А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Как мошенничество. Должен поставить вас в известность, что кроме мер гражданского порядка против вас возможно применение мер уголовного преследования.
Я ведь это предчувствовал. Независимо от того, кто вы, сколько дипломов висит у вас на стене, при словах «меры уголовного преследования» сердце у вас начинает стучать как бешеное. Я сам знаю двух человек, обладавших влиянием и деньгами, куда большими, чем у меня. Им довелось провести часть жизни в местах, как говорится, не столь отдаленных. Когда они вернулись назад, это были совсем другие люди. Я посмотрел в глаза мистеру Новаку.
— Взрослым людям не пристало носить парусиновые костюмчики.
В первый раз во время нашей встречи мистер Новак проявил нечто похожее на эмоции: он покраснел, но, я боюсь, вовсе не из-за своей убогой одежонки. Кажется, я вывел его из себя. Однако он довольно быстро взял себя в руки и сказал:
— Пожалуйста, приготовьтесь к полной аудиторской проверке всех ваших налоговых отчислений, начиная с 1979 года по настоящее время. Не забудьте про тот год, когда вы не продекларировали ваш доход. Вся документация должна быть представлена аудитору, который свяжется с вами сегодня во второй половине дня. Если вы добровольно не представите документы, нам придется прибегнуть к их изъятию.
Мои бумаги по налогам были в Локаст-Вэлли, так что мне придется ехать туда после обеда. Теперь я понял, что чувствует человек, загнанный в угол. Я прошел к двери и открыл ее.
— И запомните, мистер Новак, в свободном мире никто не носит туфли из искусственной кожи. Вас в них могут принять за шпиона.
— Я член общества охраны природы, — провякал он. — Я не ношу кожаную обувь из принципа.
— Тогда ради всего святого, любезнейший, не позорьтесь и носите парусиновые туфли для тенниса, что ли. Или резиновые галоши. Но только не искусственную кожу. До свидания.
Он удалился, не произнеся ни слова. Когда я собирался закрыть за ним дверь, мне в голову пришла подходящая мысль и я заорал ему вслед:
— Козел! — У Луизы едва не выпала вставная челюсть. Я захлопнул дверь.
Несмотря на свой спокойный, патрицианский нрав, я был несколько встревожен перспективой расстаться с тремя сотнями тысяч долларов и провести какое-то время в федеральной тюрьме. Я налил себе из графина воды, подошел к окну и, открыв его, начал вдыхать те остатки воздуха, которые еще сохранились здесь на высоте моего этажа.
Итак, свершилось: кошмар, преследующий всех состоятельных людей с достатком выше среднего, стал явью — я дал маху, и мне придется платить шестизначную сумму.
Теперь послушайте и попытайтесь проникнуться жалостью ко мне. Я работаю как проклятый, я вырастил двух детей, я служу на благо общества и нации. Я плачу налоги... ну, может быть, не все, но большую их часть... наконец, я отслужил в армии во время войны, в то время как другие уклонились от исполнения гражданского долга. Это же несправедливо!
Теперь слушайте дальше и проникайтесь негодованием. Общество стонет от засилья наркодельцов и мафиозных донов, которые живут как короли. Уголовники чувствуют себя хозяевами улицы, убийцы разгуливают на свободе, миллиарды тратятся на социальную помощь бездельникам, а денег на строительство тюрем нет. Конгрессмены и сенаторы вытворяют такое, за что меня, простого смертного, давно бы упрятали за решетку. Гигантские корпорации недоплачивают в казну такие суммы, что правительству было бы достаточно потребовать с них лишь малую часть, чтобы заткнуть все бюджетные дыры. И они еще смеют называть меня преступником?! Да они спятили!
Я понемногу пришел в себя и начал наблюдать за тем, что творилось внизу. Моему взору предстал Уолл-стрит — финансовое сердце нации; власть и деньги, направляемые по его кровеносной системе, заставляли мир кружиться вокруг своей оси. Но при всем при этом казалось, что Уолл-стрит не принадлежит Америке, а его обитатели — не что иное, как паразиты. Вот и мистер Новак вступил на эту территорию с явным предубеждением, и я бы, по всей видимости, не стал эти предубеждения развеивать. Возможно, мне не стоило прохаживаться по поводу его туфель из искусственной кожи. Но как еще прикажете мне защищаться? Я же научился кое-чему в Йельском университете. Я улыбнулся. И почувствовал себя немного лучше.
