Я снова громко заорал:
— Пошли!
Кто-то подхватил мой призыв, и мы, как приливная волна, устремились к дверям. Сзади я услышал возгласы, в итоге мы даже не вышли, а выбежали из комнаты Дьявола, увлекая за собой пьяных, любопытных и бесшабашных.
Заполнив вестибюль, толпа смеялась, пела, что-то выкрикивала, короче говоря, веселилась от души. Даже я. Началась, как говорится, цепная реакция, шумное веселье заразительно, ему невозможно противиться. Я чувствовал себя настолько хорошо, что когда увидел лохматого, беспомощно стоящего посреди наружной двери, я послал ему воздушный поцелуй. Толпа прошла по нему или сквозь него, он же просто исчез. Пух — и нету! Я был волшебником. Дайте мне волшебную палочку — и я зажгу звезды.
С оглушительными криками мы вывалились из пасти Сатаны, устремились направо по зеленой лужайке мимо статуи Дьявола и оказались на улице. Толпа увеличивалась. Мы были магнитом, к нам присоединялись люди, привлеченные шумом и возбуждением, так что сравнительно небольшая группа превратилась в стихийное шествие.
Или парад.
Мы шли в южном направлении посреди дороги, направляясь к “Фламинго”, нас уже было около ста человек и едва ли кого-то теперь занимало, как и почему все это началось. Я понимал, что я был всего лишь искрой, а разгоревшееся по моей воле пламя больше не имело никакого отношения ко мне. И я шагал вместе со всеми, бездумно смеясь, изредка что-то выкрикивая, и чувствовал, что могу так идти очень долго...
Я уже давно потерял в толпе кукольную блондинку с левого табурета в баре, но меня это не трогало, потому что кругом было множество девушек на все вкусы. Где-то я ухитрился уронить свой бокал, спрятал револьвер в кобуру и обвил руками плечи двух ближайших женщин. Одна из них была та, которую я в действительности искал с той минуты, когда мы вывалились из пасти Дьявола: соблазнительная, несравненная Лоррейн. Именно она цеплялась сзади за полы моего пиджака, чтобы нас не разлучила толпа.
Она что-то сказала, только я ее не расслышал, поскольку мы были зажаты в середине толпы. В моих ушах стоял постоянный крик. Тогда Лоррейн сама сняла мою руку со своего плеча и обвила себя ею, я же моментально прижал руку к ее груди и уже не отпускал. Она засмеялась, в темноте сверкнули ее белые зубы, потом она снова что-то тихо сказала.
Толпа двигалась, спотыкаясь, как пьяница, большинство из нас на самом деле были пьяны, нас бросало в разные стороны, иногда нам приходилось огибать машины, однако на их требовательные гудки уступить дорогу никто не обращал внимания.
Слева от нас я увидел красивого грациозного красного фламинго, переместившегося высоко на крыше клуба, мимо которого мы проходили, не задерживаясь. Меня это не трогало.
Вообще-то никто не представлял, куда мы все-таки идем: впереди ничего не было, кроме пустыни, а мы шли.
Я прижал к себе теснее Лоррейн и другую женщину, хотя не имел ни малейшего понятия, как она выглядит. Лоррейн в свою очередь прижалась ко мне, и тут я решительно потерял интерес ко всему, кроме нее.
Неожиданно мы оказались на краю толпы в полнейшей темноте, ни один из нас не проронил ни единого слова.
Затрудняюсь сказать, кто кого вытащил, я не помню и никогда не сумею вспомнить, но мы покинули толпу и одни удрали в пустыню, оба при этом смеясь, как безумные. Полагаю, мы с ней на самом деле немного обезумели. Наконец мы остановились и повалились на землю, тяжело дыша, всем телом. Я притянул ее к себе, в призрачном свете ее лицо едва было видно, только зубы поблескивали в полураскрытом рте.
Неожиданно наступила полнейшая тишина, до нас не доносилось ни единого звука от тех, кого мы оставили позади. Наше учащенное дыхание казалось громким в тишине пустыни, а ток моей крови отдавался барабанным боем у меня в ушах. У меня кружилась голова столько же от ощущения прижавшегося ко мне тела Лоррейн, сколько от всего остального. На минуту мне подумалось, что мы с ней были единственными живыми существами в этой ночи и тьме. Ее лицо приблизилось к моему, я жадно впился в него губами. Губы ее были голодные и настойчивые, когда она опрокинулась на спину, притягивая меня к себе.
