— Погоди минуту, ты, животное! Мы не позволим...
— Заткнись! — До этого момента я собирался уйти тихо, но теперь повернулся к нему лицом. — И прекрати говорить, что ты мне позволишь и что потребуешь!
— Ты что, не слышал, что я сказал? — вопил Всемогущий.
— Если спрашиваешь, то, наверное, тоже не слышал, что я сказал. Я вас всех уничтожу, если мне представится для этого хоть малейшая возможность!
Угроза неожиданно подействовала — наступила тишина. Никто не произнес ни слова, даже не раскрывал рта. Лицо человека, казавшегося мне знакомым, все еще сохраняло улыбку. Я повернулся и начал спускаться со сцены.
Когда уже подошел к выходу из шатра, Траммел крикнул мне вслед сдавленным голосом:
— Вы совершаете большую ошибку, разговаривая с нами в таком тоне, Скотт!
Продолжая идти, я оглянулся через плечо:
— Конечно. Кстати, вы нашли вашу порнографическую библиотеку, Траммел?
Он не ответил, а я вышел.
Глава 4
Я принимал душ, когда зазвонил дверной колокольчик. Обернув бедра полотенцем, я опрокинул стакан бурбона с водой, который стоял на раковине, и пошлепал к входной двери.
Время перевалило за семь вечера, однако пожар, вызванный во мне Траммелом и его «наставниками», еще не утих. После встречи с ними я пообщался еще с несколькими людьми, сделал более пятидесяти телефонных звонков, объехал половину города — и все без малейшего намека на след, который мог бы привести к Фелисити. Проверка заняла весь день, а теперь, когда, наконец, появилась возможность расслабиться и отдохнуть, мысли о стычке с Траммелом и беспокойство о пропавшей девочке не давали покоя.
Я не понимал, каким образом она могла так бесследно исчезнуть. И чем больше проходило времени, тем больше волновался. Даже подумал, что она принадлежит к тому типу людей, которые если уж попадают в какую-нибудь историю, то влипают в нее основательно. В моей практике было немало подобных случаев, когда молодые люди, всю жизнь оберегаемые и совершенно не осведомленные относительно собственных эмоций и эмоций других людей, не умеющие управлять своими чувствами, только начинающими в них пробуждаться, оказывались в таком положении, что им приходилось пережить боль, иногда очень серьезную, лишь потому, что они не знали, как поступить.
Таковы были мои мысли о Фелисити в течение нескольких последних минут. Колокольчик снова зазвонил, я открыл дверь и чуть не произнес: «Ой-ой-ой!»
На пороге стояла женщина. Это была куколка, красотка, выглядевшая на двадцать один год, хотя на самом деле двадцать один год, скорее всего, ей исполнился давно. Она была высокой и прелестной, в белой блузке с таким глубоким вырезом, что казалось, выдумала его просто ради шутки.
Она улыбнулась полными красными губами, которые, несомненно, чаще говорили «да», чем «нет», а я неуклюже потоптался и пробормотал:
— Входите, входите. Привет! Привет, мисс... Мисс?
— Мисс Перрайн.
Она внесла с собой тонкий аромат духов. У нее были коротко подстриженные белокурые волосы и тихий хрипловатый голос, которым, когда я закрывал дверь, произнесла:
— Боже мой, принимать девушку в таком виде?! В общем, неодетым...
— Но я не предполагал...
— Подумать только — на вас всего лишь полотенце! Считаете, что производите впечатление? Вообще-то, если честно, производите. Бог мой, какой вы огромный! — протрещала она с улыбкой «да-да», глядя на меня большими зелеными глазами.
После неудачного вступления я сказал:
— Ах, садитесь, пожалуйста! Понимаете, принимал душ. В ванной. Я очень чистоплотный человек, очень открытый и чистый... Могу я предложить... предложить вам что-нибудь? Выпить? Сигарету? Или съесть что-нибудь?
Девушка прошла мимо меня к огромному черному дивану, и я обратил внимание на ее синюю юбку, подчеркивающую приятно округлые формы.
— Простите меня, — пробормотал ей в спину, — одну минуту!
В спальне я действовал как вихрь и вернулся в ботинках «Кордован», коричневых слаксах и ярко-красной спортивной рубашке.
