Скалы остались позади.
Они взобрались на пологий холм, поросший редкими пучками желтоватой травы, похожей на осоку, остановились.
Раскинувшаяся перед ними широкая река преспокойно катила свои воды к горизонту - невозмутимая и древняя, как схимник. А не тронутая растительностью полоска глины у самой воды свидетельствовала, что река здесь часто выходит из берегов, и была девственно-чиста, как контрольная полоса на границе. Нечисть сторонится текущей воды… До нее было уардов тридцать, не больше, и Сварог уже начал было спускаться по склону, но едва заметное движение привлекло его внимание, насторожило, заставило замереть на месте.
Между ними и Ителом лежало открытое и на первый взгляд безопасное пространство - без деревьев, кустарника и скал, лишь кое-где виднелись одинокие рыжие валуны с шапками мха. И это пространство в отдельных местах почти неуловимо для глаза колыхалось - как подчас парит нагретый асфальт в полдень. Сварог присмотрелся и спустя минуту смог различить в этом колеблющемся, текущем куда-то влево мареве отдельные детали.
По берегу неспешно катились совершенно прозрачные мячи размером чуть больше футбольного; мягко касались земли, сплющивались в блин, вяло подпрыгивали, возвращая первоначальную форму, вновь падали, вновь подпрыгивали… Сотни, тысячи шаров, целое воинство прозрачных форм абсолютно беззвучно, медленно и целеустремленно продвигалось вдоль берега. Взгляд проникал сквозь них беспрепятственно, заметить мячи можно было только по тому, как искажаются очертания находящихся позади них предметов; не было у мячей ни глаз, ни ртов, ни конечностей… Однако такой жутью, такой всесокрушающей мощью, такой нечеловечностью веяло от этого бесшумного, невидимого демарша, что Сварог не сделал бы и шагу вперед, даже если б возле самой воды его ждал готовый к отлету ял с имперской эмблемой на борту.
«Наша Таня громко плачет - не пускает к речке мячик. Тише, Танечка, не плачь, не то съест тебя тот мяч», - тут же сочинил Сварог и крепко отругал себя за графоманство. Это даже не гарнизонный боевой листок. Это гораздо хуже.
Он покосился на щенка, который парил в двух уардах над землей. Щенок настороженно смотрел на стадо шаров и тихонечко рычал. Видать, армия футбольных мячей не нравилась и ему. Тогда Сварог вздохнул и сказал вслух:
– Переждем. Столько прошли, что перед последним шагом можно и отдохнуть, перекурить.
Он сел прямо на землю, скрестил ноги и закурил. Пальцы опять дрожали. В этих местах неврастеником станешь и не заметишь…
Мячи не обращали на человека с собакой ровным счетом никакого внимания - должно быть, у них был свой путь в этой жизни, с путем Сварога не пересекающийся. И то хорошо.
Спустя двадцать минут чудовищное шествие прекратилось. Несколько отставших и оказавшихся в арьергарде упругих шаров, точно наполненных ртутью, торопливо упрыгали за основным отрядом… и все прекратилось.
На всякий пожарный Сварог выждал еще минут пяток, но ничего подозрительного больше не происходило. Тогда он встал и отряхнулся. Сказал щенку:
– Ну, брат, кажется, дорога свободна. Надеюсь.
И зашагал к реке, каждой порой тела ожидая подвоха от солнечного полудня.
Однако ничего не случилось.
Увы, у него не было ни лодки, ни корабля, и не из чего смастерить плот. Возможно, и существовали заклятия на сей счет, но они покоились где-то в архивах - ну зачем лару бревна или лодки?
Сварог стоял на каменистом берегу, у его ног тихо поплескивали невысокие зеленоватые волны, а на противоположном берегу, далеком, подернутом дымкой, виднелись те же скалы. Висела первозданная тишина, предстояли долгие дни пути, а у дней были ночи - время нечисти.
– Если мы отсюда выберемся, малыш, мы будем героями, - сказал Сварог.
Он безрадостно смотрел на широкую, спокойную реку - и вздрогнул, протер глаза.
Нет, никаких сомнений - по течению плыл трехмачтовый корабль. На мачтах поднято только по одному парусу, самому верхнему, - Сварог не знал, как они называются, - и парус на бушприте, под которым красовалась золоченая конская голова. Корабль был большой, океанский, с двойным рядом распахнутых пушечных портов.
