Эфраим был полным, коренастым человеком 1,80 м ростом. Он был лысоват и оставшиеся тонкие волосы старательно зачесывал на одну сторону, носил очки с золотой оправой, которые все время поправлял, когда они съезжали с носа. Его голос был мягок и он, в общем, производил впечатление приятного человека.
– О'кей, тогда я перейду сразу к делу, а потом ты можешь задавать вопросы, сколько захочешь. Ты готов думать?
– Это вопрос на засыпку? Разве можно прекратить думать?
– Нет, но после того, что ты пережил сегодня, у тебя могло все перепутаться в голове. Но все равно. Он предложил мне сигарету и сам взял одну. Генерал, приветливо улыбаясь, дал мне прикурить.
– Ты не сам выгнал себя, – продолжил Эфраим. – Тебя сделали жертвой. Но, скажем по правде, ты все равно вылетел бы, раньше или позже. В конце концов, даже лучше, что это произошло теперь. Он остановился и взглянул на меня через стекла своих позолоченных очков. – Перед тем как мы продолжим, я хочу, чтобы ты знал, что ни я, ни ты не смогли бы в этом ничего изменить. Захочешь ты нам помогать или нет, но назад ты в любом случае не сможешь вернуться.
– Подожди-ка, не так быстро. Кто меня сделал жертвой? Почему? Что, черт побери, ты имеешь в виду, говоря, что я не смогу вернуться назад? Если ты знаешь, что меня подставили, то ты сможешь прояснить дело, и я хочу, черт бы тебя побрал, чтобы ты это сделал. Можешь ли ты вообще представить, что это значит для меня – быть агентом Моссад?! Кто ты вообще на самом деле, какой-то проклятый бог-отец?!
– Заткнись, Виктор. Ты ведь хочешь только ту жизнь, ощущение которой тебе дает эта работа. Ты хочешь, чтоб не заржавело в брюках твое оружие, и ты хочешь вести такую же славную жизнь, как мы все, – ты это получишь.
– И почему же, если я для вас всех подхожу, вы вышвырнули меня вон?
– Тебя выгнали не из-за этого. Оба мужчины обменялись взглядами. Эфраим продолжил: – Есть люди, которые думают, что Моссад существует, чтобы они им пользовались. Мы должны остановить этих людей, пока не поздно.
– Не поздно? Не поздно для чего?
– Они втянут нас в войну, как это они уже сделали в Ливане.
Не было секретом, что отношения, которые правое крыло Моссад поддерживало с Баширом Жмайелем, плейбоем и харизматичным вождем христианской милиции, избранным президентом Ливана, со временем переросли в настоящую «любовь». В океане ненависти, окружавшем Израиль со всех сторон, Моссад, казалось, нашел в Ливане в лице христианских мародеров и убийц верного союзника. Но Моссад слишком разжигал эту ненависть, чтобы поддерживать статус-кво, так что Израиль был вынужден содержать и усиливать свою военную машину вместо того, чтобы повернуться к миру.
– Минутку. Как это все связано со мной? Я выбыл из игры, как сказал мне этот тип Арбель.
– Не верь всему, что ты видишь или слышишь. Есть многое, чего ты не знаешь. Ты должен мне доверять.
– Доверять тебе? Что я должен делать вместе с тобой? То, что я знаю о тебе, мне совсем не нравится. Ты распространял ложь обо мне и был, видимо, той движущей силой, которая стояла за моим увольнением из Мосс..
Внезапно меня осенило: он стоял за моим увольнением. Он хотел иметь меня для себя, для чего-то, что я должен был делать для него за пределами системы. Я уже слышал о подобных случаях в других разведках. Если в системе возникает проблема, то этого человека выгоняют, а потом используют его для себя – он хорошо подготовлен, натренирован, знает свое дело и систему и в то же время остается вне ее.
– Пойми, я знаю, что ты чувствуешь, но ты должен мне поверить, потому я взял с собой генерала. Ты ведь знаешь его, не так ли?
Я взглянул на лицо с грубыми чертами, уставившееся на меня с переднего сиденья. Его глаза сверлили меня насквозь. Я кивнул.
– Славно, а теперь слушай внимательно. У нас мало времени.
– Почему, зачем такая спешка?
