Сдохну – закопают, ну, бухнут, так уж положено, и все. А через год и помянуть никто не уподобится. Так вот и решил я напоследок все-таки такое отчубучить, чтоб, значится, обо мне хоть год-два поговорили. Ясно дело, подвига я уже не свершу. Но ведь и просто что-то хорошее сделать – это уже подвиг. Туточки, понятное дело, бандюга этот, Степка. Но мужик мировой. Чем-то он мне меня напомнил. Тоже всех в гробу видал. Но знаешь что задело меня? Степка за пацаненка брата свово готов себя в руки новым русским отдать. Я бы, наверное, ни в жисть на такое дело не пошел, а этот готов. Да и не дело, когда мальчонку заместо приманки подставляют. Мы уж на что оглоеды были, но такое даже не помышляли. Убить кого-то – оно, конечно, завсегда готовые были. Но детей… Вот я и вспомнил Мишку Топорика. Какой ты мужик был. Тебя и Топориком прозвали за силушку твою. Топоры метал, как ножички. И втыкал куда нужно. Даже в спичечный коробок на спор. Помнишь?
– А как же, – кивнул Топорик. – С малых лет ножи и топоры кидал, да и силушка была дай Бог. Это счас зубья в стакане держу. Давай еще выпьем? Тогда и разговор веселей пойдет.
– Нам-то, собственно, уж и говорить не о чем, – пожал плечами Робинзон.
– У тебя зубы в стакане, а у меня пусть мало, но свои. Да и по духу я, видать, здоровее тебя буду. Ништяк хоть напоследок свиделись. – Кряхтя, он встал. – А внучатый твой, видать, на мафию пашет. Я его признал. Он в тех краях с парнишками гулял. Наверное, и зараз туда отправляется. Если хошь, можешь сказать ему, за просто так они Атамана не получат. Понятное дело, у них сила имеется. Но кроме силы, в таких делах злость нужна. А у Атамана ее полно, злости этой, через край плещет. Ну лады, – кивнул он. – Покедова.
– Погодь, – попытался остановить его Топорик. – Ты ж подпитый. Куды поедешь? Гаишники сразу…
– Меня они не останавливают, – усмехнулся Робинзон. – Знают, что брать неча. В общем, бувай здоров, Мишка, и не кашляй. – Сделав шаг к двери, остановился. – Сигареты, которые внучатый твой дает, не дыми. Они на кровушке детской заработаны. – Сказав это, вышел.
Топорик, с матом ухватив бутылку за горлышко, бросил ее в стену.
– Сынок. – Рита бросилась навстречу Степе. Мальчик, обхватив мать за шею, прижался к ее плечу и громко заплакал.
– Не забудьте, – услышала она мужской голос, – что вам сказали. Мы ждем три дня.
Вскинув голову, она взглянула на стоявшего у порога парня. И столько было ненависти в глазах женщины, что тот попятился. Споткнулся о сбитый половик и чуть не упал. Молча выскочил на улицу и, оглядываясь, словно ожидая выстрела в спину, торопливо пошел к калитке.
– Ты чего как ошпаренный бежишь? – насмешливо спросил его сидевший за рулем «девяносто девятой» боевик. Не отвечая, тот сел и хлопнул дверцей.
– Тебя били? – плача, гладя мальчика по голове, спросила Рита.
– Нет. Кормили три раза. Там какие-то две женщины были и парни. Мне они ничего не говорили. Все дядю Степу вспоминали. Его убить хотят. – Он шмыгнул носом и снова заплакал. – И папу тоже.
– Мы сейчас же уедем, – вытерев слезы, заторопилась Рита. – Поедем в Пензу, к тете Маше. Сейчас. – Кинувшись было собирать вещи, остановилась.
В окно увидела куривших у мотоцикла двоих парней в шлемах с закрытыми затемненными щитками лицами. Тяжело вздохнула. Зазвонил телефон. Вздрогнув, она схватила сына, прижала его к себе. Телефон звонил не смолкая. Отпустив Степу, она подошла и осторожно, словно боясь обжечься, взяла трубку.
– Алло, – услышала Рита хрипловатый мужской голос, – мне Риту Орехову надобно.
– Кто это? – всхлипнула она.
– Ты, девонька, Рита? – спросил звонивший.
– Я.
– За мужика не боись, – услышала Рита. – И Степан с ним. За сына тоже не боись. Он…
– Он дома, – сказала она. – Его только что привезли. Но если Степан через три дня не сдастся, и… Они говорят, что снова заберут Степку. Вы скажите…
– Все обскажу, милая, – перебил ее мужчина. – Ты не волнуйся особо. Все хорошо будет.
