., это была Ронни. – Бобо засунул руки поглубже в карманы брюк. Грем подозревал, что он крепко сжимает их в кулаки, пытаясь преодолеть безумное желание закричать, заплакать и затрястись от ужаса пережитого. – Это длилось несколько секунд, но мне этого хватило.
– Вы не должны… – Грем не успел договорить.
– Нет, я хочу. Да, Грем, я сам хочу рассказать об этом.
Разве не для этого я здесь? Я увидел ее похороненной, я увидел Ронни лежащей в гробу; какие-то омерзительные твари поедали ее: крысы, огромные белые черви, похожие на змей. Они откусывали от нее куски. Но она еще не была мертва, и она кричала. Она кричала изо всех сил, Грем. И так продолжалось до тех пор, пока она не умерла, – лицо Бобо искривилось. – И сейчас я расскажу вам, что я понял, когда шел в вестибюль звонить по телефону после этого ужасного видения. Я понял, что просто заглянул в глубину собственного сознания. Понимаете? Понимаете, что я хочу сказать?
Часть меня хотела, чтобы Ронни умерла этой ночью, Грем.
Часть меня устала ухаживать и опекать ее. Поэтому я уложил ее в гроб, Грем, и глубоко закопал в землю. Но она еще была жива, и потому она так кричала оттуда.
Грем попытался было произнести что-то успокаивающее, но Бобо остановил его движением руки:
– Не нужно. Вы просто не знаете остального. Ронни заснула той ночью, и представляете, что ей приснилось? Как вы думаете, что ей приснилось этой ночью? Видение хлынуло из сознания на экран, вернее, на то, что осталось от экрана, и оттуда влилось прямо в ее сознание. И это чуть не убило Ронни, потому что она знала, она знала, откуда пришла к ней эта страшная пытка. Она никогда не говорила, но знала.
И это почти убило ее, Грем. Когда я вернулся домой, она лежала на полу без сознания. Такая горячая, словно провела все это время в какой-то чертовой пустыне. Температура, наверное, приближалась к сорока. Она практически умерла той ночью. И если бы она умерла, то это произошло бы потому, что я убил ее.
– Нет, – ответил Грем, но он знал: то, что сказал Бобо, по крайней мере наполовину было правдой. И Ронни знала это, раз Бобо больше не живет вместе с ней. Между ними встал Гидеон Винтер с его дьявольской способностью проникать в самую суть неопределенных человеческих отношений.
8
– Знаете, – сообщила Сара своему новому напарнику, – у меня странное ощущение.
– У меня это странное ощущение длится недели полторы, – ответил Юлик Бирн. – Я с трудом ем.
– Бедняга. Ирландец, который не может есть. Для вас это должно быть пыткой.
– У меня такое впечатление, что мои внутренности просто усохли. Так что там за идея у вас возникла, если более точно выразить то, что вы хотели сказать?
Юлик расхаживал по редакции. Он отпустил секретаршу на час раньше, и теперь они с Сарой сидели в задней комнате, где хранились микропленки. Кроме них в редакции никого не было. «Биксби» лежал перед ними на длинном столе, открытый на разделе «Убийства».
– Вы обратили внимание на даты всех этих историй?
Примерно каждые тридцать лет в Хэмпстеде происходят ужасные вещи. Я думаю, что «Телпро» – это просто одна из составляющих какого-то процесса.
– Но мы знаем, что сейчас «Телпро» действительно стоит за всем происшедшим, – раздраженно сказал Юлик. – Я звоню к Ходжесу по пять раз на день, и единственное, что мне сообщает его китайская домоправительница, это что он все еще на конференции. Они что-то затевают. Мы к тому же получили снимок Лео Фрайдгуда.
– Стоит ли «Телпро» за убийством Стоуни Фрайдгуд?
Можем ли мы так сказать, Юлик?
– Нет. Думаю, что все-таки не можем.
– Ну а остальные смерти…
– Все смерти восемнадцатого мая – безусловно. Все смерти детей – да. Но я не уверен, что мы можем обвинять старую добрую «Телпро» в убийствах, начавшихся в начале лета.
– А я думаю, что можем. В любом случае я уверена в одном: все эти неприятности как-то связаны. Без сомнения.