– Твои друзья не уверены в тебе. Многие думают, ты сможешь вернуться. Другие думают, ты можешь раструбить обо всем, что ты знаешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Они хотят тебя убрать с дороги. Ты понимаешь, они хотят увидеть твой труп. Ты будешь далеко не первым.
– Так что, они хотят меня застрелить? Или сбить машиной?
– Нет, они призвали тебя в резерв и как офицера связи прикомандировали к «Армии Южного Ливана». Как долго, тебе кажется, ты проживешь в Южном Ливане?
– Они знают там меня как агента Моссад, – сказал я огорченно. – Возможно, пару часов. Это был бы приятный метод, чтобы убрать меня. Но в этой истории есть одна неувязка.
– Неужели? – улыбнулся Эфраим.
– Да, по уставу после увольнения мне положен годичный перерыв до призыва в качестве резервиста. И даже тогда меня могут направлять только в так называемые «безопасные зоны».
– У тебя же есть друзья на флоте, разве нет?
– Да.
– Почему бы тебе не позвонить им и не попросить их посмотреть, призван ты уже или нет. Там ты узнаешь, что бумаги уже отправлены. Если ты через один-два дня не покинешь страну – ты мертвец.
У меня опустились руки. До этой минуты я воспринимал все, как происходящее с кем-то другим, как будто мы говорили о какой-то гипотетической ситуации. Но это было не так. Мы говорили обо мне и о моем увольнении. Я не чувствовал страха. Я только напрягся, мои мускулы на шее затвердели. Я смотрел через заднее окно на темную ночь. В воображении я уже видел себя в могиле где-то близ шоссе на Мердж Аюн.
– Что я могу сделать? Я успокоился. – Если документы уже отправлены, армия не даст мне освобождения. Без этих проклятых бумаг и компьютерного подтверждения я не смогу покинуть страну. Я буду вам благодарен, если вы побыстрей привезете меня домой, чтобы я то короткое время, которое у меня осталось, провел со своей семьей.
– Ты действительно думаешь, что мы сидели бы в машине ночью и ждали бы тебя только ради того, чтобы сказать тебе, что с тобой случится, не имея готового решения?
Я улыбнулся: – Я слушаю.
– Когда ты придешь домой, скажи жене, что тебя выгнали из Моссад. Потом ты скажешь, что ты как раз встретил пару друзей, которые посоветовали тебе как можно быстрей покинуть страну.
– А откуда я возьму деньги?
– Ты можешь продать свою вонючую тачку.
– Сколько можно получить за такую вонючую тачку?
– Чтобы выбраться из страны, тебе нужно около пяти кусков.
– Машина стоит в лучшем случае два.
– Повесь на него табличку, что машина продается, и ты продашь ее за шесть. Поверь мне, ты ее продашь. Потом ты возьмешь билет на самолет «Тауэр Эйр» до Лондона. Ты прилетишь в аэропорт Гатвик, поселишься в гостинице «Скайуэй», и там я выйду на контакт с тобой.
– Почему ты это делаешь? Что ты имеешь с этого? Что ты хочешь от меня?
– У тебя есть мое предложение. Я советую тебе его принять. Остальное я расскажу тебе, когда мы встретимся в Лондоне, конечно, в том случае, если ты туда приедешь. Он вышел из машины и пересел на сиденье водителя.
– Делай, что он говорит, Виктор, – тихо сказал генерал. – Доверься ему, все будет хорошо.
– Как будет с освобождением от военной службы?
Не поворачиваясь, Эфраим протянул мне маленький конверт. – Бумаги в порядке и зарегистрированы в компьютере. Через 72 часа они автоматически сотрутся, но тебя уже не будет, если ты еще раньше не отправишься в Лондон.
Глава 7
Молча, я вернулся к черной «Лянче» и сел в нее. Я больше не думал об этих двух людях на переднем сидении и зажег сигарету. Я чувствовал, как стучат мои сны в голове. Одно было мне понятно: если я решаюсь присоединиться к Эфраиму и его людям – ясно, что кроме Эфраима и генерала в дело замешаны еще люди – тогда я должен, как всегда, держаться до конца. Если ты прав, ты сможешь жить, если нет, то ты труп.
