
– Банда, все у тебя здорово получается. Но четыре допущения – это слишком, чтобы наш план выглядел хоть сколько-нибудь соответствующим реальности.
– Знаю, – бросил Банда, заруливая на стоянку у мотеля и разворачивая «Опель» в удобное для наблюдения положение. – Ты предлагаешь другой план?
– Нет. Я вообще не понимаю, как можно найти иголку в стоге сена.
– Тогда действуем по моему плану.
– Я же не против, – согласно кивнул Бобровский. – Я только уверен, что все наши усилия все равно останутся безрезультатными, вот и все.
– Так, выметайся быстро из машины, обойди стоянку на предмет нашего «Мерседеса» и, если его здесь нет, неси кофе и что-нибудь пожевать, а то есть охота – нет сил.
Через несколько минут Бобровский вернулся.
«Мерседесом» Берхарда на стоянке, как и следовало ожидать, даже не пахло, кофе в буфете мотеля оказался довольно жиденьким, а в хот-догах, им накупленных, основной составляющей была несвежая вчерашняя булочка, Но и этот завтрак ребятам показался королевским. Подкрепившись, Банда приказал Бобровскому внимательно следить за проезжающими по дороге машинами и, попросив разбудить его в восемь, если раньше ничего не произойдет, задремал. Ждать Берхарда дольше, чем до девяти, смысла ребята не видели...
* * *
Карл проснулся очень рано, часов в шесть, и, зябко поежившись, завел двигатель «Мерседеса» и побыстрее включил обогреватель.
Все же хорошо, что они остановились в этом городе с таким длинным названием – Хмельницкий.
Йогану и Хельге, конечно же, нужен отдых. Не так просто преодолевать большие расстояния, пусть даже и на «Мерседесе», по таким ужасным дорогам.
Они нашли в центре более-менее приличный отель и, заплатив за страшненький, но самый лучший, как уверял портье, номер умопомрачительные деньги, уложили Йогана на кровать. Хельга устроилась рядом, не сводя умильного взгляда с сына, а Карл отправился вниз, в машину, решив заночевать именно там.
Он не боялся, что ему будет мешать ребенок – Йоган был еще слишком мал и спал почти беспробудно. Даже получая бутылочку с соской и смешно почмокивая губами, он не раскрывал глаз, и его новые немецкие родители не знали еще их цвета. Карл решил провести ночь в машине, опасаясь за ее сохранность, – криминогенная обстановка в странах СНГ была Карлу хорошо известна, и провести ночь в машине было, пожалуй, совсем нелишне, если они хотели и дальше путешествовать на своем «Мерседесе».
Он потянулся, вышел из машины и несколько раз присел, разминая затекшие ноги.
Утро было довольно прохладное. Карл с удовольствием отметил, что стекла салона «Мерседеса» начали запотевать, значит, в машине стало тепло – маленького Йогана нужно было беречь от простуды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38