Не прощаясь, он повесил трубку. Она несколько секунд растерянно смотрела в окно на куривших парней, затем, опомнившись, осторожно положила трубку.
– Кто это, мам? – испуганно спросил сын.
– Папа живой, – тихо, словно боясь, что кто-то может услышать, ответила она. – Привет нам передавал.
– А здесь кто живет? – Шустрый кивнул на одиноко стоявший дом.
– Дед какой-то придурочный, – усмехнулся сидевший за рулем «Явы» Родион. – Он лет сорок назад от ментов на островках скрывался. Тут на реке…
– Менты, – не дал договорить ему сидевший за ним крепкий парень.
– И что? – усмехнулся Шустрый. – У нас тоже мусора есть. Кэп, – он взглянул на рослого мужчину, – перетри с ними на понятном ментам языке.
– Понял, – кивнул тот и неторопливо пошел навстречу троим автоматчикам.
Остановившись, что-то сказал и, сунув руку в боковой карман, вытащил удостоверение.
– Нашел место для отпуска, – усмехнулся милиционер в бронежилете. – Нарвется на Атамана, он ему устроит бессрочный отгул.
– Да он знает, – кивнул на Кэпа второй. – Остальные, наверное, тоже из милиции. Он старший лейтенант отдела по борьбе с наркотой. Другие тоже ребята не балуй, и оружие наверняка имеется. Так что Атаман сам нарваться может. Подумает, туристы, а они его и цапнут.
– Скорей бы его или взяли, – сказал третий, – или убили. Надоело сутками по полям да деревням шарить. Все сады пролезли. – Он сплюнул. – А жара какая! – Он расстегнул бронежилет. – Скорей бы дед вернулся, у него молоко стоящее. Холодное, – вздохнул он, – и жажду утоляет, и есть особо после него не хочется.
– Дедок еще тот, – усмехнулся первый. – Если Атаман на него выйдет, он точняком его картечью нашпигует. А может, и договорятся, птицы одного полета. Я слышал, как в управе говорили об этом Робинзоне. Тот еще бандюга. Он с бандеровцами в начале пятидесятых загуливал. Потом они где-то возле Харькова, кажется, поезд какой-то взяли. Там в почтовом вагоне золото было. Робинзон вроде пострелял всех и с золотом один ушел. У него здесь в области какой-то родственник жил. Вот он…
– Да нет, – возразил второй. – Солдаты других положили, а он уйти сумел. С золотом. Здесь попытались его взять, родственник сообщил в КГБ. Он отстрелялся и ушел. Где-то на островках на слиянии Клязьмы и Судогды три года жил. Считали, что полоумный какой-то. Облавы устраивали, но он уходил всегда. А потом взяли. Он, гад, – засмеялся милиционер, – из лука в солдат стрелял. Говорят, ранил одного, но золота так и не нашли. Он сказал, что где-то по дороге его бросил. Его провозили по всем местам, где был, но ничего не нашли. Он и в лагере, говорят, конвоира убил. И ранил одного. В общем, как раз Атаману подельник.
– Атаман его сразу пристрелит, – усмехнулся старший поста. – Ему на хрен такой подельник не нужен. Я вот командиров не пойму, работаем по освобождению заложника. Кто заложник? Брат Атамана? Да он убит уже давно. Или и брат заодно с Атаманом.
– Нас запросто и без собак найдут, – буркнул Атаман. – Ты воняешь, как хорек. Чего нахавался? – усмехнулся он.
– Перестань, – недовольно попросил Виктор. – Я и сам чувствую, что запах, как в туалете. А в тюрьме вас в туалет водили?
– Все в камере, – усмехнулся Степан. – И спальня, и столовая, и сортир.
Скорей бы дедок вернулся, а то хрен его знает что там, наверху. Может, мусора нас измором берут. Или орелики Кардинала сидят и дожидаются, пока мы не вылезем, д чего? Робинзона инфаркт стебанул и…
– А ты не подумал о том, – перебил его брат, – что дед мог сказать о нас этим парням?..
– Дед не из тех, кто стучит налево-направо. Робинзон все время один, он плюет на все и всех. Деньги его не интересуют. Да и жить осталось недолго. В общем, я не умею много базарить, – Степан усмехнулся, – но Робинзону верю. Даже если из него выбивать будут о нас, хренушки чего узнают.
– А я не уверен. Ведь с золотом, помнишь, он рассказывал, он ушел один. Почему?