Теперь послушайте мои весьма разумные доводы по поводу данной ситуации. Уголовный умысел доказать будет весьма сложно, хотя и возможно. Присяжные, набранные из числа моих друзей по клубу «Крик», наверняка признают меня невиновным. Но федеральное жюри присяжных в Нью-Йорке может оказаться не столь снисходительным. Однако, даже если мне удастся избежать уголовного наказания, мне грозит уплата... я взглянул на листок, лежащий на моем столе... 314513 долларов, что значительно больше, чем так называемая прибыль от продажи дома. Это немалые деньги даже для преуспевающего адвоката с Уолл-стрит. Тем более для адвоката честного.
Сюзанне также, по идее, грозит уплата половины этой суммы. Хотя мы заполняем отдельные декларации из-за сложных доходов от траста, а также из-за требований брачного контракта, все же половина дома в Ист-Хэмптоне находится в ее собственности. Но, конечно же, даже в наш век женского равноправия Новак потащит в тюрьму меня, а вовсе не Сюзанну. Типичная картина.
В любом случае, рассуждая здраво, мне следует позвонить в адвокатскую контору Стенхопов и поставить их в известность о возникшей проблеме. Они, должно быть, обратятся в Федеральную налоговую службу и предложат им ограбить меня, а их клиентку благородного происхождения оставить в покое. А вы думали, что женитьба на девушке из супербогатой семьи — это сплошное удовольствие и благополучие? Попробуйте сами, узнаете. Мне также понадобится помощь одного из моих партнеров. В деле, касающемся своих собственных денег, трудно быть объективным. Нужно также нанять адвоката по уголовным делам.
Последняя мысль вызвала у меня следующую ассоциацию — Уголовщина = Беллароза.
Я подумал о своем дружке Фрэнке. Помнится, мистер Беллароза за годы своей многотрудной жизни однажды попал за решетку и именно по делу об уклонении от уплаты налогов. Но совершенно очевидно, что он продолжает действовать в том же духе, так как не декларирует доходы от наркотиков, притонов, азартных игр, рэкета и прочей своей деятельности.
Вот так я и стоял, обозревая Уолл-стрит, испытывая жалость к самому себе, проклиная несправедливость окружающего мира и сжимая кулаки при мысли о том, что тысячи преступников разгуливают как ни в чем не бывало на свободе, а правительство в это время преследует честных граждан.
Именно тогда, как я предполагаю, со мной и начала происходить эта странная вещь — я стал терять веру в систему, взрастившую меня. Я — прирожденный сторонник этой системы, приверженец законности и порядка, патриот и республиканец — вдруг почувствовал, что становлюсь чужим в своей стране. Я думаю, что для честного человека и законопослушного гражданина — это нормальная реакция в том случае, если его причисляют к людям, подобным Аль-Капоне и Фрэнку Белларозе. Я также полагаю, что это чувство зрело во мне уже на протяжении достаточно длительного времени.
Я припомнил слова Фрэнка Белларозы: «Ты кто, бойскаут, что ли? Утренний подъем флага, салют, бойскауты!»
Да, я был таким. Но теперь я осознал, что вся моя предыдущая жизнь честного человека и гражданина может быть сведена всего лишь в положительную характеристику, которая ляжет на стол судьи.
Моя логика — нет, мой инстинкт выживания — толкали меня к тому, что если я хочу остаться свободным гражданином, то мне следует перестать быть честным гражданином. Итак, мне предстоит сделать выбор — добровольно сдаться на милость победителей или крикнуть: «Эй, вы, свиньи, попробуйте поймать меня!» Я выбрал второе. «Эй, вы, свиньи, попробуйте поймать меня!»
Я знал, что есть один человек, который наверняка сможет мне помочь. Жаль только, у меня не было номера его телефона, а то я сразу же позвонил бы ему.