Все они – отдельные части какого-то неизвестного процесса. Я думаю, что дело Лео Фрайдгуда связано с теми делами, Бейтса Крелла и Принца Грина. Джон Сэйр тоже считал, что обе эти фамилии связаны. Я уверена, что рассказывала старому Биксби о том, что видела эти имена в блокноте Сэйра, и потому он поместил их в эту колонку.
– Я не понимаю, куда вы клоните.
– Да я и сама не совсем еще понимаю, Юлик. Быть может, нам нужно еще немного поработать.
– Я всегда рад, Сара. Вас вообще можно поздравить: вы раскопали серию похожих убийств в двадцатые годы. Но тогда пропадает Бейтс Крелл. Убийства прекращаются. В тысяча девятьсот восьмидесятом пропадает Лео Фрайдгуд. Но ведь убийства продолжаются? Мы не знаем, когда точно исчез Фрайдгуд. Вы думаете, что Лео убил жену?
– Мы знаем, что нет. Он весь день находился на «Вудвилл Солвент».
– Точно. Видимо, мой мозг ссохся так же, как и внутренности.
– Единственное, что я могу сказать, это то, что у меня появилась такая мысль: все, что происходит здесь сейчас, связано с тем, что случилось тогда, в прошлом. И если действительно каждые тридцать лет все повторяется, то нам нужно повнимательнее присмотреться к предыдущим оборотам колеса. Нам особенно нечего делать с тысяча девятьсот пятьдесят вторым годом. Застрелился человек, вот и все. Но этот случай заставляет меня повнимательнее приглядеться к прошлому.
– Я все еще не понимаю. Как это нам поможет прижать «Телпро»?
– Я думаю, что, возможно, это и не поможет. Но мы сможем увидеть, насколько верно вписывается «Телпро» в общую картину. Я думаю, что эта картина, этот узор существовал задолго до того, как «Телпро» вообще появилась на свет.
Юлик пожал плечами.
– Жаль, что мы не можем обратиться прямо к Бейтсу Креллу или к Робертсону Грину, надеясь уговорить их рассказать нам нечто удивительное.
– Да, – улыбнулась Сара. Юлик понял, что он попал в точку. – Мы не можем обратиться к ним. Но мы можем посмотреть, где они жили. Мы можем взглянуть на их дома.
Кто знает, Юлик? Быть может, мы что-то и узнаем.
– А вы уже небось раздобыли адреса?
– Конечно. Они печатались в «Газете».
– Так вы хотите осмотреть их дома? Это лучше делать со мной.
– А может, – Сара наклонила голову, – я хочу попросить одного молодого подающего надежды юриста съездить сначала самому, посмотреть, живет ли кто-то сейчас в этих домах, и проверить, существуют ли они вообще.
***
Сара задумалась над одной из самых загадочных страниц «Биксби», в то время как Бирн обследовал кварталы Таун-холла. Рассказывала ли она старику о том, что видела эти имена в офисе Сэйра? У нее не было для этого никаких причин. Сара припомнила, как спрашивала тогдашнего редактора, толстого весельчака Фила Хаксли, об этих фамилиях; редактор уверил ее тогда, что в этом нет ничего серьезного.
Может быть, Биксби слышал этот разговор? Наборщик всегда казался мрачным, хмурым, и был таким худым, что внешне чем-то напоминал старую гончую. Его едва замечали даже тогда, когда, уйдя на пенсию, он продолжал приходить и работать над каталогом. Сара не могла припомнить больше пяти или шести разговоров с ним, несмотря на то что они проработали вместе примерно пятнадцать лет. И только один из них она могла довольно точно восстановить в памяти, и то потому, что наборщик сказал тогда довольно странную вещь. Он вышел из комнаты в коридор на пятиминутный перекур; Сара в это время обсуждала с Хаксли муниципальный совет и его полное равнодушие к вопросам расширения и развития Пост-роад и Риверфронт-авеню: в то время эти улицы были еще очень далеки от того, что они представляют собой сегодня: соседствующие друг с другом освещенные кафетерии, химчистки, супермаркеты, бары и книжные магазины, украшенные яркой неоновой рекламой.
– Ну, а вы что думаете по этому поводу, Биксби? – поинтересовался Хаксли с немного снисходительной усмешкой.
