– Ладно, – сказал я себе, – пусть я сумасшедший, пусть. Но на одну минуту представим себе, что Гарбен жив и находится здесь, на ранчо. Это, безусловно, может объяснить множество вещей: убийство Джинни, попытки убить меня, даже приказ расправиться с Эйприл, которая как-то раз проводила время вместе с Хэлом и Жюлем. Эйприл, которая в Голливуде делила номер с Джинни и знала, что в ту субботнюю ночь Джинни ушла вместе с Хэлом...
Внезапно я вскочил – мысли, как сумасшедшие, теснились в моей голове. Если Жюль был жив, можно было объяснить не только загадки, которые меня мучали, но даже такие вещи, о которых у меня прежде не хватало ума задуматься до самого сегодняшнего дня. Все более возбуждаясь, я стал нетерпеливо мерить шагами пол своего номера. Внутри нарастало знакомое напряжение. Черт побери, вот было бы здорово, если бы Жюль в самом деле оказался жив. И это мысленно вновь вернуло меня к той минуте, когда я видел, как Жюль Гарбен выбрасывается из окна "Голливудской короны". Я налил себе еще виски и, продолжая расхаживать по номеру, вновь стал прокручивать в уме каждую секунду того вечера, с момента, как мы вышли из ворот тюрьмы и до того, как вошли в спальню Жюля в отеле. Я видел, как Жюль разбивает стекло, выбрасывает руки над головой и кричит... Я видел, как его тело стремительно несется вниз и ударяется о тротуар... а я бегу на Голливудский бульвар...
И опять я вспомнил Хэла, сидящего в вестибюле отеля и улыбающегося своей особой улыбкой.
Я перестал шагать по комнате и застыл. В ушах у меня звучала фраза Хэла: "...или резинка заставляет паяца дергаться?"
А потом вдруг из глубин памяти выплыла другая любопытная мысль. Где-то я читал, что в некоторых областях Африки, где туземцы никогда не видели ружья, увидев, как охотник целится и стреляет в какое-нибудь животное, а оно падает, уверены, что животное падает от звука выстрела – ведь о пулях они ничего не знают. Они считают, что дичь убивает гром выстрела.
Я повернулся и подошел к телефону, повторяя как заклинание: "Резинка заставляет паяца дергаться, а гром выстрела убивает дичь".
Я заказал телефонный разговор с Лос-Анджелесом, попросив соединить меня с полицейским управлением, отделом по расследованию убийств и продолжал бегать по номеру, волоча за собой длинный шнур. Когда мне дали управление, я попросил соединить меня с капитаном Филом Сэмсоном. Было воскресенье, но Фил оказался в своем офисе.
Я услышал в трубке его недовольный голос. Он, должно быть, пожевывал во рту черную сигару, и его массивная челюсть ходила вверх-вниз, как у аллигатора, размалывавшего кости своей жертве. Дело было не только в том, что в тот вечер Сэм тоже присутствовал в "Голливудской короне", он, кроме всего прочего, был моим самым близким другом в Лос-Анджелесе, чрезвычайно способным полицейским офицером и вообще настоящим мужиком. Я не стал сразу говорить ему о цели своего звонка, а постарался постепенно подвести его к этому разговору.
Поздоровавшись и сообщив ему о том, что я нахожусь на ранчо "Солнце и полынь" в Аризоне, я сказал:
– Сэм, я знаю, как ты занят...
– Еще бы, черт возьми. Какой-то псих ухандохал двух служащих на автозаправочной станции...
– Понимаю, Сэм. Я знаю, что работы у тебя выше крыши, платят тебе мало, а характер у тебя золотой. Но я хочу, чтобы ты меня выслушал. Хорошо? Это очень важно.
– Ну, ясное дело. Давай, выкладывай. – Он был явно заинтересован.
– Ты помнишь дело Жюля Гарбена?..
– Этого сукина сына? Конечно, продолжай.
– Так вот... – я замолчал. Как бы осторожно и деликатно я не изложил свою просьбу, Сэм все равно подумает, что у меня крыша окончательно поехала. Он уже и раньше много раз грозился, что отправит меня в психушку. Шутя, как я надеюсь. Но мне ведь все равно придется сказать ему то, что я подумал. Поэтому я решил не ходить вокруг да около. – Я видел... то есть мне показалось, что я видел... Жюля Гарбена вчера вечером здесь на ранчо.