Глава 19
— Кесарю — кесарево, — процитировал Фрэнк Беллароза. — Но, — добавил он, — не более пятнадцати процентов от чистой прибыли.
Я даю своим клиентам примерно такие же советы, но рекомендую им платить семнадцать процентов от суммы общего дохода и, кроме того, выставляю им счет за оказываемые услуги. Видимо, нечто подобное имеет в виду и Фрэнк Беллароза.
Был вечер пятницы, и я сидел на своем обычном месте в клубе «Крик». Народу в клубе собралось много, и все вокруг выглядело примерно так же, как я описывал ранее, с той лишь разницей, что теперь напротив меня сидел Епископ.
Даже не оглядываясь по сторонам, я чувствовал, как выпученные глаза окружающих в растерянности перебегают с меня на моего приятеля Фрэнка. Лестер Ремсен расположился за соседним столиком, с ним были Рендал Поттер и Аллен Депоу, который, если вы помните, оказал властям неоценимую услугу, предоставив свой чердак для наблюдательного пункта. Оттуда следили за «Альгамброй».
Преподобный мистер Хеннингс также присутствовал, он сидел вместе с тремя посетителями за угловым столиком у окна. На нем была спортивная куртка, наброшенная на костюм для гольфа. В руке он держал бокал красного вина. Я заметил, что служители епископальной церкви и католичества на публике употребляют в основном красное вино. Вероятно, поступая так, они не хотят порочить свой образ: у алтаря ведь тоже подносят красное вино, а отнюдь не холодное пиво.
За другим ближайшим столиком, очевидно предназначенным для потомков голландских родов, устроились Джим Рузвельт, Мартин Вандермеер и Сирил Вандербильт. Последний, видимо, забрел сюда из клуба «Пайпинг рок» в поисках разнообразия.
Народу становилось все больше, и, говоря словами поэта, приверженца философии дзэн-буддизма, все здешние были здесь. Плюс еще кое-кто. У меня возникла странная мысль, что люди узнали про Саттера, приведшего с собой Белларозу, и прибежали поглазеть на это зрелище. Впрочем, нет. Это был обычный вечер пятницы.
Фрэнк щелкнул пальцами, призывая старого Чарли, официанта, который, обслужив миллион клиентов, теперь позволил себе удовольствие расположиться в зале для коктейлей на правах члена клуба и пить, курить и разговаривать. Чарли, естественно, не обратил никакого внимания на щелканье Фрэнка. Тогда Фрэнк щелкнул пальцами еще раз и крикнул:
— Эй.
Я подмигнул ему и сказал:
— Я сейчас принесу выпивку. — Я встал и направился к стойке бара.
Бармен Густав приготовил мой мартини еще до того, как я дошел до стойки.
— Сделай еще виски с имбирным элем, — попросил я Густава. По его ухмылке сразу стало ясно, что он думает об этом напитке.
Ко мне подошел Лестер. Его, вероятно, послали соседи по столику: их разбирало любопытство.
— Привет, Джон.
— Привет, Лестер.
— Кто это с тобой?
— Это Антонио Пюльези, всемирно известный тенор.
— Он похож на Фрэнка Белларозу, Джон.
— Удивительное сходство.
— Джон... это не дело.
Виски с элем было готово, я записал его на мой счет.
— Что это значит, Джон? — не унимался Лестер.
— Он мой сосед, — уточнил я. — Просто захотел прийти сюда со мной. — Что было, кстати, сущей правдой. Мне бы самому такая мысль в голову не пришла. Я понял, что вопросы Лестера выводят меня из себя.
Лестер продолжал меня допрашивать.
— Ты что, собираешься еще и обедать здесь?
— Да, мы собираемся. К нам присоединятся Сюзанна и миссис Беллароза.
— Послушай... Джон, как член руководства клуба и как твой друг...
— И мой кузен.
— Да... и это тоже... я считаю своим долгом сказать тебе, что сегодня вечером многие были очень раздосадованы и обескуражены...
— Что-то я не вижу здесь ни одного раздосадованного лица.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Я понимаю твое положение и ничего не имею против, когда приглашают посторонних выпить что-нибудь, тем более это бывает не так часто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105