– Я думаю, что это не имеет никакого значения, – спокойно ответил Биксби; брови редактора поднялись: «Смотри-ка, что этот старый янки себе позволяет»; Биксби обращался, скорее, к Cape:
– Нет разницы. Ничто не может спасти этот город.
– Спасти? – спросил Хаксли.
– Ничто, – настаивал Биксби, – Хэмпстед всегда будет разлагаться, как корзина с гнилыми устрицами. И от этих дорог никакого толку не будет. Но, похоже, что никто действительно ничего не замечает. Загляните в историю, мистер Хаксли. И вы поймете.
– Я не совсем понимаю, чем вы так обеспокоены, Биксби, – редактор еле удерживался от того, чтобы не расхохотаться.
– Я думаю, что вы не понимаете очень многого, – Биксби повернулся к нему:
– Вы не знаете истории, мистер Хаксли.
Брови редактора поднялись на этот раз уже в раздражении.
Биксби не уволили лишь потому, что все решили, что он немного сумасшедший. А ведь он упоминал имя Бейтса Крелла. Сара уселась прямо на стол, в памяти у нее всплывал разговор более чем двадцатипятилетней давности.
– Могу поспорить, что вы никогда, мистер Хаксли, не слышали имени Бейтса Крелла. У него были черные крылья, мистер Хаксли, – на лице Биксби появилось кривое подобие улыбки. – Вы вспомните меня, мистер Хаксли, если когда-нибудь опять в Хэмпстеде наступит еще одно Черное Лето.
– Черное Лето? – Хаксли растерялся. – Черные крылья?
Господи, Биксби, извините, что я вас спросил.
Биксби пожал плечами, стряхнул пепел с сигареты и вновь занялся работой.
Черное лето. Черные крылья.
И было ведь еще что-то.., двадцать пять лет назад Биксби сказал еще что-то, что ускользало сегодня от Сары. Что-то о Бейтсе Крелле, она уверена.., что-то о его доме?
Точно! Вот почему она припомнила этот разговор – связующее звено между тем днем в редакции и тем, чем сейчас занимается Юлик Бирн в Таун-холле.
Когда через полчаса появился Юлик, Сара уже твердо знала, что она должна делать.
– Я все выяснил, хотя это и заняло вдвое больше времени, чем я рассчитывал. – Он опустился в кресло с другой стороны стола. – С домом Грина все просто. В нем постоянно жили на протяжении ста, а то и более лет. Сейчас в нем живет человек по имени Джон Скулли. Он занимает его вот уже двадцать лет. Он издатель в Нью-Йорке. Не знаю, Сара, но мне кажется, что мы почерпнем немного сведений о Принце Грине, если обследуем дом этого Скулли.
– Согласна, но что со вторым?
– Вот он-то и занял у меня столько времени. Эти места на Пур-Фокс-роад – знаете, маленькая улочка, что огибает территорию Академии – и вся недвижимость на ней принадлежала когда-то школе? Эти дома сохранялись для учителей и пансионеров. Но насколько мне удалось выяснить, с тех пор, как исчез Крелл, этот дом никем не занимался. Он был продан городу в уплату налогов, но, похоже, что просто не нашлось никого, кто хотел бы приобрести его. Последние пятьдесят лет этот дом – собственность города. По каким-то неизвестным причинам это единственное здание на улице, которое никогда не принадлежало школе.
– Я хочу отправиться туда.
– В пустующее пятьдесят лет здание? Довольно решительное начало. Вы когда-нибудь видели эти места на Пур-Фокс-роад?
– Дом Бейтса Крелла. Разве можно пропустить это? – Сара не слушала Юлика.
– Ну, раз вы действительно хотите отправиться туда, Сара. – Он встал. – Я взял вас с собой в Нью-Йорк и уж конечно возьму и на Пур-Фокс-роад.
– А по пути я расскажу вам об одном разговоре, который я припомнила.
9
– Где-то здесь почтальон нашел тело садовника Бобби Фрица, – произнес Юлик, когда они медленно ехали по Пур-Фокс-роад. – Оно лежало в этих кустах.
– Да, с этими сумасшедшими стихами, засунутыми в грудную клетку, – сказала Сара. – Знаете, почти всю свою жизнь я прожила в Хэмпстеде, но в этих местах я впервые.
Она внимательно разглядывала густую зеленую поросль у дороги. Позади кустарников и высоких деревьев виднелся высокий покосившийся забор из металлической сетки. С другой стороны забора лежали лужайки Гринбанкской академии.