Глава вторая. ЧЕСТЬ ИМЕЮ ПРЕДСТАВИТЬСЯ
Над водой вдруг пронесся тягучий, раскатистый грохот - и далеко за кормой корабля взмыл белопенный столб. Почти сразу же грохот повторился, и снова, и снова, поднятые взрывами водяные конусы, казалось, протянулись по ниточке, словно шеренга солдат на смотру. От неожиданности Сварог выпустил тесьму, легкий ветерок понес щенка над рекой. Сварог, опомнившись, забежал в воду по колени, поймал конец, сгоряча выкрикнул заклинание. Вмиг отяжелевший щенок рухнул ему на грудь, сшиб в воду и негодующе завопил. Промокший насквозь Сварог выволок его на берег, пробормотал:
– Полежи пока…
И заорал так, что его, должно быть, слышали на том берегу, побежал следом, вопя, как сто Робинзонов, размахивая руками. Благонамеренных людей, законопослушных бюргеров никак не могло занести в Хелльстад, но выбирать не приходилось. Пираты, авантюристы, контрабандисты, жаждущие подвигов и приключений, бесшабашные оборванные рыцари Вольных Маноров - все лучше, чем здешние чудовища.
Потом опомнился. Да, он никогда не видел тех, кто ходит по земле, а не обитает на летающих островах, не разговаривал с ними… Один раз только подслушал беседу крестьян, но это было, так сказать, в порядке ознакомления с подслушивающей аппаратурой ларов. Однако и там, и там живут люди. Стало быть, и флибустьеры, и добропорядочные граждане наверняка задумаются, повстречав в Хелльстаде человека в форме советских ВДВ, о которых на Таларе слыхом не слыхивали. Задумаются и насторожатся. Насторожатся и…
Не рискнув продолжать логическую цепочку, Сварог забежал за прибрежный валун, сорвал с себя форму (едва рукав не порвал, зацепившись перстнем), скинул ботинки (носки действительно пованивали, но сейчас было не до приличий) и сжег камуфляжную в пепел (на всякий пожарный).
Комбинацию творящих графский наряд заклинаний он знал назубок, да и свой костюм помнил прекрасно, поэтому получилось с первого раза. Он споро облачился в бриджи, рубаху и кафтан, натянул сапоги, переложил шаур в карман и выскочил на открытое место. Вторая часть Мерлезонского балета превратилась в костюмированный бал.
Он заорал еще громче, но уже от радости - его явно заметили. На фоне путаницы снастей промелькнули быстро карабкавшиеся снизу вверх фигурки, захлопотали, свертывая паруса, до берега донесся грохот якорной цепи. Вскоре от борта отвалила большая шлюпка и взяла курс прямо на Сварога.
Сварог ждал, весь подобравшись. Щенок, оставшийся у воды уардах в ста от него, вопил, как резаный. Шлюпка остановилась недалеко от берега, хрустнула днищем по песку мелководья, тот, что сидел на носу, небрежно и умело навел на Сварога арбалет. Стрела была с серебряным наконечником - вполне понятная и уместная здесь предосторожность.
Судя по физиономиям, самой разнообразной одежде вместо морской формы и богатому ассортименту навешанного на каждого оружия, народ был видавший виды и напрочь лишенный сентиментальности. Тот, что с арбалетом, выглядел чуточку интеллигентнее, но и он не казался чужим в компании - этакий бакалавр неизвестных наук, в силу сложности жизни и непредсказуемости ее течения давно и бесповоротно прибившийся к пиратской вольнице. Залысины открывают высокий лоб, на плечи падают пряди седеющих темных волос. Этот человек и нарушил напряженную тишину:
– Ну, и что вы нам интересного скажете?
Кто-то жизнерадостно заржал, но тут же утих.
– Мне бы убраться отсюда, - сказал Сварог. - Здесь неуютно.
На этот раз заржали все, кроме человека с арбалетом, принялись толкать друг друга локтями, орать наперебой: «Нет, слышал? Неуютно тут!», и вновь заливаться хохотом. Тут во всю мочь взвыл щенок, обиженный отсутствием внимания, и гогот сразу стих.