Он не стал ехидничать, а лишь спокойно заметил:
– Ты что-то перепутал, Шелл. Эта тварь выбросилась из окна "Голливудской короны". Черт побери, ты же сам присутствовал при этом. Наверное, ты имеешь в виду кого-то другого...
– Нет, Сэм, – прервал я его. – Я говорю именно о Гарбене, том самом, который "сиганул" вниз. И тем не менее, я почти на все сто уверен, что видел его здесь вчера вечером. Я хочу сказать, что он жив и находится здесь.
Я остановился. Молчание.
– Итак, – продолжал я, – скажи мне, возможно ли вскрыть его могилу и идентифицировать труп. По отпечаткам пальцев, что ли... либо по костям, или по зубам...
И тут он мне выдал. Молчание было просто затишьем перед бурей. Примерно с минуту ни один из нас не мог сказать ничего членораздельного, наконец, я чуть ли не взвизгнул:
– Черт побери, Сэм! Да перестань ты, наконец, челюстями щелкать и выслушай меня. Это вовсе не розыгрыш. Я серьезен, как никогда.
– Быть того не может.
– Честное слово.
– Ты пьян?
– Выпил пару рюмок и все. Ничего...
– Может, тебя вчера камнями побили перед тем, как ты увидел это привидение?
– Никто меня не бил. И сейчас я в порядке. Прошу тебя, выслушай меня спокойно. Только минуту, ладно?
– Хорошо, – неохотно согласился он. За эту минуту мне удалось убедить его по крайней мере в том, что я его не разыгрываю. Он понял также, что еще немного – и я совсем шизанусь. По крайней мере, он дал мне договорить до конца.
– О'кей, Шелл. Я тебя понял. Ты, значит, считаешь, что мы похоронили не Гарбена.
– Да, но...
– А теперь дай сказать мне. Я же тебя выслушал.
Я покорился, и он продолжал:
– Позволь напомнить тебе несколько несущественных деталей. Во-первых, именно Гарбен выпрыгнул из окна. Это видели восемь свидетелей, в том числе я и ты. Во-вторых, на асфальт тоже упал Гарбен. По крайней мере, – в голосе его послышался сарказм, – у него было лицо Гарбена, его рост, сложение, ноги, его рубашка, запонки. А ты, значит, считаешь, что это был не Жюль Гарбен, а хорек Моу?
– Но, Сэм, вы же не сняли отпечатки пальцев с покойного?
– Нет, а зачем это было нужно? – я услышал, как Сэм вздохнул. – Так ты считаешь, что это не Гарбен выпрыгнул из окна?
– Нет, это был Жюль. Это должен был быть он. Тут и спорить не о чем.
– Не о чем?.. Так какого же дьявола... Ты что, думаешь, он не свалился вниз? Думаешь, он просто улетел восвояси?
– Сэм, не заводись...
– Кто за...
– Послушай меня, Сэм. Конечно же, он выпрыгнул. И, ясное дело, он мог либо упасть вниз, либо подняться вверх.
– Вниз... или... вверх... – голос его звучал так, будто он повторял бред сумасшедшего. – Вниз... или...
– Сэм, иногда нам кажется, будто мы видим то, чего на самом деле не видели. Вот в Африке, например, некоторые туземцы считают, что дичь убивает звук выстрела.
– Звук...
– Ну ладно, не будем об этом. Я тебе вот что хочу сказать: при тщательном планировании и подготовке, соответствующей подготовке, можно сделать практически все, разумеется, не нарушая законов природы...
– Таких, например, как закон тяготения?
– ... и для этого совсем не обязательно быть магом и волшебником. Ведь вещи, которые проделывает перед тобой фокусник, тоже кажутся тебе невероятными. Просто ты знаешь, что это чудо – всего только трюк. Верно?
– Да, но...
– Отсюда следует: если Жюль... если Жюль жив, значит все то, что заставляет нас поверить в его смерть – всего лишь трюк, уловка. Все это, конечно, намного сложнее, но в основе всего лежит какая-то уловка, обман. Однако, оставим эти теоретические рассуждения. Я убежден в том, что Жюль на самом деле выбросился из окна, а значит, должен был обязательно либо полететь вниз, либо каким-то образом подняться вверх или вбок. Но если мы считаем, что он полетел вниз, это вовсе не значит, что он долетел до самой земли. Разумеется, кто-то долетел, именно поэтому я и хочу, чтобы ты сделал проверку. Черт побери, да я не удивлюсь, если Жюль пролетел вниз лишь один этаж, а там его каким-то образом поймали...