— Сейчас, Шелл, сейчас.
* * *
Небо стало едва розоветь на востоке, когда я проходил через вестибюль “Дезерт Инна” и остановился у подножия лестницы на несколько минут, тряся головой. Я расстался с Лоррейн в квартале от “Инферно”, потому что она сказала, что лучше поступить таким образом, так как мне неразумно снова входить туда после того, что там произошло. Она этого не знала, но у меня и в мыслях не было туда входить. Затем был какой-то напряженный момент в холодном неприятном освещении пробуждающегося дня, когда мы смотрели друг на друга и бормотали ничего не значащие фразы. Я пошел к себе в отель. Ничего особенного не произошло, если не считать, что я видел долговязую брюнетку, шагающую по асфальту в одних чулках, а туфли на высоких каблуках были у нее в руках. Я не помнил, чтобы видел ее в “Инферно”, но она, очевидно, увидела новоиспеченного миллионера, потому что выкрикнула что-то нечленораздельное и швырнула в меня туфелькой.
В меня не стреляли и не пытались стрелять, но я был убит. Изможденный, безумно уставший, еле передвигавший ногами, но, во всяком случае, я был далеко от Виктора Дэнта и все-таки полуживой.
У меня мелькнула в голове мысль опуститься на колени, упереться в пол ногами и таким манером ползти вверх по лестнице. Но вроде бы это было невыполнимо: дело вовсе не в том, что так не принято передвигаться в цивилизованном обществе. Просто я боялся, что, опустившись на пол, я уже не смогу подняться.
С большим трудом я поднялся на третий этаж, миновал холл и остановился. Меня замутило, и это не было связано со спиртным или чем-то еще. Не подумав, я пошел в комнату Фредди, как если бы ничего не произошло и он был бы рад меня видеть.
В конце концов, я был вынужден туда войти: мне негде было остановиться, а Фредди эта комната больше уже была не нужна.
Кое-что из его вещей все еще было разбросано по комнате. Я прошел в ванную и принял душ, затем выключил свет и лег в постель. Несмотря на свою усталость, мне не удалось быстро заснуть. Слишком много мыслей роилось в голове, слишком много было неясностей. Я приехал сюда, чтобы отыскать Изабел Эллис, но было не похоже, что я в чем-то преуспел. Я лишь бегал, как белка в колесе, никуда не попадая. С того самого момента, как я прибыл в город, вплоть до настоящего времени за мной охотились, толкали меня, торопили, и причина всего этого была неясна. В итоге я не соизволил выполнить даже самую элементарную работу — не проделал начальной стадии расследования. К примеру, не распаковал свои вещи, фотография Изабел все еще была там. Я хотел ее показать кое-кому в городе. Хотел сходить в полицию и поговорить с ними про Изабел и про Картера. Хотел проверить похоронное бюро, потому что чем больше я об этом думал, тем сильнее росла во мне уверенность, что именно там я их найду.
Но все же кое-что мне было уже известно, теперь надо все подытожить. Я знал, что Виктор Дэнт — тот человек, который разговаривал с Лоррейн в “Пеликане” накануне дня ее приезда в Лас-Вегас, и что тогда меня избили только для того, чтобы я не смел разговаривать с Лоррейн, не искал Картера и не ездил в Лас-Вегас.
Дэнт действовал точно так, как многие люди, с которыми сталкивался походу других дел: как человек, заметающий свои следы. А теперь, когда я уже вплотную занялся его особой, он жаждет от меня избавиться.
В полузабытьи, когда мысли тянулись друг за дружкой в преддверии уже настоящего сна, я подумал: вот будет забавно, если Дэнт по той или иной причине убил Изабел. Она неожиданно исчезла, и с тех пор о ней никто не слышал. А потом нанятый ее отцом детектив натолкнулся на доказательства убийства, и по этой причине его самого ликвидировали. Это не полностью объясняет то, что делал Дэнт в клубе “Пеликан”, но, видимо, именно там Картер напал на след и, если таков был ответ или часть его, тогда понятно, почему Дэнт категорически против того, чтобы я занимался расследованием.