– Добыл-таки! - громко удивился кто-то, и на Сварога стали посматривать с уважением. Человек с арбалетом опустил оружие, что-то решая про себя. Наконец сказал:
– Забирайте собаку и лезьте в лодку. Живо!
Сварог опрометью кинулся за щенком. В шлюпку его пришлось тащить на плечах - Сварог не хотел показывать свои способности, открываться. Пока что все козыри у них на руках, так что не мешает и ему утаить парочку в рукаве…
Забираясь в шлюпку, он зачерпнул голенищами воды, и теперь в сапогах отвратительно хлюпало. «Зато хоть носки постираются», - невесело подумал он.
Компания в шлюпке - семеро субчиков, исключая Сварога, - подобралась как по заказу. Таких мордоворотов любят приглашать на съемки детских фильмов про пиратов, и Сварог чувствовал себя немного не в своей тарелке. Из-под цветастых бандан, повязанных на головах некоторых, выбиваются спутанные пряди немытых, нечесаных волос, у кого-то не хватает пальцев на руке, у двоих один глаз закрыт черной повязкой, а второй сверкает бесшабашной удалью, рожи небритые, посверкивают золотые серьги в ушах, при каждом взмахе весел глухо ударяются о борт кривые сабли, заткнутые за пояс - длинную яркую полосу материи, обернутую вокруг бедер. Все мускулистые, разрисованные вдоль и поперек татуировками и шрамами, в потрепанных кафтанах нараспашку… Исключение составлял, пожалуй, только человек с арбалетом - было в его лице что-то от благородного господина. А вот тип, красной рубахой и копной черных волос смахивающий на цыгана-конокрада, перехватил взгляд Сварога, расплылся в злорадной ухмылке, обнажив коричневые остатки зубов, и провел большим пальцем себе поперек горла - жест не только интернациональный, но и межпланетный, надо понимать. Сварог отвернулся.
Он сидел на корме и смотрел, как приближается светло-коричневый с синими полосами борт корабля, начищенные медные буквы на носу: «Божий любимчик». Флаг на корме - красно-зеленый с тремя золотыми стрелами стандарт княжества Ортог, одного из Вольных Майоров, даже если и подкреплен был должными документами, означал примерно то же самое, что во времена Сварога Панамский и либерийский. Из-за отсутствия других источников дохода имевшее доступ к морю княжество торговало своим флагом, выдавая патенты порта приписки без особо придирчивых расспросов, за что неоднократно огребало резкие дипломатические ноты. Но в таком положении дел были заинтересованы и судовладельцы крупных держав, обделывавшие под удобным флагом дурно пахнущие делишки, так что дело всегда как-то улаживалось. Возможно, пираты. Или пираты не каждый день, совмещавшие это занятие с купеческими делами (здесь, как когда-то на Земле, таковое совместительство кое-где процветало и считалось самым житейским делом). Как бы там ни было, и тем, и другим вроде бы незачем забираться в Хелльстад. Странно. Одно ясно - с нечистой силой они не имеют ничего общего, спасибо и на том…
Не такая уж это была вольница - подняв на талях шлюпку, гребцы дисциплинированно улетучились куда-то, остался только человек с арбалетом. Сварог украдкой огляделся - палуба была чистая, недавно надраенная. Свистела боцманская дудка, хлопали распускаемые паруса. Сварог уложил щенка у борта и вопросительно взглянул на человека с арбалетом. Тот мотнул головой в сторону:
– Капитан. Боцман.
К ним приближался здоровенный краснолицый мужик, чисто выбритый, с роскошными бакенбардами. В левом ухе у него сверкала целой пригоршней разноцветных каменьев замысловатая серьга, больше похожая на головоломку, расшитый золотом вишневый бархатный кафтан, надетый на голое тело, являл зрителю мощную волосатую грудь, на коей красной тушью наколота русалка в объятиях осьминога - тремя щупальцами морской житель лапал деву, а в остальных держал бутылки и штопор. Пониже, только на сей раз синим и зеленым, была изображена еще одна бытовая сцена из морской жизни - на краю огромной бочки, свесив в нее ноги, восседал моряк, имевший некоторое сходство с капитаном, а плававшая в бочке русалка ублажала его, как выражаются дипломированные сексологи, орогенитальным способом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Они взобрались на пологий холм, поросший редкими пучками желтоватой травы, похожей на осоку, остановились.