– Думаю, что не вы одна. Эти места отпугивают сами по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Вы не должны… – Грем не успел договорить.
– Нет, я хочу. Да, Грем, я сам хочу рассказать об этом.
Разве не для этого я здесь? Я увидел ее похороненной, я увидел Ронни лежащей в гробу; какие-то омерзительные твари поедали ее: крысы, огромные белые черви, похожие на змей. Они откусывали от нее куски. Но она еще не была мертва, и она кричала. Она кричала изо всех сил, Грем. И так продолжалось до тех пор, пока она не умерла, – лицо Бобо искривилось. – И сейчас я расскажу вам, что я понял, когда шел в вестибюль звонить по телефону после этого ужасного видения. Я понял, что просто заглянул в глубину собственного сознания. Понимаете? Понимаете, что я хочу сказать?
Часть меня хотела, чтобы Ронни умерла этой ночью, Грем.
Часть меня устала ухаживать и опекать ее. Поэтому я уложил ее в гроб, Грем, и глубоко закопал в землю. Но она еще была жива, и потому она так кричала оттуда.
Грем попытался было произнести что-то успокаивающее, но Бобо остановил его движением руки:
– Не нужно. Вы просто не знаете остального. Ронни заснула той ночью, и представляете, что ей приснилось? Как вы думаете, что ей приснилось этой ночью? Видение хлынуло из сознания на экран, вернее, на то, что осталось от экрана, и оттуда влилось прямо в ее сознание. И это чуть не убило Ронни, потому что она знала, она знала, откуда пришла к ней эта страшная пытка. Она никогда не говорила, но знала.
И это почти убило ее, Грем. Когда я вернулся домой, она лежала на полу без сознания. Такая горячая, словно провела все это время в какой-то чертовой пустыне. Температура, наверное, приближалась к сорока. Она практически умерла той ночью. И если бы она умерла, то это произошло бы потому, что я убил ее.
– Нет, – ответил Грем, но он знал: то, что сказал Бобо, по крайней мере наполовину было правдой. И Ронни знала это, раз Бобо больше не живет вместе с ней. Между ними встал Гидеон Винтер с его дьявольской способностью проникать в самую суть неопределенных человеческих отношений.
8
– Знаете, – сообщила Сара своему новому напарнику, – у меня странное ощущение.
– У меня это странное ощущение длится недели полторы, – ответил Юлик Бирн. – Я с трудом ем.
– Бедняга. Ирландец, который не может есть. Для вас это должно быть пыткой.
– У меня такое впечатление, что мои внутренности просто усохли. Так что там за идея у вас возникла, если более точно выразить то, что вы хотели сказать?
Юлик расхаживал по редакции. Он отпустил секретаршу на час раньше, и теперь они с Сарой сидели в задней комнате, где хранились микропленки. Кроме них в редакции никого не было. «Биксби» лежал перед ними на длинном столе, открытый на разделе «Убийства».
– Вы обратили внимание на даты всех этих историй?
Примерно каждые тридцать лет в Хэмпстеде происходят ужасные вещи. Я думаю, что «Телпро» – это просто одна из составляющих какого-то процесса.
– Но мы знаем, что сейчас «Телпро» действительно стоит за всем происшедшим, – раздраженно сказал Юлик. – Я звоню к Ходжесу по пять раз на день, и единственное, что мне сообщает его китайская домоправительница, это что он все еще на конференции. Они что-то затевают. Мы к тому же получили снимок Лео Фрайдгуда.
– Стоит ли «Телпро» за убийством Стоуни Фрайдгуд?
Можем ли мы так сказать, Юлик?
– Нет. Думаю, что все-таки не можем.
– Ну а остальные смерти…
– Все смерти восемнадцатого мая – безусловно. Все смерти детей – да. Но я не уверен, что мы можем обвинять старую добрую «Телпро» в убийствах, начавшихся в начале лета.
– А я думаю, что можем. В любом случае я уверена в одном: все эти неприятности как-то связаны. Без сомнения.
Все они – отдельные части какого-то неизвестного процесса. Я думаю, что дело Лео Фрайдгуда связано с теми делами, Бейтса Крелла и Принца Грина. Джон Сэйр тоже считал, что обе эти фамилии связаны. Я уверена, что рассказывала старому Биксби о том, что видела эти имена в блокноте Сэйра, и потому он поместил их в эту колонку.