Мои мысли были вялыми, они двигались по кругу. Последнее, на чем я остановился, это то, что, наткнувшись на Дэнта в “Пеликане”, я набросился на него с расспросами о Картере и Изабел. Пускай не лично на него, а на Лоррейн в его присутствии. Теперь же Дэнт понимает, что я знаю, кто он такой, поскольку мы встретились в “Инферно”. Так что у него нет выбора, он вынужден меня убить.
На этом я заснул.
Лишь позднее я узнал, что к тому времени уже нашли труп Картера.
Глава 10
Я проснулся около двух часов дня и полежал в постели еще минут пять, ожидая, когда рассеется туман у меня в голове, и припоминая, о чем я думал, прежде чем заснуть.
Выбравшись из постели, я принял горячий душ, усиленно растирая синяки и ссадины. Я хотел быть уверенным, что проснулся полностью, прежде чем стал планировать новый день.
Вынув из чемодана бритвенный прибор, я привел в порядок свою физиономию, затем оделся в светлый костюм и яркую рубашку. Естественно, 38-ой входил в мою экипировку, после чего я уже мог спуститься в комнату кактусов, примыкающую к вестибюлю, и позавтракать.
Отель гудел, как пчелиный улей, и я напомнил себе, что неделя Эльдорадо продолжается, идет всего лишь второй день. К тому времени, когда я заставил себя съесть хороший завтрак, поскольку, возможно, дальше у меня не будет возможности погрызть что-то посущественнее собственных ногтей, я почувствовал себя неплохо. Последствия полученной мною в Лос-Анджелесе “обработки” все еще были налицо, но это было не так ужасно, как я опасался. Ночные упражнения пошли мне на пользу.
Выпив две чашки черного кофе, я подошел к стойке администратора, пустил в ход еще немного денег и вежливо спросил у клерка, нет ли свободной комнаты, и не могу ли я кое-что посмотреть в комнате Картера. Мне ответили, что свободных комнат пока нет, что касается вещей Картера, я могу на них взглянуть. Это оказалось пустой тратой времени и денег. Все, что я узнал, это что Картер до сих пор не показывался, что у него с собой много чистых белых рубашек, которыми он не пользовался. В его комнате я не нашел для себя ничего полезного.
Я достал из сумки фотографию Изабел размером восемь на десять, вызвал такси по телефону, выпил еще чашку кофе в ожидании, когда оно подойдет, затем отправился прямиком на Вторую улицу, где вышел перед зданием суда. Я вошел внутрь и прошел в помещение шерифа на втором этаже, где представился дежурному. Он пристально рассматривал меня минуту, затем направил в кабинет напротив к Артуру Хоукинсу.
Это был здоровенный парень, сидевший в свободной позе за светлым столом. Лейтенант. Он выгнул колесом грудь, обтянутую темно-серым однобортным пиджаком, который морщился на его плечах, и стал внимательно рассматривать меня.
Я заговорил первым:
— Как поживаете, мистер Хоукинс? Я — Шелл Скотт, следователь из Лос-Анджелеса. Я подумал, что мне лучше...
Он поднял голову. Я увидел, что ему лет сорок, под темными глазами набухли мешки, от носа в обе стороны тянулись глубокие складки. Он спросил:
— Где, черт возьми, были вы?
— Да?
Потом до меня дошло:
— Вы имеете в виду машину?
— Я имею в виду этот несчастный “кадиллак”. Это ваш?
Естественно, они нашли регистрационный талон и навели по нему справки.
— Да, сэр, был мой, — ответил я.
— Садитесь. Вон туда. Что вам об этом известно?
Слова у него выскакивали без остановки, как пули из пистолета.
— Мы вас разыскивали. Сейра!
Он крикнул девушку, подойдя к двери. Та прилетела из соседней комнаты, уселась за столик в углу и положила перед собой блокнот для стенографирования. Кивнув головой, Хоукинс сказал:
— Да, сэр?
— Эй, — крикнул я, — умерьте пыл, я же...
— Сядьте туда. Сядьте туда!
Этот человек не был грубияном и не стремился отделаться от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25