Раскинувшаяся перед ними широкая река преспокойно катила свои воды к горизонту - невозмутимая и древняя, как схимник. А не тронутая растительностью полоска глины у самой воды свидетельствовала, что река здесь часто выходит из берегов, и была девственно-чиста, как контрольная полоса на границе. Нечисть сторонится текущей воды… До нее было уардов тридцать, не больше, и Сварог уже начал было спускаться по склону, но едва заметное движение привлекло его внимание, насторожило, заставило замереть на месте.
Между ними и Ителом лежало открытое и на первый взгляд безопасное пространство - без деревьев, кустарника и скал, лишь кое-где виднелись одинокие рыжие валуны с шапками мха. И это пространство в отдельных местах почти неуловимо для глаза колыхалось - как подчас парит нагретый асфальт в полдень. Сварог присмотрелся и спустя минуту смог различить в этом колеблющемся, текущем куда-то влево мареве отдельные детали.
По берегу неспешно катились совершенно прозрачные мячи размером чуть больше футбольного; мягко касались земли, сплющивались в блин, вяло подпрыгивали, возвращая первоначальную форму, вновь падали, вновь подпрыгивали… Сотни, тысячи шаров, целое воинство прозрачных форм абсолютно беззвучно, медленно и целеустремленно продвигалось вдоль берега. Взгляд проникал сквозь них беспрепятственно, заметить мячи можно было только по тому, как искажаются очертания находящихся позади них предметов; не было у мячей ни глаз, ни ртов, ни конечностей… Однако такой жутью, такой всесокрушающей мощью, такой нечеловечностью веяло от этого бесшумного, невидимого демарша, что Сварог не сделал бы и шагу вперед, даже если б возле самой воды его ждал готовый к отлету ял с имперской эмблемой на борту.
«Наша Таня громко плачет - не пускает к речке мячик. Тише, Танечка, не плачь, не то съест тебя тот мяч», - тут же сочинил Сварог и крепко отругал себя за графоманство. Это даже не гарнизонный боевой листок. Это гораздо хуже.
Он покосился на щенка, который парил в двух уардах над землей. Щенок настороженно смотрел на стадо шаров и тихонечко рычал. Видать, армия футбольных мячей не нравилась и ему. Тогда Сварог вздохнул и сказал вслух:
– Переждем. Столько прошли, что перед последним шагом можно и отдохнуть, перекурить.
Он сел прямо на землю, скрестил ноги и закурил. Пальцы опять дрожали. В этих местах неврастеником станешь и не заметишь…
Мячи не обращали на человека с собакой ровным счетом никакого внимания - должно быть, у них был свой путь в этой жизни, с путем Сварога не пересекающийся. И то хорошо.
Спустя двадцать минут чудовищное шествие прекратилось. Несколько отставших и оказавшихся в арьергарде упругих шаров, точно наполненных ртутью, торопливо упрыгали за основным отрядом… и все прекратилось.
На всякий пожарный Сварог выждал еще минут пяток, но ничего подозрительного больше не происходило. Тогда он встал и отряхнулся. Сказал щенку:
– Ну, брат, кажется, дорога свободна. Надеюсь.
И зашагал к реке, каждой порой тела ожидая подвоха от солнечного полудня.
Однако ничего не случилось.
Увы, у него не было ни лодки, ни корабля, и не из чего смастерить плот. Возможно, и существовали заклятия на сей счет, но они покоились где-то в архивах - ну зачем лару бревна или лодки?
Сварог стоял на каменистом берегу, у его ног тихо поплескивали невысокие зеленоватые волны, а на противоположном берегу, далеком, подернутом дымкой, виднелись те же скалы. Висела первозданная тишина, предстояли долгие дни пути, а у дней были ночи - время нечисти.
– Если мы отсюда выберемся, малыш, мы будем героями, - сказал Сварог.
Он безрадостно смотрел на широкую, спокойную реку - и вздрогнул, протер глаза.
Нет, никаких сомнений - по течению плыл трехмачтовый корабль. На мачтах поднято только по одному парусу, самому верхнему, - Сварог не знал, как они называются, - и парус на бушприте, под которым красовалась золоченая конская голова. Корабль был большой, океанский, с двойным рядом распахнутых пушечных портов.