Если то, что сказал Эфраим, было правдой, а я в этом не сомневался, то можно было предположить, что его помощь не раз могла бы вытащить меня из дерьма. Он был главой мощной клики в Моссад, но очевидно не самым сильным, в противном случае мне не пришлось бы уйти. Но было возможно, что это ловушка, в которую я несусь, и в которой они смогут арестовать меня.
Машина остановилась за квартал до моего дома. «Конечная остановка!» – сказал водитель. Он не хотел останавливаться прямо у моего дома, вдруг за ним уже наблюдает «наружка»? Я вышел из машины, засунул руки в карманы и медленно пошел домой. Что я теперь расскажу Белле? «Дорогая, они вышвырнули меня из Моссад, а теперь хотят меня убить, поэтому я еду в Англию»?
Взволнованный, я стоял перед переговорным устройством. Что, черт возьми, должен я сказать человеку, которого люблю, но от которого я все скрывал? Мое извинение всегда было, что я хотел ее защитить; полная чепуха – так было проще для меня самого, в любом случае – до этого момента.
И вот я стоял и хотел выдумать еще одну новую историю, вместо того, чтоб сказать правду. Я начал бояться, что во мне вовсе не осталось правды. Возможно, лучше всего было бы подняться и вообще ничего не говорить, не делать, а ждать, пока придет повестка и все решит. Я последовал бы зову моей страны, надел бы форму и пошел бы туда, куда меня пошлют. До конца недели все закончилось бы. Почетные воинские похороны, возможно, что даже премьер-министр присутствовал бы на церемонии – я же, как-никак, полковник. Это было полностью в его вкусе, он мог бы говорить все, что угодно, и никто бы не возражал.
Ради чего нужно так стараться и пытаться остаться живым? Какой в этом смысл? Возможно, эти похороны самое лучшее, что со мной могло бы случиться. Я наконец-то снова стану послушным, и на этот раз – надолго.
Но я не был человеком, который ложится и играет роль мертвеца. Если есть шанс прорваться, я схвачусь за него, как бы мал он не был. И вот я стоял, сигарета почти выкурена, а я все еще не придумал, что же сказать Белле.
Я только надеялся, что она не бросит меня. Я бросил окурок в лужу и пошел вверх по лестнице, позвонил в дверь, и Белла, глянув в глазок, открыла мне. Она вошла передо мной в жилую комнату, на ней было белое платье, черные волосы блестели. Ее свежий, чистый запах еще сильней укрепил во мне чувство того, что я – грязный монстр.
На ее красивом лице не было улыбки. Казалось, что она уже давно не улыбалась.
Она села на софу, поджала ноги и скрестила руки на груди. Я чувствовал себя не в своей тарелке и в то же время знал, что это как раз то место, где я должен находиться. Все, что мне дорого, находилось в этой милой маленькой квартирке.
Я вспомнил, как увидел ее в первый раз. Мне было шестнадцать, и я встретил ее, когда она с одним моим хорошим другом шла мне навстречу. На ней был темно-синий свитер с поперечными белыми полосками и белая лента в волнистых черных волосах. Она еще не сказала ни слова, а я уже влюбился в нее. Теперь меня терзали угрызения совести за все то горе, которое я ей причинил. Я знал, что она видит меня насквозь.
– В чем же было дело? – спросила она ироничным тоном, как будто хотела сказать: «Почему ты не рассказываешь мне твою очередную новую историю?»
Я сел напротив ее. Я принял решение.
– Они уволили меня. Я чувствовал комок в горле, когда говорил. – Я больше не принадлежу к бюро.
Она смотрела на меня, не зная, как она должна это воспринимать. Она опустила ноги и нагнулась ко мне: – Они выгнали тебя? Зачем же тогда они приходили и разговаривали с тобой внизу?
– Кое-кто пришел и сказал мне, что для меня было бы лучше побыстрей покинуть страну.
Она встала и провела ладонью по волосам, будто бы она могла найти решение проблемы, которая внезапно свалилась на нее. – О чем ты говоришь? Уйти? Куда, почему, когда?
Я встал и подсел к ней. Я обнял ее. Она излучала что-то, что смягчало тупую боль в груди. Она вырвала меня из меланхоличного оцепенения, в котором я пребывал так долго. – Успокойся, все уладится.