Мисс Перрайн рассматривала мои аквариумы с тропическими рыбками — один с гуппи, другой с парой неонов, которых я пытался разводить. Гуппи в это время грешили. Впрочем, эти дьяволята грешат постоянно!
— Привет! — начал бодреньким голосом. — Вот и я... То есть вот и мы.
Продолжая глядеть в аквариум, она спросила:
— Что это за рыбки?
— Неон-тетрас.
Ее удивил кусочек стекла, висевший снаружи, и я объяснил:
— Это одностороннее стекло. Я пытаюсь спарить их, а неоны хитрые, им не нравится, когда их беспокоят во время совокупления. Впрочем, кому это может понравиться? Ха! Вот и подсматриваю за ними при помощи зеркала, мечут они икру или нет, а они меня не видят и даже не знают, что я присутствую.
Она подняла длинные ресницы:
— Вы подглядываете за ними? Но это ужасно! Вы ведь Шелл Скотт, верно?
— Да, мэм. Детектив. Любитель рыбок. Холостяк.
— Значит, вы детектив, — выбрала она из перечисленного. — Я звонила вам по телефону, но у вас было занято, вот и решила прийти. Мне кажется, я могу вам помочь.
— Конечно...
— Если только вы уже не нашли девушку.
Я замер:
— Какую девушку?
— Фелисити Гиффорд. Вы же ищете именно ее, да?
— Да. Откуда вы узнали?
— Об этом написано в газете, прямо на первой странице. Я прочла, вот почему и пришла. Право...
— Вы знаете, где она?
— Нет, и никогда с ней не встречалась. Я только начала вам говорить, что, право, точно ничего не знаю. Собственно, теперь мне даже кажется глупым, что я здесь.
— Послушайте, если вы знаете хоть что-то, давайте выкладывайте! То есть, хочу сказать, пожалуйста, расскажите! Не важно, как мало у вас сведений, все равно это будет больше, чем мне пока известно.
Ее звали Джо. Джо Перрайн. Она жила здесь, в Голливуде, с матерью и ее братом — богатым эксцентричным типом по имени Рэндолф Хант. Дядя Джо не был траммелитом, но несколько раз бывал на их собраниях в шатре и встречал там Фелисити, знал ее довольно хорошо и, как все прочие, считал маленькой куколкой. Час тому назад или около того, в общем сегодня вечером, Джо и ее дядя сидели в гостиной. Он читал газету и вдруг увидел в ней имя Фелисити. Удивившись, поделился новостью с племянницей и одновременно выразил надежду, что с девушкой все в порядке. Дочитав до конца заметку, пробормотал еще несколько слов, которые Джо, к сожалению, не расслышала, а затем внезапно оделся и ушел.
— Мне все это показалось странным, — заявила мисс Перрайн, — но в тот момент я ничего такого не подумала. А позже, когда прочла заметку сама и обнаружила там в конце упоминание мисс Диксон, решила...
— Как? Мисс Диксон?
— Да. То есть нет, я прочла просто фамилию Диксон. Но у дяди есть знакомая женщина — мисс Диксон. В общем, упоминание ее имени, имени Фелисити и траммелитов — все вместе заставило меня подумать, а не связано ли это каким-то образом с моим дядей? Кроме того, мелькнула мысль, что это может представлять какой-то интерес для вас.
Я встал:
— Могу поклясться, это так! Где можно отыскать мисс Диксон?
— Не знаю, мистер Скотт. Понятия не имею, где она живет. Но если это та женщина, которую вы разыскиваете, ее можно найти через дядю. — Она нахмурилась и добавила: — Правда, не имею представления, где он сейчас.
Я снова сел. Имя, которое Фелисити написала в блокноте, могло не иметь никакого отношения к женщине, с которой был знаком Хант. В телефонной книге Лос-Анджелеса было двести пятьдесят восемь человек с фамилией Диксон. Проверкой всех этих людей сейчас как раз занимались два парня, которых я для этого нанял. И все-таки, нельзя же игнорировать такую ценную информацию!
Я попросил Джо позвонить домой и узнать, не вернулся ли ее дядя, но на ее звонок никто не ответил. Наш дальнейший с ней разговор в течение последующих нескольких минут тоже не дал никаких результатов.