– Я не понимаю, куда вы клоните.
– Да я и сама не совсем еще понимаю, Юлик. Быть может, нам нужно еще немного поработать.
– Я всегда рад, Сара. Вас вообще можно поздравить: вы раскопали серию похожих убийств в двадцатые годы. Но тогда пропадает Бейтс Крелл. Убийства прекращаются. В тысяча девятьсот восьмидесятом пропадает Лео Фрайдгуд. Но ведь убийства продолжаются? Мы не знаем, когда точно исчез Фрайдгуд. Вы думаете, что Лео убил жену?
– Мы знаем, что нет. Он весь день находился на «Вудвилл Солвент».
– Точно. Видимо, мой мозг ссохся так же, как и внутренности.
– Единственное, что я могу сказать, это то, что у меня появилась такая мысль: все, что происходит здесь сейчас, связано с тем, что случилось тогда, в прошлом. И если действительно каждые тридцать лет все повторяется, то нам нужно повнимательнее присмотреться к предыдущим оборотам колеса. Нам особенно нечего делать с тысяча девятьсот пятьдесят вторым годом. Застрелился человек, вот и все. Но этот случай заставляет меня повнимательнее приглядеться к прошлому.
– Я все еще не понимаю. Как это нам поможет прижать «Телпро»?
– Я думаю, что, возможно, это и не поможет. Но мы сможем увидеть, насколько верно вписывается «Телпро» в общую картину. Я думаю, что эта картина, этот узор существовал задолго до того, как «Телпро» вообще появилась на свет.
Юлик пожал плечами.
– Жаль, что мы не можем обратиться прямо к Бейтсу Креллу или к Робертсону Грину, надеясь уговорить их рассказать нам нечто удивительное.
– Да, – улыбнулась Сара. Юлик понял, что он попал в точку. – Мы не можем обратиться к ним. Но мы можем посмотреть, где они жили. Мы можем взглянуть на их дома.
Кто знает, Юлик? Быть может, мы что-то и узнаем.
– А вы уже небось раздобыли адреса?
– Конечно. Они печатались в «Газете».
– Так вы хотите осмотреть их дома? Это лучше делать со мной.
– А может, – Сара наклонила голову, – я хочу попросить одного молодого подающего надежды юриста съездить сначала самому, посмотреть, живет ли кто-то сейчас в этих домах, и проверить, существуют ли они вообще.
***
Сара задумалась над одной из самых загадочных страниц «Биксби», в то время как Бирн обследовал кварталы Таун-холла. Рассказывала ли она старику о том, что видела эти имена в офисе Сэйра? У нее не было для этого никаких причин. Сара припомнила, как спрашивала тогдашнего редактора, толстого весельчака Фила Хаксли, об этих фамилиях; редактор уверил ее тогда, что в этом нет ничего серьезного.
Может быть, Биксби слышал этот разговор? Наборщик всегда казался мрачным, хмурым, и был таким худым, что внешне чем-то напоминал старую гончую. Его едва замечали даже тогда, когда, уйдя на пенсию, он продолжал приходить и работать над каталогом. Сара не могла припомнить больше пяти или шести разговоров с ним, несмотря на то что они проработали вместе примерно пятнадцать лет. И только один из них она могла довольно точно восстановить в памяти, и то потому, что наборщик сказал тогда довольно странную вещь. Он вышел из комнаты в коридор на пятиминутный перекур; Сара в это время обсуждала с Хаксли муниципальный совет и его полное равнодушие к вопросам расширения и развития Пост-роад и Риверфронт-авеню: в то время эти улицы были еще очень далеки от того, что они представляют собой сегодня: соседствующие друг с другом освещенные кафетерии, химчистки, супермаркеты, бары и книжные магазины, украшенные яркой неоновой рекламой.
– Ну, а вы что думаете по этому поводу, Биксби? – поинтересовался Хаксли с немного снисходительной усмешкой.
– Я думаю, что это не имеет никакого значения, – спокойно ответил Биксби; брови редактора поднялись: «Смотри-ка, что этот старый янки себе позволяет»; Биксби обращался, скорее, к Cape:
– Нет разницы. Ничто не может спасти этот город.