Глава вторая. ЧЕСТЬ ИМЕЮ ПРЕДСТАВИТЬСЯ
Над водой вдруг пронесся тягучий, раскатистый грохот - и далеко за кормой корабля взмыл белопенный столб. Почти сразу же грохот повторился, и снова, и снова, поднятые взрывами водяные конусы, казалось, протянулись по ниточке, словно шеренга солдат на смотру. От неожиданности Сварог выпустил тесьму, легкий ветерок понес щенка над рекой. Сварог, опомнившись, забежал в воду по колени, поймал конец, сгоряча выкрикнул заклинание. Вмиг отяжелевший щенок рухнул ему на грудь, сшиб в воду и негодующе завопил. Промокший насквозь Сварог выволок его на берег, пробормотал:
– Полежи пока…
И заорал так, что его, должно быть, слышали на том берегу, побежал следом, вопя, как сто Робинзонов, размахивая руками. Благонамеренных людей, законопослушных бюргеров никак не могло занести в Хелльстад, но выбирать не приходилось. Пираты, авантюристы, контрабандисты, жаждущие подвигов и приключений, бесшабашные оборванные рыцари Вольных Маноров - все лучше, чем здешние чудовища.
Потом опомнился. Да, он никогда не видел тех, кто ходит по земле, а не обитает на летающих островах, не разговаривал с ними… Один раз только подслушал беседу крестьян, но это было, так сказать, в порядке ознакомления с подслушивающей аппаратурой ларов. Однако и там, и там живут люди. Стало быть, и флибустьеры, и добропорядочные граждане наверняка задумаются, повстречав в Хелльстаде человека в форме советских ВДВ, о которых на Таларе слыхом не слыхивали. Задумаются и насторожатся. Насторожатся и…
Не рискнув продолжать логическую цепочку, Сварог забежал за прибрежный валун, сорвал с себя форму (едва рукав не порвал, зацепившись перстнем), скинул ботинки (носки действительно пованивали, но сейчас было не до приличий) и сжег камуфляжную в пепел (на всякий пожарный).
Комбинацию творящих графский наряд заклинаний он знал назубок, да и свой костюм помнил прекрасно, поэтому получилось с первого раза. Он споро облачился в бриджи, рубаху и кафтан, натянул сапоги, переложил шаур в карман и выскочил на открытое место. Вторая часть Мерлезонского балета превратилась в костюмированный бал.
Он заорал еще громче, но уже от радости - его явно заметили. На фоне путаницы снастей промелькнули быстро карабкавшиеся снизу вверх фигурки, захлопотали, свертывая паруса, до берега донесся грохот якорной цепи. Вскоре от борта отвалила большая шлюпка и взяла курс прямо на Сварога.
Сварог ждал, весь подобравшись. Щенок, оставшийся у воды уардах в ста от него, вопил, как резаный. Шлюпка остановилась недалеко от берега, хрустнула днищем по песку мелководья, тот, что сидел на носу, небрежно и умело навел на Сварога арбалет. Стрела была с серебряным наконечником - вполне понятная и уместная здесь предосторожность.
Судя по физиономиям, самой разнообразной одежде вместо морской формы и богатому ассортименту навешанного на каждого оружия, народ был видавший виды и напрочь лишенный сентиментальности. Тот, что с арбалетом, выглядел чуточку интеллигентнее, но и он не казался чужим в компании - этакий бакалавр неизвестных наук, в силу сложности жизни и непредсказуемости ее течения давно и бесповоротно прибившийся к пиратской вольнице. Залысины открывают высокий лоб, на плечи падают пряди седеющих темных волос. Этот человек и нарушил напряженную тишину:
– Ну, и что вы нам интересного скажете?
Кто-то жизнерадостно заржал, но тут же утих.
– Мне бы убраться отсюда, - сказал Сварог. - Здесь неуютно.
На этот раз заржали все, кроме человека с арбалетом, принялись толкать друг друга локтями, орать наперебой: «Нет, слышал? Неуютно тут!», и вновь заливаться хохотом. Тут во всю мочь взвыл щенок, обиженный отсутствием внимания, и гогот сразу стих.