Она оттолкнула меня. – Куда ты уйдешь? Что будет с нами? Я же тебе говорила, что так произойдет. О, эти твои так называемые хорошие друзья, эти Йоси, Хаим и все остальные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
– О'кей, тогда я перейду сразу к делу, а потом ты можешь задавать вопросы, сколько захочешь. Ты готов думать?
– Это вопрос на засыпку? Разве можно прекратить думать?
– Нет, но после того, что ты пережил сегодня, у тебя могло все перепутаться в голове. Но все равно. Он предложил мне сигарету и сам взял одну. Генерал, приветливо улыбаясь, дал мне прикурить.
– Ты не сам выгнал себя, – продолжил Эфраим. – Тебя сделали жертвой. Но, скажем по правде, ты все равно вылетел бы, раньше или позже. В конце концов, даже лучше, что это произошло теперь. Он остановился и взглянул на меня через стекла своих позолоченных очков. – Перед тем как мы продолжим, я хочу, чтобы ты знал, что ни я, ни ты не смогли бы в этом ничего изменить. Захочешь ты нам помогать или нет, но назад ты в любом случае не сможешь вернуться.
– Подожди-ка, не так быстро. Кто меня сделал жертвой? Почему? Что, черт побери, ты имеешь в виду, говоря, что я не смогу вернуться назад? Если ты знаешь, что меня подставили, то ты сможешь прояснить дело, и я хочу, черт бы тебя побрал, чтобы ты это сделал. Можешь ли ты вообще представить, что это значит для меня – быть агентом Моссад?! Кто ты вообще на самом деле, какой-то проклятый бог-отец?!
– Заткнись, Виктор. Ты ведь хочешь только ту жизнь, ощущение которой тебе дает эта работа. Ты хочешь, чтоб не заржавело в брюках твое оружие, и ты хочешь вести такую же славную жизнь, как мы все, – ты это получишь.
– И почему же, если я для вас всех подхожу, вы вышвырнули меня вон?
– Тебя выгнали не из-за этого. Оба мужчины обменялись взглядами. Эфраим продолжил: – Есть люди, которые думают, что Моссад существует, чтобы они им пользовались. Мы должны остановить этих людей, пока не поздно.
– Не поздно? Не поздно для чего?
– Они втянут нас в войну, как это они уже сделали в Ливане.
Не было секретом, что отношения, которые правое крыло Моссад поддерживало с Баширом Жмайелем, плейбоем и харизматичным вождем христианской милиции, избранным президентом Ливана, со временем переросли в настоящую «любовь». В океане ненависти, окружавшем Израиль со всех сторон, Моссад, казалось, нашел в Ливане в лице христианских мародеров и убийц верного союзника. Но Моссад слишком разжигал эту ненависть, чтобы поддерживать статус-кво, так что Израиль был вынужден содержать и усиливать свою военную машину вместо того, чтобы повернуться к миру.
– Минутку. Как это все связано со мной? Я выбыл из игры, как сказал мне этот тип Арбель.
– Не верь всему, что ты видишь или слышишь. Есть многое, чего ты не знаешь. Ты должен мне доверять.
– Доверять тебе? Что я должен делать вместе с тобой? То, что я знаю о тебе, мне совсем не нравится. Ты распространял ложь обо мне и был, видимо, той движущей силой, которая стояла за моим увольнением из Мосс..
Внезапно меня осенило: он стоял за моим увольнением. Он хотел иметь меня для себя, для чего-то, что я должен был делать для него за пределами системы. Я уже слышал о подобных случаях в других разведках. Если в системе возникает проблема, то этого человека выгоняют, а потом используют его для себя – он хорошо подготовлен, натренирован, знает свое дело и систему и в то же время остается вне ее.
– Пойми, я знаю, что ты чувствуешь, но ты должен мне поверить, потому я взял с собой генерала. Ты ведь знаешь его, не так ли?
Я взглянул на лицо с грубыми чертами, уставившееся на меня с переднего сиденья. Его глаза сверлили меня насквозь. Я кивнул.
– Славно, а теперь слушай внимательно. У нас мало времени.
– Почему, зачем такая спешка?
– Твои друзья не уверены в тебе. Многие думают, ты сможешь вернуться. Другие думают, ты можешь раструбить обо всем, что ты знаешь.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Они хотят тебя убрать с дороги. Ты понимаешь, они хотят увидеть твой труп. Ты будешь далеко не первым.