– Спасти? – спросил Хаксли.
– Ничто, – настаивал Биксби, – Хэмпстед всегда будет разлагаться, как корзина с гнилыми устрицами. И от этих дорог никакого толку не будет. Но, похоже, что никто действительно ничего не замечает. Загляните в историю, мистер Хаксли. И вы поймете.
– Я не совсем понимаю, чем вы так обеспокоены, Биксби, – редактор еле удерживался от того, чтобы не расхохотаться.
– Я думаю, что вы не понимаете очень многого, – Биксби повернулся к нему:
– Вы не знаете истории, мистер Хаксли.
Брови редактора поднялись на этот раз уже в раздражении.
Биксби не уволили лишь потому, что все решили, что он немного сумасшедший. А ведь он упоминал имя Бейтса Крелла. Сара уселась прямо на стол, в памяти у нее всплывал разговор более чем двадцатипятилетней давности.
– Могу поспорить, что вы никогда, мистер Хаксли, не слышали имени Бейтса Крелла. У него были черные крылья, мистер Хаксли, – на лице Биксби появилось кривое подобие улыбки. – Вы вспомните меня, мистер Хаксли, если когда-нибудь опять в Хэмпстеде наступит еще одно Черное Лето.
– Черное Лето? – Хаксли растерялся. – Черные крылья?
Господи, Биксби, извините, что я вас спросил.
Биксби пожал плечами, стряхнул пепел с сигареты и вновь занялся работой.
Черное лето. Черные крылья.
И было ведь еще что-то.., двадцать пять лет назад Биксби сказал еще что-то, что ускользало сегодня от Сары. Что-то о Бейтсе Крелле, она уверена.., что-то о его доме?
Точно! Вот почему она припомнила этот разговор – связующее звено между тем днем в редакции и тем, чем сейчас занимается Юлик Бирн в Таун-холле.
Когда через полчаса появился Юлик, Сара уже твердо знала, что она должна делать.
– Я все выяснил, хотя это и заняло вдвое больше времени, чем я рассчитывал. – Он опустился в кресло с другой стороны стола. – С домом Грина все просто. В нем постоянно жили на протяжении ста, а то и более лет. Сейчас в нем живет человек по имени Джон Скулли. Он занимает его вот уже двадцать лет. Он издатель в Нью-Йорке. Не знаю, Сара, но мне кажется, что мы почерпнем немного сведений о Принце Грине, если обследуем дом этого Скулли.
– Согласна, но что со вторым?
– Вот он-то и занял у меня столько времени. Эти места на Пур-Фокс-роад – знаете, маленькая улочка, что огибает территорию Академии – и вся недвижимость на ней принадлежала когда-то школе? Эти дома сохранялись для учителей и пансионеров. Но насколько мне удалось выяснить, с тех пор, как исчез Крелл, этот дом никем не занимался. Он был продан городу в уплату налогов, но, похоже, что просто не нашлось никого, кто хотел бы приобрести его. Последние пятьдесят лет этот дом – собственность города. По каким-то неизвестным причинам это единственное здание на улице, которое никогда не принадлежало школе.
– Я хочу отправиться туда.
– В пустующее пятьдесят лет здание? Довольно решительное начало. Вы когда-нибудь видели эти места на Пур-Фокс-роад?
– Дом Бейтса Крелла. Разве можно пропустить это? – Сара не слушала Юлика.
– Ну, раз вы действительно хотите отправиться туда, Сара. – Он встал. – Я взял вас с собой в Нью-Йорк и уж конечно возьму и на Пур-Фокс-роад.
– А по пути я расскажу вам об одном разговоре, который я припомнила.
9
– Где-то здесь почтальон нашел тело садовника Бобби Фрица, – произнес Юлик, когда они медленно ехали по Пур-Фокс-роад. – Оно лежало в этих кустах.
– Да, с этими сумасшедшими стихами, засунутыми в грудную клетку, – сказала Сара. – Знаете, почти всю свою жизнь я прожила в Хэмпстеде, но в этих местах я впервые.
Она внимательно разглядывала густую зеленую поросль у дороги. Позади кустарников и высоких деревьев виднелся высокий покосившийся забор из металлической сетки. С другой стороны забора лежали лужайки Гринбанкской академии.
– Думаю, что не вы одна. Эти места отпугивают сами по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38