– Молодой был. Тогда время другое было. Но сколько леи прошло. Да, короче. Хватит. Даже если ты прав и дед нас подставит, выхода все равно нет. Мы с тобой даже вылезти не можем.
– Почему? Я могу поднять…
– Потому, – рявкнул Степан, – что не знаем, что или нас там ждет!
– Мне плевать, кто там. У меня сын с женой…
– Об этом мы уже базарили. И хорош, давай на этом остановимся. Уже семь часов прошло. Где же Робинзон?
– Здоров, дед, – весело приветствовал милиционер выходившего из «Волги» Робинзона.
– Здоровеньки булы, – кивнул тот. – Заждалися, наверное. – Хитро прищурившись, он взглянул на стоявших чуть дальше двух других. – О-о-о, – протянул он. – Да вас поболе стало. Или бандюка нашли? По дорогам столько вашего брата стоит, с автоматами. Проверяют всех. Меня и то трижды тормознули. Багажник смотрели. А я того… – Робинзон щелкнул себя под кадык. – Выпимши. Другана старого навестил, вот и думал: зараз под старость отнимут права. Но ниче, им, видать, этот бандюка нужен. Проверили – и давай, дед, катись. Пошли, – направляясь к дому, позвал он, – молочка вынесу.
– Не надо, – недовольно оглянувшись, буркнул милиционер. – Здесь омоновцы. Так что спасибо, дед, но не надо.
– Видать, суровый народ эти омоновцы, – усмехнулся Робинзон.
– Суки, – отводя бинокль от глаз, буркнул Бугор. – Их здесь полно, а Ниндзя визжит: почему Атамана до сих пор не нашли? Были бы у нас права, как у мусоров, давно бы взяли. Каждую хатенку на уши поставили бы. Он точняком у кого-то куркуется.
– Тут парни прикатили, – проговорил один из пятерых. – Сынка Ореховых Ниндзя, говорят, вернул бабе. Этой, женушке…
– Значит, так надо, – перебил его Михаил. – Ниндзя знает что делает.
– Менты, – тревожно буркнул смотревший в сторону поля парень.
– Валим, – садясь на мотоцикл, бросил Бугор.
– Стоять! – раздался громкий крик.
– Замерли! – вторил ему крик второго. Мотоциклы, взревев моторами, рванулись с места. Бегущий первым омоновец вскинул автомат.
– Не стрелять, – приказал старший. – Это не Атаман. А этих приказано пугать, но не стрелять. Конечно, если они сами не начнут.
– Наконец-то. – Атаман опустил руку с пистолетом и облегченно вздохнул.
– А то мы уже…
– Звонил твоей, – сказал Робинзон. – Все в порядке у них. Сынуля твой дома. Правда, с небольшим, значится, условием. – Сев, достал пачку сигарет.
– Условие ясное, – криво улыбнулся Атаман. – Но странно, что они его отпустили.
– А тугочки ничего странного и нету, – возразил Робинзон. – Они сейчас правильную стратегию выбрали. Показали, что могут делать что захотят. Счас возвернули мальчонку, и опять-таки не за просто так. Ежели Степка не отдастся, мы его сызнова заберем. Мол, и в милицию могете идтить, но мы сила. Но, видать, твоя баба что-то отчубучила, – сказал он, взглянув на Виктора. – Они поняли, что она ради сынка на все пойдет. А зараз он с нею, и им легче. Силушку свою показали. А вы думайте.
– Чего тут думать-то, – буркнул Степан. – Как только без атаса смогу к ним попасть, пусть хапнут. Я бы и сейчас вылез, но ведь и выстрелить ни разу не дадут. Ментов полно, да и он, – он кивнул на брата, – как подельник пойдет. Вот бы проскочить в город. Там все проще было бы. Отоварил бы я тебя, братишка, так, слегка. Связал и оставил бы где-нибудь. А сам к этим псам пошел. Парочку завалить все равно успел бы. А так – не могу. Да еще знать, что племяша из-за меня вот-вот сцапают снова… Но сейчас рано, да и нельзя. – Поморщившись, он слегка погладил раненое плечо.
– Дай-ка гляну, – вспомнил Робинзон.
– Давай, доктор Айболит, – усмехнулся Атаман.
Робинзон, подвинув ближе фонарь, взглянул на Виктора.
– Ты тамочки у входа посиди. А то мало ли какой враг нагрянет. – Разрезав рукав рубашки, посмотрел на твердый от запекшейся крови бинт. Покачал головой. – Когда менял повязку?
– Дней пять назад. Потом все как-то некогда было.
– Пуля тамочки? – обрызгивая бинт перекисью водорода, спросил Робинзон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89