– Так что, они хотят меня застрелить? Или сбить машиной?
– Нет, они призвали тебя в резерв и как офицера связи прикомандировали к «Армии Южного Ливана». Как долго, тебе кажется, ты проживешь в Южном Ливане?
– Они знают там меня как агента Моссад, – сказал я огорченно. – Возможно, пару часов. Это был бы приятный метод, чтобы убрать меня. Но в этой истории есть одна неувязка.
– Неужели? – улыбнулся Эфраим.
– Да, по уставу после увольнения мне положен годичный перерыв до призыва в качестве резервиста. И даже тогда меня могут направлять только в так называемые «безопасные зоны».
– У тебя же есть друзья на флоте, разве нет?
– Да.
– Почему бы тебе не позвонить им и не попросить их посмотреть, призван ты уже или нет. Там ты узнаешь, что бумаги уже отправлены. Если ты через один-два дня не покинешь страну – ты мертвец.
У меня опустились руки. До этой минуты я воспринимал все, как происходящее с кем-то другим, как будто мы говорили о какой-то гипотетической ситуации. Но это было не так. Мы говорили обо мне и о моем увольнении. Я не чувствовал страха. Я только напрягся, мои мускулы на шее затвердели. Я смотрел через заднее окно на темную ночь. В воображении я уже видел себя в могиле где-то близ шоссе на Мердж Аюн.
– Что я могу сделать? Я успокоился. – Если документы уже отправлены, армия не даст мне освобождения. Без этих проклятых бумаг и компьютерного подтверждения я не смогу покинуть страну. Я буду вам благодарен, если вы побыстрей привезете меня домой, чтобы я то короткое время, которое у меня осталось, провел со своей семьей.
– Ты действительно думаешь, что мы сидели бы в машине ночью и ждали бы тебя только ради того, чтобы сказать тебе, что с тобой случится, не имея готового решения?
Я улыбнулся: – Я слушаю.
– Когда ты придешь домой, скажи жене, что тебя выгнали из Моссад. Потом ты скажешь, что ты как раз встретил пару друзей, которые посоветовали тебе как можно быстрей покинуть страну.
– А откуда я возьму деньги?
– Ты можешь продать свою вонючую тачку.
– Сколько можно получить за такую вонючую тачку?
– Чтобы выбраться из страны, тебе нужно около пяти кусков.
– Машина стоит в лучшем случае два.
– Повесь на него табличку, что машина продается, и ты продашь ее за шесть. Поверь мне, ты ее продашь. Потом ты возьмешь билет на самолет «Тауэр Эйр» до Лондона. Ты прилетишь в аэропорт Гатвик, поселишься в гостинице «Скайуэй», и там я выйду на контакт с тобой.
– Почему ты это делаешь? Что ты имеешь с этого? Что ты хочешь от меня?
– У тебя есть мое предложение. Я советую тебе его принять. Остальное я расскажу тебе, когда мы встретимся в Лондоне, конечно, в том случае, если ты туда приедешь. Он вышел из машины и пересел на сиденье водителя.
– Делай, что он говорит, Виктор, – тихо сказал генерал. – Доверься ему, все будет хорошо.
– Как будет с освобождением от военной службы?
Не поворачиваясь, Эфраим протянул мне маленький конверт. – Бумаги в порядке и зарегистрированы в компьютере. Через 72 часа они автоматически сотрутся, но тебя уже не будет, если ты еще раньше не отправишься в Лондон.
Глава 7
Молча, я вернулся к черной «Лянче» и сел в нее. Я больше не думал об этих двух людях на переднем сидении и зажег сигарету. Я чувствовал, как стучат мои сны в голове. Одно было мне понятно: если я решаюсь присоединиться к Эфраиму и его людям – ясно, что кроме Эфраима и генерала в дело замешаны еще люди – тогда я должен, как всегда, держаться до конца. Если ты прав, ты сможешь жить, если нет, то ты труп.
Если то, что сказал Эфраим, было правдой, а я в этом не сомневался, то можно было предположить, что его помощь не раз могла бы вытащить меня из дерьма. Он был главой мощной клики в Моссад, но очевидно не самым сильным, в противном случае мне не пришлось бы уйти. Но было возможно, что это ловушка, в которую я несусь, и в которой они смогут арестовать меня.