– Это уже твои домыслы, Шелл.
– Конечно, домыслы. Но я вынужден домысливать, если видел живого Жюля. Черт побери, если он выпрыгнул из окна и оказался жив, должно же этому быть какое-то логическое объяснение. – Я помолчал. – Сэм, признаюсь тебе, я не уверен в этом на все сто, но мне кажется, что я видел именно Гарбена. Все остальное – догадки, дедукция, назови это, как хочешь. Но все это так здорово увязывается в единую цепь... Слушай, ты получаешь разрешение и открываешь могилу. Если Гарбен там, я клянусь, что носом проведу горошину через все помещения вашего Управления. При всех!
Он начал что-то говорить, потом замолчал. Долго молчал, потом вздохнул.
– Шелл, это самая дикая просьба, с которой ты когда-либо ко мне обращался. Я... – он замолчал, потом продолжил: – Ты ведь понимаешь, что если я получу разрешение, а в могиле обнаружат останки Гарбена, то можно будет меня самого забальзамировать и закопать по соседству.
Я отлично понимал его. Чтобы добиться разрешения на вскрытие могилы, Сэму придется здорово потрудиться. И если в результате там обнаружат то, что все ожидали, то, что все и предполагали, в лучшем случае Сэма ждал гомерический хохот сослуживцев, шуточки и подтрунивания. Но это вполне могло и серьезно повредить его карьере.
На секунду я заколебался я, чуть ли не пошел на попятный, но потом я сглотнул слюну и решительно произнес:
– Сэм, я не стал бы тебя просить, если бы не был уверен.
Он тихонько выругался.
– О'кей. Я, по крайней мере, наведу справки и позвоню тебе позже. – Он снова вздохнул. – Ладно, иди покупай горошину.
Глава 14
Я налил в большой стакан щедрую порцию бурбона, добавил немного воды из-под крана и выпил все это залпом для успокоения нервов. Потом с той же целью принял контрастный душ и переоделся в новый ковбойский наряд, на этот раз еще более великолепный: ярко-красную рубашку с желтой шнуровкой, заканчивавшейся миниатюрными наконечниками для стрел, брюки цвета кофе с молоком, белое сомбреро, такой же ремень и красные ковбойские сапожки с тисненым на них каким-то замысловатым орнаментом. На шее у меня был пурпурно-красный шелковый платок с таким же узором, как и на сапогах. На бедре в белой кобуре не бутафорский, а настоящий шестизарядный кольт с перламутровой ручкой. Под мышкой в кобуре у меня висел мой полицейский кольт и, чтобы его не было видно, я надел желтовато-бежевую куртку из оленьей кожи, отделанную бахромой. Завершив свой туалет, я выпил еще виски и принялся любоваться своим отражением в большом зеркале в спальне.
Пожалуй, я немного переборщил. Я люблю яркие цвета, но... Создавалось впечатление, что я буквально излучаю космические лучи. Думаю, если бы меня узрели коровы, они замычали бы и стали доиться только пастеризованным молоком, а если бы на мне были еще и ярко-красные трусы, то я, вероятно, просто взорвался бы. Тем не менее, в таком пижонском одеянии, освеженный изрядным количеством бурбона, я, если и не был в полном экстазе, то, по крайней мере, и боли почти не чувствовал. Более того, впервые после моего появления на ранчо мне, по причине блистательного отсутствия моих уголовных приятелей, нечем было заняться. Оставалось лишь ждать звонка Сэмсона, а он не позвонит раньше, чем через несколько часов, если вообще позвонит. Поэтому я в состоянии, близком к эйфории, двинулся в своих сапогах на высоких каблуках к дверям, радостно открыл их и вступил в Мир Грез.
В тот момент я, разумеется, не знал, что вступаю в этот мир. Все, в общем-то, выглядело как обычно, только коттеджи, хижины и кусты выглядели, ну, веселее, что ли. В голове у меня бродили какие-то смутные, но приятные мысли. Возбуждение, охватившее меня, носило отчасти нервный характер, но было, в общем, приятным.
Я прошелся по территории, но либо все гангстеры попрятались, либо остались лишь мелкие мошенники, которых я не знал в лицо. А может быть, все они снялись с якоря и уплыли куда-то далеко-далеко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25