Наконец, я вновь подумал о том, что заинтриговало меня еще раньше. Вообще, каким образом вся эта история попала на полосы газет? Глупо, конечно, но спросил об этом Джо.
— Я не знаю, — пролепетала она, — но в газете об этом большая статья. Я принесла ее с собой.
— Прекрасно. Пока все равно сижу здесь без дела, могу почитать!
Девушка протянула руку к газете, которая лежала рядом с ней на диване, затем, сильно наклонившись вперед, протянула ее мне.
Я взял газету, развернул — это был номер «Леджер» — и сразу понял несколько вещей. Во-первых, почему и каким образом напечатана эта статья, во-вторых, кто был тот ухмыляющийся тип на собрании «наставников», а также что Шеллу Скотту объявлена война.
Мне было отведено целых две колонки на левой стороне газеты под заголовком «Детектив нападает на Артура Траммела». Ниже шел подзаголовок: «Шелл Скотт угрожает „наставникам“. Он называет паству слепой». Статья была подписана Айрой Борчем — ухмыляющимся незнакомцем, подобострастным сукиным сыном, которому я помог в свое время отсидеть шесть месяцев в тюрьме. Еще не дочитав до конца, я знал, чего следует ожидать, — впереди множество неприятностей от всех этих людей. А это только начало.
У Траммела достаточно причин ненавидеть меня со всеми моими потрохами, но у Борча, новоиспеченного либерала, и его газетенки — еще больше. «Леджер» была настолько левой газетой, что могла бы с успехом печататься не в Лос-Анджелесе, а в Москве.
В течение полугода я уже занимал заметное место в списке людей, которых она старалась замарать. Шесть месяцев тому назад, имея дело с организацией, которой руководили коммунисты, я был вынужден в целях самообороны вышибить одному предполагаемому «комми» его предполагаемые мозги. «Комми» это прикончило, а Пятая поправка к Конституции в данном случае не обеспечивала ему защиты. Моя история с оправданным убийством получила широкую огласку. Сторонники «комми» отказались, как они это делают всегда, отвечать на какие-либо вопросы, и в результате расследования, проведенного специальным следователем, я оказался, с точки зрения закона, совершенно чист.
Можно было подумать, что Шелл Скотт поджег здание «Леджер» или штаны его редактора! Можно было даже подумать, что он стрелял в самого Маленкова! Раздувая эту историю, «Леджер» написала, что я совершил хладнокровное убийство. И с этих пор при каждом удобном случае на меня нападала. Сегодня произошло то же самое. В статье только кратко сообщалось, что Шелл Скотт якобы занят розыском Фелисити Гиффорд и в связи с этим упомянул в разговоре некую Диксон. В основном все сводилось к резюме в духе Борча, в котором перечислялись мои прежние преступления, включая убийство подвергавшегося моим преследованиям члена союза. Далее приводились семь цитат — по одному высказыванию каждого «наставника». Они дружно объявляли меня самим дьяволом, явившимся для того, чтобы ввергнуть их в ад. Статья заканчивалась всплеском болтовни о моем «непристойном» языке, угрозах физической расправой и поношении церкви.
Дочитав, я поделился с Джо:
— Из этой статьи вы никогда не догадаетесь, что я на самом деле говорил о секте Траммела. Если эти типы верующие, то я просто архангел Гавриил!
— Мне не нужно ничего объяснять, мистер Скотт, — улыбнулась она. — Одна из причин, почему я пришла сюда, заключается в том, что статья напечатана в «Леджер». Ни одна другая газета не сделала этого.
— Похоже, вы тоже не очень-то высокого мнения об этой газете?
— Вы абсолютно правы, мистер Скотт.
— Беби, — растрогался я. — Зовите меня просто Шеллом. И если вам когда-нибудь понадобится детектив, я — в вашем распоряжении.
Джо улыбнулась:
— Для чего угодно?
— Для чего угодно... да.
Она хихикнула:
— Ну, для чего мне могут понадобиться услуги детектива? — Хихиканье перешло в грудной смех.
Когда она успокоилась, я сказал:
— Джо, мне бы хотелось приготовить напитки и выпить с вами, продолжая беседовать и терять голову, как это происходит сейчас. Но дело в том, что у меня зуд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28