Машина остановилась за квартал до моего дома. «Конечная остановка!» – сказал водитель. Он не хотел останавливаться прямо у моего дома, вдруг за ним уже наблюдает «наружка»? Я вышел из машины, засунул руки в карманы и медленно пошел домой. Что я теперь расскажу Белле? «Дорогая, они вышвырнули меня из Моссад, а теперь хотят меня убить, поэтому я еду в Англию»?
Взволнованный, я стоял перед переговорным устройством. Что, черт возьми, должен я сказать человеку, которого люблю, но от которого я все скрывал? Мое извинение всегда было, что я хотел ее защитить; полная чепуха – так было проще для меня самого, в любом случае – до этого момента.
И вот я стоял и хотел выдумать еще одну новую историю, вместо того, чтоб сказать правду. Я начал бояться, что во мне вовсе не осталось правды. Возможно, лучше всего было бы подняться и вообще ничего не говорить, не делать, а ждать, пока придет повестка и все решит. Я последовал бы зову моей страны, надел бы форму и пошел бы туда, куда меня пошлют. До конца недели все закончилось бы. Почетные воинские похороны, возможно, что даже премьер-министр присутствовал бы на церемонии – я же, как-никак, полковник. Это было полностью в его вкусе, он мог бы говорить все, что угодно, и никто бы не возражал.
Ради чего нужно так стараться и пытаться остаться живым? Какой в этом смысл? Возможно, эти похороны самое лучшее, что со мной могло бы случиться. Я наконец-то снова стану послушным, и на этот раз – надолго.
Но я не был человеком, который ложится и играет роль мертвеца. Если есть шанс прорваться, я схвачусь за него, как бы мал он не был. И вот я стоял, сигарета почти выкурена, а я все еще не придумал, что же сказать Белле.
Я только надеялся, что она не бросит меня. Я бросил окурок в лужу и пошел вверх по лестнице, позвонил в дверь, и Белла, глянув в глазок, открыла мне. Она вошла передо мной в жилую комнату, на ней было белое платье, черные волосы блестели. Ее свежий, чистый запах еще сильней укрепил во мне чувство того, что я – грязный монстр.
На ее красивом лице не было улыбки. Казалось, что она уже давно не улыбалась.
Она села на софу, поджала ноги и скрестила руки на груди. Я чувствовал себя не в своей тарелке и в то же время знал, что это как раз то место, где я должен находиться. Все, что мне дорого, находилось в этой милой маленькой квартирке.
Я вспомнил, как увидел ее в первый раз. Мне было шестнадцать, и я встретил ее, когда она с одним моим хорошим другом шла мне навстречу. На ней был темно-синий свитер с поперечными белыми полосками и белая лента в волнистых черных волосах. Она еще не сказала ни слова, а я уже влюбился в нее. Теперь меня терзали угрызения совести за все то горе, которое я ей причинил. Я знал, что она видит меня насквозь.
– В чем же было дело? – спросила она ироничным тоном, как будто хотела сказать: «Почему ты не рассказываешь мне твою очередную новую историю?»
Я сел напротив ее. Я принял решение.
– Они уволили меня. Я чувствовал комок в горле, когда говорил. – Я больше не принадлежу к бюро.
Она смотрела на меня, не зная, как она должна это воспринимать. Она опустила ноги и нагнулась ко мне: – Они выгнали тебя? Зачем же тогда они приходили и разговаривали с тобой внизу?
– Кое-кто пришел и сказал мне, что для меня было бы лучше побыстрей покинуть страну.
Она встала и провела ладонью по волосам, будто бы она могла найти решение проблемы, которая внезапно свалилась на нее. – О чем ты говоришь? Уйти? Куда, почему, когда?
Я встал и подсел к ней. Я обнял ее. Она излучала что-то, что смягчало тупую боль в груди. Она вырвала меня из меланхоличного оцепенения, в котором я пребывал так долго. – Успокойся, все уладится.
Она оттолкнула меня. – Куда ты уйдешь? Что будет с нами? Я же тебе говорила, что так произойдет. О, эти твои так называемые хорошие друзья, эти Йоси, Хаим и все остальные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57