– Добыл-таки! - громко удивился кто-то, и на Сварога стали посматривать с уважением. Человек с арбалетом опустил оружие, что-то решая про себя. Наконец сказал:
– Забирайте собаку и лезьте в лодку. Живо!
Сварог опрометью кинулся за щенком. В шлюпку его пришлось тащить на плечах - Сварог не хотел показывать свои способности, открываться. Пока что все козыри у них на руках, так что не мешает и ему утаить парочку в рукаве…
Забираясь в шлюпку, он зачерпнул голенищами воды, и теперь в сапогах отвратительно хлюпало. «Зато хоть носки постираются», - невесело подумал он.
Компания в шлюпке - семеро субчиков, исключая Сварога, - подобралась как по заказу. Таких мордоворотов любят приглашать на съемки детских фильмов про пиратов, и Сварог чувствовал себя немного не в своей тарелке. Из-под цветастых бандан, повязанных на головах некоторых, выбиваются спутанные пряди немытых, нечесаных волос, у кого-то не хватает пальцев на руке, у двоих один глаз закрыт черной повязкой, а второй сверкает бесшабашной удалью, рожи небритые, посверкивают золотые серьги в ушах, при каждом взмахе весел глухо ударяются о борт кривые сабли, заткнутые за пояс - длинную яркую полосу материи, обернутую вокруг бедер. Все мускулистые, разрисованные вдоль и поперек татуировками и шрамами, в потрепанных кафтанах нараспашку… Исключение составлял, пожалуй, только человек с арбалетом - было в его лице что-то от благородного господина. А вот тип, красной рубахой и копной черных волос смахивающий на цыгана-конокрада, перехватил взгляд Сварога, расплылся в злорадной ухмылке, обнажив коричневые остатки зубов, и провел большим пальцем себе поперек горла - жест не только интернациональный, но и межпланетный, надо понимать. Сварог отвернулся.
Он сидел на корме и смотрел, как приближается светло-коричневый с синими полосами борт корабля, начищенные медные буквы на носу: «Божий любимчик». Флаг на корме - красно-зеленый с тремя золотыми стрелами стандарт княжества Ортог, одного из Вольных Майоров, даже если и подкреплен был должными документами, означал примерно то же самое, что во времена Сварога Панамский и либерийский. Из-за отсутствия других источников дохода имевшее доступ к морю княжество торговало своим флагом, выдавая патенты порта приписки без особо придирчивых расспросов, за что неоднократно огребало резкие дипломатические ноты. Но в таком положении дел были заинтересованы и судовладельцы крупных держав, обделывавшие под удобным флагом дурно пахнущие делишки, так что дело всегда как-то улаживалось. Возможно, пираты. Или пираты не каждый день, совмещавшие это занятие с купеческими делами (здесь, как когда-то на Земле, таковое совместительство кое-где процветало и считалось самым житейским делом). Как бы там ни было, и тем, и другим вроде бы незачем забираться в Хелльстад. Странно. Одно ясно - с нечистой силой они не имеют ничего общего, спасибо и на том…
Не такая уж это была вольница - подняв на талях шлюпку, гребцы дисциплинированно улетучились куда-то, остался только человек с арбалетом. Сварог украдкой огляделся - палуба была чистая, недавно надраенная. Свистела боцманская дудка, хлопали распускаемые паруса. Сварог уложил щенка у борта и вопросительно взглянул на человека с арбалетом. Тот мотнул головой в сторону:
– Капитан. Боцман.
К ним приближался здоровенный краснолицый мужик, чисто выбритый, с роскошными бакенбардами. В левом ухе у него сверкала целой пригоршней разноцветных каменьев замысловатая серьга, больше похожая на головоломку, расшитый золотом вишневый бархатный кафтан, надетый на голое тело, являл зрителю мощную волосатую грудь, на коей красной тушью наколота русалка в объятиях осьминога - тремя щупальцами морской житель лапал деву, а в остальных держал бутылки и штопор. Пониже, только на сей раз синим и зеленым, была изображена еще одна бытовая сцена из морской жизни - на краю огромной бочки, свесив в нее ноги, восседал моряк, имевший некоторое сходство с капитаном, а плававшая в бочке русалка ублажала его, как выражаются дипломированные сексологи, орогенитальным способом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33